корабль, но то, что я хочу быть с тобой – это точно.
– Альтия, прости меня! – Брэшен обрел голос, но теперь никак не мог совладать с лицом. – Слушай, мне до того жаль! Я знаю, что значила… значит для тебя Проказница.
Она невольно усмехнулась.
– Послушай, – сказала она, – если ты перестанешь расплываться до ушей, я, может, тебе и поверю.
– Не могу перестать, – сообщил он ей со всей прямотой. Стремительно шагнул к ней – и заключил подругу в объятия. Она будет с ним. Она хочет быть с ним. Чего еще нужно?! Брэшен просто прижимал ее к себе, и мир для него не существовал.
– А замуж за меня ты выйдешь? – спросил он затем, – В Удачном, в Зале Торговцев?
– Это тоже как бы типа подразумевалось, – был ответ.
– Ох, – только и сказал Брэшен. Ни на что более вразумительное он сейчас был неспособен.
Она снизу вверх вглядывалась в его лицо. Зря ли говорят, что глаза – зеркало души? И это зеркало ничего теперь не могло от нее утаить. Она ясно видела всю неуверенность и боль, которую, сама того не желая и даже не ведая, причинила ему. Знать бы заранее, как все обернется! Он улыбнулся ей, и она сумела улыбнуться в ответ. Его объятия стали крепче, и Альтия кое-как справилась с внезапным позывом тихонько высвободиться. «Мне надо просто пережить случившееся. Это же Брэшен. И я его люблю…»
Помогло, да не очень. Смела ли она даже предполагать, что однажды ей придется заставлять себя терпеть его прикосновение? А вот пришлось – и она сумеет. Да, она сумеет. Ради себя и ради него, ради них двоих. Она сделает над собой усилие и просто потерпит. Ему ведь так нужны свидетельства ее любви. Заодно она докажет себе самой, что Кеннит не смог уничтожить ее. Один-единственный раз она разыграет страсть, которой не испытывает. У нее получится. Ради Брэшена.
Она запрокинула голову и подставила ему губы.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Весна
ГЛАВА 38
СТОЛИЦА
ЕЕ ПОКОИ поистине превосходили все, что Малта когда-либо даже отваживалась вообразить. Куда бы она ни обратила свой взгляд – со всех сторон в глаза прямо-таки била роскошь. Настенные фрески, изображавшие полные жизни леса, плавно перетекали в опять-таки расписной бледно-голубой потолок, населенный птицами и бабочками в полете. Мохнатый ковер под ногами был зеленым, словно густой мох. В необъятной мраморной ванне курилась паром проточная вода. Ее обрамляли мраморные же изваяния водоплавающих птиц и отгораживала живая стена растений в горшках, в том числе настоящих камышей. И все это великолепие именовалось всего лишь гардеробной!
Зеркало при туалетном столике вмещало всю Малту с головы до пят – и еще оставалось полно места. А на столике!.. По части женской «боевой раскраски» Малта считала себя знатоком и ценителем, но большая часть крохотных баночек, горшочков и пузырьков помогла ей осознать свое заблуждение. А впрочем… Впрочем, ее познания и не понадобились. Всем этим богатством занялись три девушки-служанки, которые с превеликим мастерством начали его применять.
– Если госпоже будет угодно, не соизволит ли она слегка приподнять брови, чтобы я могла должным образом обвести ее глаза? – осведомилась одна из прислужниц.
Малта подняла ладонь:
– Все и так в порядке, Элиза. Вы все трое замечательно потрудились надо мной!
Думала ли она когда-нибудь, что ей надоест бесконечное внимание и уход? А вот поди ты, дожила. Сейчас ей хотелось просто побыть одной. Она улыбнулась зеркалу и девушкам, отражавшимся в нем вместе с нею. Самое смешное, что Элиза выбрила часть своих густых темных волос вверх ото лба, и там теперь красовалась накладка, украшенная алым стеклом, – искусное подражание гребню на голове у самой «госпожи» Малты. Две другие девушки успели выщипать себе брови и заменить их полосками краски из растертого перламутра. У одной в перламутр было добавлено алое – опять же в честь Малты. У другой блестящие «брови» были синими. Оставалось только гадать, не в подражание ли Рэйну.
