уж не увидишь своих чад никогда! В городе-то орудуют одни маньяки и насильники. Только детей увидят – так чпок топориком! – бедняжки отдают богу душу». Три часа пугала, а потом выпросила крышек для банок и ушла. Вы же знаете, как она умеет наводить страх. Просто до дрожи пробирает. И понимаешь, что врет, а все равно волнуешься.
– Опять эта Гундюша! – рассердилась Липучка. – Ну, я ей как-нибудь покажу!
– Не называй ее Гундюшей! Зинаида Михайловна – пожилой человек. Возможно, и припугнет иногда, так ведь из лучших побуждений.
– Ее весь поселок так дразнит. Гундюша она и есть Гундюша! – упрямилась Лена.
Зинаида Михайловна была злой и болтливой старухой с соседней дачи. Весь день она ходила по поселку, опираясь на палку, и пользовалась любым поводом, чтобы напугать дачников и испортить им настроение. Стоило, например, кому-нибудь упомянуть, что он уколол палец гвоздем, как Гундюша делала соболезнующее лицо, морщилась и говорила: «Гвоздь-то ржавый был? Ну, почитай, милок, ты уж на том свете! Про заражение крови слыхал? Вон у меня сестра Алла гвоздем укололась, так уж три года на кладбище...»
– Но у меня же палец совсем не болит! Я его сразу йодом смазал и забинтовал, – пытался успокоиться собеседник.
– Ну так что ж, что йодом... У меня сестра вон тоже йодом мазала, даже к доктору ездила. Переливание крови ей делали, да разве помогло? Ну да ты, милок, не расстраивайся, авось и выживешь... Чего ж ты побледнел весь? Я-то к тебе зашла сахару занять.
Гундюша одалживала у огорченного человека сахар и довольная, что испортила ему настроение на весь день, удовлетворенно шла к следующей соседке. Та в разговоре случайно упомянула, что муж должен был два часа назад приехать на машине из города, а его все нет и нет.
Едва услышав об этом, Михайловна всплескивала руками и начинала пугать:
– Ну, милая, крепись! Всякое может случиться. Про аварии слыхала? Вчера вон на нашей дороге две машины столкнулись, так три человека погибли. Такие вот дела, матушка. Ну да ты, милая, не печалься. Не все ж погибают. Может, твой и выживет, только калекой останется. У моей сестры Аллы муж обеих ног в аварии лишился... Так и твой небось теперь тоже лежит на дороге и стонет, а помочь-то ему и некому. Ну, чего-то я заболталась и забыла, зачем заходила... Программки-то телевидения у тебя не найдется посмотреть? Что ты руками машешь? Насовсем даришь! Вот спасибо!
Испортив настроение этой соседке, Михайловна с программой телевидения и сахаром шла к третьему дому. Но в этот день в третьем доме все было хорошо: и муж вернулся вовремя, и дети на месте, и палец не порезан – но и здесь Гундюша всегда знала, что сказать.
– Дверь-то на ночь хорошо закрываете? – интересовалась она. – А хотя разве это поможет? Залезут к вам ночью с ножичком, обворуют, а потом керосинчиком плеснут, подожгут и уйдут. Так сонные и сгорите... Ну да ладно, я-то к вам чего зашла? Хочу спросить: картошку-то вы уже окучивали?
Говорила старуха всегда ласково, сочувственно, заглядывала собеседнику в глаза, любила потрогать его за руку и поохать вместе с ним. Пугала она всегда медленно, осторожно, упоминая все подробности трагедий и описание всевозможных болезней, создавая такие страшные картины бедствий, что невозможно было ей не поверить, потому что они всегда подтверждались примерами и фактами из ее жизни, а также многочисленной родни и знакомых.
Непременной участницей ее историй была сестра Алла – чего с ней только не происходило! Она и в огне горела, и в реке тонула, ее и грабили, и в аварии она попадала, и травилась ядовитыми грибами и уксусом, сотни раз ее оперировали, многократно она умирала от самых разных болезней, начиная от заражения крови и заканчивая укусом бешеной собаки.
Юра видел Аллу только однажды, в прошлом году летом, когда она приезжала к Гундюше в гости. Мальчик представлял себе эту женщину изможденным полутрупом, которая после всех напастей, выпавших на ее долю, должна была едва ползать, держась за стенку, но Алла оказалась полной женщиной лет шестидесяти пяти, румяной и здоровой на вид. У нее были небольшие усики, она хохотала басом, а когда купалась в пруду, то с удовольствием ныряла и фыркала, как тюлень. Если учесть, сколько всего ей пришлось перенести, то выглядела она просто замечательно.
