преданность Найлы. Это испытание. Приказания Бога Императора должны выполняться абсолютно точно. Это — наипервейший урок, преподаваемый Рыбословшам с самого детства. Бог Император сказал, что Найла должна повиноваться Сионе. Это испытание, чем же еще это может быть??
Она поглядела на четырех Свободных. Данкан расположил их прямо на дороге, перекрыв ими ближний конец моста. Они сидели спинами к ней и глядели на мост — четыре холмика в коричневых накидках. Найла услышала, как слова Айдахо обращается к ним:
— Не покидайте этого места. Вы должны приветствовать его отсюда. Встаньте, когда он приблизится и низко кланяйтесь.
ПРИВЕТСТВОВАТЬ, ДА.
Найла сама себе кивнула.
Три других Рыбословши, вскарабкавшиеся на Барьерную Стену вместе с ней, были отосланы на середину моста. Они знали только то, что сказала им Сиона в присутствии Найлы, — надо ждать там, пока королевская тележка не будет в нескольких шагах, затем повернуться и, пританцовывая, следовать впереди процессии…
«Если я перережу мост лазерным пистолетом, эти трое погибнут», подумала Найла. — "И все остальные, кто пойдет с нашим Владыкой.?
Найла изо всех сил вытянула и изогнула шею, чтобы заглянуть в ущелье. Река не была видна, но слышался отдаленный рокот перекатываемых камней. Они все там погибнут!
«Если только он не явит нам Чуда».
Так и должно быть. Сиона подготовила сцену для Святого Чуда. Какие же еще могут быть намерения Сионы, раз она прошла испытание и носит мундир офицерши Рыбословш? Сиона дала клятву Богу Императору. Она испытана Богом, побывав наедине с ним в Сарьере с глаза на глаз.
Найла, не поворачиваясь, посмотрела вправо: Сиона и Айдахо стояли на дороге плечом к плечу, приблизительно в двадцати метрах от Найлы. Они были погружены в разговор, время от времени посматривали друг на друга и кивали.
Вскоре Айдахо коснулся руки Сионы — странно хозяйским жестом. Кивнув еще раз, он зашагал к мосту и остановился у углового быка прямо перед Найлой. Он поглядел вниз, потом перешел на ее сторону к другому угловому быку. Снова поглядел вниз — и простоял там несколько минут, прежде чем вернуться к Сионе.
«Какое же странное создание этот гхола», — подумала Найла.
После его феноменального восхождения она перестала относиться к нему, как к простому смертному. Он был чем-то иным, демиургом, стоявшим рядом с Богом. Но он способен к спариванию.
Внимание Найлы привлек отдаленный крик. Она обернулась и поглядела через мост. Кортеж, приблизившись к мосту, сменил привычную трусцу Королевского Шествия, на более спокойную и размеренную ходьбу. Найла узнала идущего в первых рядах Монео, по белому мундиру, ровному шагу и взгляду, устремленному прямо вперед. Императорская тележка ехала на колесах позади Монео, непроницаемый для взгляда колпак зеркально отсвечивал.
Тайна всего этого заполнила Найлу.
Вот-вот произойдет Чудо!
Найла поглядела направо, на Сиону. Сиона глянула в ответ и один раз кивнула. Найла вытащила из кобуры лазерный пистолет и, прицеливаясь, стала пристраивать его на камне. Сперва трос слева, затем трос справа, потом пластальную ажурную решетку слева. Лазерный пистолет казался руке Найлы холодным и чуждым. Она сделала дрожащий вдох, чтобы вернуть спокойствие. "Я должна повиноваться. Это испытание.?
Она увидела, как Монео поднял взгляд от дороги и, не меняя шага, обернулся, чтобы крикнуть что-то — то ли тем, кто в тележке, то ли тем, кто позади нее. Найла не могла разобрать. Затем опять повернулся, глядя вперед. Найла заставила себя успокоиться. Слилась с каменным столбом, почти скрывавшим ее тело.
ИСПЫТАНИЕ Монео увидел людей на мосту и за ним. Он узнал мундиры Рыбословш и удивился сначала, по чьему приказу находятся здесь эти приветствующие. Он повернулся и прокричал вопрос Лито, но тележка Бога Императора оставалась непроницаемой, Лито и Хви скрыты внутри.
Только когда Монео оказался на мосту, а тележка, поскрипывая по нанесенному ветром песку, поехала за ним, он узнал Сиону и Айдахо, стоящих в отдалении на другой стороне. Он узнал четырех Музейных Свободных, сидящих на дороге. Его начали грызть сомнения, но он не мог понять смысл всего происходящего. Он рискнул бросить взгляд на реку — платиновый мир, освещенный полуденным солнцем. Позади него громко поскрипывала тележка. Текучесть всего — реки, шествия, его собственная роль в этих полных потрясающего смысла событиях — вызвали у него головокружительное ощущение какой-то близкой неизбежности.
«Мы — не люди, проходящие этим путем», — подумал он. — "Мы первооснова, соединяющая один кусочек Времени с другим. А когда мы минуем — все позади нас рухнет во вне — выпадает из времени и пространства и никогда грядущее не будет таким же, как до нашего прихода.?
В памяти Монео всплыл отрывок одной из песен лютнистки, взгляд его стал рассеянным при этом воспоминании. Он понимал, что эта песня полнится желанием, чтобы все миновало, оказалось в прошлом, развеялись сомнения, вернулось спокойствие. Заунывная песня поплыла через его сознание подобно дымку, закручиваясь и властно привлекая:
Кричит насекомое в жаркой траве, -
Монео замурлыкал про себя песенку:
Кричит, о конце говоря.
И цвета последних листьев,
Таящихся в жаркой траве,
Эти осень и песня моя.
Монео закивал в такт, перейдя к припеву:
День закончился,
Гости ушли.
День закончился
В нашем сьетче,
День закончился,
Буря ревет,
День закончился,
Гости ушли.
Монео подумал, что эта песня и вправду неподдельно стара — песня старых Свободных, никакого сомнения. И она напоминает ему кое-что о себе самом. Он тоже хотел, чтобы посетители в самом деле поскорее ушли, чтобы вся суматоха кончилась и опять наступил мир. Мир так близко…
И все же он не может бросить своих обязанностей. Монео подумал о грудах снаряжения, расположенного в дюнах, но не видимого из Туоно. Вскоре они все это увидят — шатры, еду, столы, золотые тарелки, украшенные драгоценностями ножи, глоуглобы в виде старинных ламп причудливой формы… все богатое убранство, на которое такие разные жизни возлагали свои ожидания.
«Обитатели Туоно никогда не станут теми же самыми».
Во время одной из инспекционных поездок Монео провел в Туоно две ночи. Он припомнил запах костров, на которых готовилась пища, растопку из веток ароматических кустов, полыхающую во тьме. Туонцы не пользовались солнечными печами, потому что те для них «недостаточно древние». НЕДОСТАТОЧНО ДРЕВНИЕ В Туоно почти не пахло меланжем. Слащавая едкость и мускусные масла кустарников оазиса — вот, преобладающие запахи в деревеньке. Да… и выгребные ямы, и вонь гниющего мусора. Он припомнил реплику Бога Императора по завершении своего доклада о результатах