Еще один взгляд в зеркало убедил ее, что немалые косметические усилия все-таки не поставили их с нею вровень по необычности. Малта вновь улыбнулась, на сей раз про себя, любуясь, как играет свет на ее чешуе. Медленно повернула голову направо, налево…
– Чудесно, – повторила она. – Можете идти, девушки.
– Но, госпожа, твои чулки… твои туфельки…
– Я сама их надену. Ступайте, милые, ступайте. Или вы хотите, чтобы я вправду поверила, будто там вас не ждут молодые люди в надежде, а не освободитесь ли вы сегодня чуть-чуть пораньше?
Ответные улыбки, просиявшие в зеркале, сказали ей, что она вполне угадала. И неудивительно! Сногсшибательные балы вроде сегодняшнего будоражили снизу доверху все многочисленное население сатрапского дворца. Одни только танцы будут происходить не менее чем в четырех разных залах – для разных уровней аристократии, – и Малта отлично знала, что отблески праздника достигнут даже распоследних закутков, где помещаются слуги. И кому какое дело, что за последний месяц это уже был третий по счету роскошнейший бал. Всем по-прежнему хотелось пусть одним глазком, но посмотреть на печальную, немыслимого изящества красавицу – вдовствующую королеву Пиратских островов. Или узреть людей Старшей расы, упоенно танцующих друг с другом. Недавно призванные советники и прежняя знать вновь будут соревноваться, на все лады восхваляя юного сатрапа, бестрепетно отправившегося навстречу опасностям дикого и безбрежного мира – чтобы вернуться победителем, да еще и приобретя себе таких необыкновенных союзников. Сегодня им в последний раз представится такая возможность. Завтра они с Рэйном уедут на север на Проказнице вместе с Уинтроу и королевой Эттой.
Завтра для них наконец-то начнется дорога домой.
Малта натянула чулки, потом маленькие белые атласные туфельки. Примеряя вторую туфельку, она пристально к ней пригляделась и попыталась припомнить, какую трагедию некогда пережила из-за того, что для первого в жизни бала у нее не нашлось совсем новеньких туфелек и пришлось довольствоваться перешитыми. Малта мысленно пожалела ту бедную, наивную девочку из своего недавнего прошлого и покачала головой, улыбнувшись своему тогдашнему невежеству. Потом взяла с туалетного столика белые кружевные перчатки. Они доходили до самых локтей, причем кружево было нарочно сплетено таким образом, чтобы отнюдь не скрывать, а, наоборот, красиво подчеркивать сверкающие красные чешуи. А не далее как вчера одна из служанок по секрету поведала ей, что на базаре уже начали продавать перчатки со вставочками, производившими сходное впечатление!
Малта еще раз посмотрела на себя в зеркало, пытаясь как следует поверить, что это и вправду она. Ей без конца твердили, как она прекрасна. Ее платье ниспадало белоснежными каскадами, таившими, однако, алые вставки, и эти вставки вспыхивали огнем, лишь когда Рэйн кружил ее в танце. Портниха, создавшая этот шедевр, сказала Малте, что платье явилось ей во сне, причем сон был о драконах. Малта положила руки на узенькую талию платья и быстро повернулась перед зеркалом, одновременно выворачивая шею, чтобы все видеть, и в результате чуть не упала. Рассмеялась собственной глупости и покинула гардеробную. Вскоре она уже постучала в другую дверь, а потом смело вошла.
– Этта? – позвала она в полумрак комнаты.
– Я здесь, – отозвалась королева Пиратских островов.
Малта пересекла полутемную комнату и вошла в просторную гардеробную Этты. Она увидела раскрытые дверцы шкафов и платья, разложенные по полу. Этта сидела перед зеркалом в нижнем белье.
– А где твои горничные? – поинтересовалась Малта осторожно.
Уинтроу уже предупреждал ее о резком нраве и переменчивом настроении Этты. Сама Малта, впрочем, еще не видела ее гнева – лишь безмерную, непроглядную скорбь.
– Я их отослала, – коротко пояснила Этта. – Их болтовня меня чуть с ума не свела. Одна духи под нос тычет, другая шпильку в волосы сует, третья зеленым и синим платьями размахивает; и все хором – ах, сударыня, только не черное, не в этот раз! Ну прямо чайки на берегу, слетевшиеся мой труп расклевать. Мыслимо ли выдержать? Я их и прогнала.
– Ясно, – протянула Малта.