Улучив подходящий момент, Юра и Липучка нырнули в гараж, где их с нетерпением ждал робот Суп. Скучая, величайший сыщик Вселенной ездил на гусеницах от стены к стене с таким усердием, что на утрамбованной земле гаража появилась глубокая колея, как после трактора, и робот даже пару раз забуксовал в ней.
– Чего вы так долго копались? Осмотрели место преступления? – потребовал ответа сыщик, бросаясь к ним.
– Представляешь, Суп, преступники украли еще страуса, льва и черепаху. А сегодня ночью хотят еще стащить жирафа! Мы должны их подкараулить! – выпалила Липучка.
– А вы откуда знаете, что они хотят?
– Мы подслушали их разговор! Представляешь, мы видели преступников, но только со спины... Из-за сарая!.. Да не перебивай меня, дай мне рассказать! – вмешался брат.
Возбужденные помощники сыщика, одергивая друг друга, пытались ему объяснить.
– А ну, тихо! Вы меня путаете! – вскричал Суп. – Дайте видеокристалл!
Юра протянул ему ромашку. Робот осторожно отогнул лепестки и, вытащив трехпалой рукой видеокристалл, поместил его в небольшое углубление у себя на лбу между зрительными датчиками.
– Кристаллический дисковод! – объяснил он. – Великие сыщики имеют дело только с фактами!
Суп втянул антенны и сосредоточился. Не прошло и минуты, как он закончил считывание. Теперь он знал, что произошло в зоопарке, так как все, что ребята видели и слышали там, запечатлелось на видеокристалле.
Несколько минут робот-сыщик задумчиво ездил по гаражу, и его главный мыслительный процессор пощелкивал, анализируя и сопоставляя все факты.
– Ветер северо-восточный, слабый... Влажность не более трех процентов. Степень отпечатывания следов в грунте слабая. Молекулярный анализ не дал результатов. Замки клеток сорваны, видимо, без применения технических средств. Дыры в брезенте прорезаны ровно, со слегка обугленными краями... Где же это я уже видел? – бубнил про себя робот.
Почти у всех сыщиков есть определенные привычки, которые позволяют им сосредоточиться во время раскрытия сложных дел. Шерлок Холмс играл на скрипке, инспектор Мегрэ курил трубку, а робот Суп лязгал гусеницами и постукивал стальными пальцами по своему корпусу.
Время от времени, опасаясь, что его мыслительный процессор перегреется, он включал встроенные в его голову вентиляторы, охлаждая схемы процессора. Потом Суп доставал масленку побольше и смазывал гусеницы, после чего их лязг на какое-то время прекращался.
Вначале ребята терпеливо наблюдали за работой величайшего сыщика Вселенной, потом Липучке надоело слушать, как он бубнит. Она забралась в кабину старой дедушкиной машины, стала крутить руль, переключать передачи, из озорства нажала на гудок. Суп от неожиданности подскочил на гусеницах на полтора метра, из его корпуса выдвинулся ствол какого-то оружия, похожего на бластер.
– Руки вверх! – как милицейская сирена, завопил сыщик, вращая своей пушкой. – Вы разоблачены!
– Ты чего, сломался? – озабоченно спросил Юра, с тревогой наблюдая, как дуло медленно вдвигается обратно в корпус робота.
– Простите, – извинился Суп. – Это все программная недоработка. Как только раздается какой-то громкий звук, так я ничего не могу с собой поделать и сразу ору: «Руки вверх! Вы разоблачены!»
– А что это у тебя было? Бластер?
– Нет, – ответил робот. – Это временный замораживатель. Не может же величайший сыщик Вселенной быть совсем безоружным?
– Чего ты там надумал, Суп? Поделись, а то я опять начну гудеть! – пригрозила Липучка, высовываясь из машины.
Сыщик забрался на старую, лежавшую боком шину и начал вещать:
– Путем спектрального и ультразвукового анализа, дедукции, индукции, изучения обстоятельств дела, вещественных доказательств, результатов лабораторных исследований, сопоставления фактов, времени, места, мотива, психологического портрета преступников, особенностей их речи и прочих важных вещей, не
