– И именно этого вам не удастся доказать в суде, – заметил Бонделли.
– Да, особенно здесь, в этом городе и в данный момент, – согласился Фурлоу. – Именно это я и пытался втолковать вам с самого начала. Вы ведь знакомы с Вонтманом, моим соседом, живущем к югу от меня? Ветка моего орехового дерева свисала к нему во двор. Я всегда позволял ему срывать с нее орехи. Мы еще подшучивали над этим. А прошлой ночью он взял и срезал ее, а потом забросил в мой двор – и все потому, что я свидетельствую в защиту Мерфи.
– Но это же безумие!
– Здесь и в данный момент это – норма, – возразил Фурлоу. Он покачал головой. – Вонтман – совершенно нормальный человек при обычных обстоятельствах. Но Мерфи совершил преступление на сексуальной почве, и оно разворошило осиное гнездо их гадких потаенных чувств, скрытых от них самих в их подсознании – вины, страха, стыда – и люди с этим не способны сами справиться. И Вонтман – просто один отдельный симптом. Все население, похоже, охвачено этим своего рода психозом.
Фурлоу нацепил свои темные очки, повернулся и посмотрел прямо в объектив камеры репродьюсера.
– Все население, – прошептал он.
Рут неуверенно, словно ослепнув, протянула вперед руку и выключила репродьюсер. Когда сцена потемнела, Фурлоу все еще смотрел на нее. «Прощай, Энди, – подумала она. – Дорогой Энди. Уничтоженный Энди. Я никогда больше не увижу тебя».
Неожиданно Келексел повернулся и прошел через всю комнату. Потом он снова обернулся и посмотрел вслед Рут, проклиная тот день, когда впервые увидел ее. «Во имя Тишины! – подумал он. – Почему я подчиняюсь ей?»
Слова Фурлоу все еще звенели в его ушах: «…Величие! Иллюзия! Смерть!»
Что они могли означать для этих туземцев, которые заперли входы и выходы в своем сознании для иных мыслей и чувств? И тогда в Келекселе вскипел гнев, столь яростный, какого он никогда раньше не испытывал.
«Как смела она сравнивать меня со своим отцом?
Как смеет она думать о своем хилом туземце-любовнике, когда у нее есть я!»
Странный, режущий ухо звук донесся со стороны Рут. Ее плечи сотрясались. Келексел понял, что она рыдает, несмотря на подавление чувств со стороны Манипулятора. И сознавание этого подпитывало еще больше его гнев.
Женщина медленно повернулась на вращающемся кресле репродьюсера и посмотрела на него. Ее лицо казалось непривычно искаженным от горя.
– Живи вечно! – прошипела она. – И надеюсь, каждый день твоей жизни ты будешь страдать от своего преступления! – Ненависть плясала в ее глазах.
Это выражение отвращения потрясло Келексела. «Как может она знать о моем преступлении?» – подумал он.
Но на помощь пришел гнев.
«Она испорчена этим иммунным! – мелькнула мысль. – Пусть же увидит, что может сделать Чем с ее любовником!»
Быстрым движением Келексел повернул ручку Манипулятора под своей накидкой. Резко усилившееся воздействие отбросило Рут на спинку сидения, ее тело напряглось, а затем бессильно обвисло. Она потеряла сознание.
17
Фраффин в ярости выбежал на посадочную площадку. Мантия развевалась вокруг его кривых ног. За барьером защитного поля светилось море, словно темно-зеленые кристаллы. Десять летательных аппаратов выстроились в ряд у края причала, готовые в любой момент по его приказу взмыть в воздух, чтобы поучаствовать в «восхитительной маленькой войне». Возможно, еще не все потеряно. В воздухе резко пахло озоном, отчего в результате защитной реакции организма кожа на лице Фраффина съежилась.
Он чувствовал, что там, наверху, цветет его планета, с невиданной быстротой рождались новые сюжеты, как никогда раньше. Но если сообщение относительно Келексела верно… Но это не может быть правдой! Логика протестовала против этого.
Приблизившись к контрольному пункту, Фраффин замедлил шаги. Сейчас в этом похожем на огромный желтый глаз куполообразном помещении вахту нес сам начальник службы наблюдения Латт. От вида его крупного приземистого тела Фраффин почувствовал спокойствие. Квадратное лицо Латта склонилось к монитору.
Однако на лице Латта было хитрое выражение, и Фраффин вдруг вспомнил поговорку Като: «Бойтесь королей, у которых лукавые подданные». Да, этот туземец Като был достоин восхищения. Фраффин вспомнил врагов Като, двух карфагенских царей, смотрящих со стен крепости Бирсы вниз, на внутреннюю гавань Карфагена. «Достойная жертва, правильные мысли, сильные Боги – все это обеспечит победу». Это тоже слова Като.
Но Като давно мертв, его жизнь была затянута в безумный водоворот времени – в память Чемов. Он мертв, как и оба его врага-царя.
«Конечно, сообщение относительно Келексела ошибочно», – подумал Фраффин.
Один из ожидающих пилотов подал знак Латту. Начальник службы наблюдения выпрямился и повернулся лицом к Фраффину. И встревоженный его вид рассеял последние сомнения в его излишней самоуверенности.
«Он похож на маленького Като, – подумал Фраффин, останавливаясь в трех шагах от Латта. – Та же структура кости. Да, как же много здесь наших потомков».
Фраффин поплотнее завернулся в мантию, внезапно почувствовав холод.
– Достопочтенный Режиссер, – произнес Латт.
«С какой же осторожностью он говорит!»
– Я только что получил тревожное сообщение относительно Следователя, – сказал Фраффин.
– Следователя?
– Келекселе, дурень!
Латт облизнул губы. Потом посмотрел по сторонам и перевел взгляд снова на Фраффина.
– Он… он сказал, что вы дали ему разрешение на… Вместе с ним была туземка… она… что-нибудь не так?
Фраффину потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он чувствовал легкую барабанную дробь, отстукивающую каждое мельчайшее мгновение его бытия. Ох уж эта планета и ее существа! Каждое из этих мгновений обжигающим пламенем стучало в его сознании. Он чувствовал себя как двустворчатый моллюск, выброшенный приливом на берег. История рушилась вместе с ним, и только он мог вспомнить свои бесчисленные преступления.
– Итак, Следователь улетел? – сказал Фраффин, гордый тем, что в его голосе прозвучало спокойствие.
– Только небольшая прогулка, – прошептал Латт. – Он сказал, что это всего лишь небольшая прогулка. – Латт кивнул, и в этом быстром, резком движении ощущалась нервозность. – Я… ведь все говорили, что Следователь попал в ловушку. И с ним была женщина. Она была без сознания! – Латт ухватился за эту деталь, будто сделал важнейшее открытие. – Туземка упала в обморок из-за своей беременности! – Губы Латта скривились в грубой ухмылке. – Так легче контролировать ее, – сказал он.
