Йек расхохоталась.
– Они все меня ждут! Только пока сами не знают об этом!
Офелия весело захихикала. Потом обратила внимание, что Проказница была задумчива и молчалива.
– О чем грустишь, радость моя? – спросила она. – Если по своему Уинтроу соскучилась, так он скоро вернется.
Проказница словно очнулась ото сна.
– Нет, Уинтроу ни при чем, – сказала она. – К тому же он вправду скоро вернется. Знаешь, иногда так приятно думать только о своем. Вот я сейчас глядела в небо и вспоминала. Чем выше, бывало, взлетишь, тем больше над тобой звезд. А значит, есть среди них и такие, которых я больше никогда не увижу. Пока мне принадлежали все небеса, я и внимания на них особого не обращала. А теперь как подумаю – такая утрата!
– Ты совсем молода. Тебе предстоит узнать еще множество подобных утрат, – благодушно заметил старый корабль. – Что толку размышлять о пустом?
– Моя жизнь, – задумчиво проговорила Проказница. – Моя жизнь в качестве живого корабля… – И она со вздохом повернулась к Офелии. – Знаешь, я почти завидую тебе! Ты ничего не помнишь – значит, ничего как бы и не потеряла.
– Кто тебе сказал, что я ничего не помню? У меня, милочка, огромная уймища воспоминаний. Правда, не о крыльях, а все больше о парусах, но это не значит, что с ними не следует считаться! – Офелия фыркнула. – И вообще, не тебе отмахиваться от моей жизни. Да и от своей тоже. Взяла бы хоть пример с моего Грэйга! Нечего плакать из-за далеких звезд, когда вокруг такое дивное море! Если подумать – чем, спрашивается, оно хуже небес?
– И звезд в нем нисколько не меньше, – заметила Йек. Соскочив на палубу, она вновь потянулась, да так, что затрещали суставы. – Ну, дамы, спокойной вам ночи! А я пойду рухну. Мы, моряки, утром рано встаем.
– И мы, живые корабли. Сладких тебе снов, милочка! – пожелала воительнице Офелия. Но когда шорох босых ног смолк в отдалении, носовое изваяние покачало головой: – Попомни мои слова: придется ей пожалеть, если вскоре гнездышка не совьет.
– А я почему-то сомневаюсь, – улыбнулась Проказница. Она смотрела на город. Там, в сатрапском дворце, Уинтроу и Этта готовили человечество к возвращению ее народа. От этой мысли сердце Проказницы наполнилось гордостью. За Уинтроу, за Этту, и, как ни странно, за себя самое. Йек слишком занята тем, что живет. Ей некогда предаваться сожалениям, – сказала она Офелии. – Вот и я не собираюсь тратить свое время впустую!
ГЛАВА 39
УДАЧНЫЙ
– ГОСПОЖА ПОДРУГА Серилла в гостиной! – объявила Роника. Войдя в комнату, она остановилась посередине и стала оглядываться по сторонам.
– Правда? – спросила Кефрия и, еще не договорив, поняла, какую глупость сморозила. Спустившись с табуретки, на которой стояла, она бросила через плечо оценивающий взгляд. – Ох, батюшки-светы, – вырвалось у нее.
Старые стенные занавеси из комнаты Сельдена, перелицованные, подкрашенные и выглаженные, все равно так и остались старыми занавесями из комнаты Сельдена. И вообще – как бы ни силилась Кефрия переоборудовать свою прежнюю спальню, похоже, этой комнате так и суждено было остаться их с Кайлом спальней. Да, Янни Хупрус прислала ей из Чащоб очаровательную мебель, но та производила впечатление слишком воздушной и к тому же имела бледноватые оттенки. Ни дать ни взять, призраки тяжелых, массивных сундуков и такой же кровати, что здесь некогда стояли. Порой Кефрия даже задумывалась: может, ей перебраться в бывшую комнату дочери, а эту просторную спальню приберечь для Рэйна и Малты, когда они приедут сюда погостить?
А впрочем… Быть может, это будет даже жестоко. Чего доброго, витающий здесь дух Кайла будет преследовать Малту, так же как теперь – Кефрию. «Судьба!» – подумала она и покачала головой. Бедный Кайл погиб на палубе Совершенного, сражаясь с джамелийцами, – а за что сражались? Всего лишь через сутки те, кто его убил, сделались союзниками Удачного. Эту скорбную весть привезла Кефрии Альтия. И поведала сестре о гибели мужа, явив прежде не свойственную ей деликатность, дождавшись, когда они остались наедине. Умом Кефрия понимала, что ей следовало бы расплакаться. Но слез не было. И лишь через несколько часов она собралась с духом рассказать кому-либо еще. А когда все-таки рассказала, мать – какое счастье! – совсем ничего не сказала, лишь наклонила голову.
Вот так кончилась для них долгая-долгая неизвестность. Целый кусок жизни, по совести говоря!
– Подруга Серилла не привыкла подолгу ждать, – напомнила Роника.
Кефрия встряхнулась, отодвигая все размышления. Последнее время ей было хронически некогда поразмыслить о личном. Соответственно, когда она бралась за что-то свое – будь то какое-то дело или хоть мысли, – ей бывало очень трудно отвлечься.
– А что у нее за дело, не знаешь? – поинтересовалась она. – Да еще в такую рань!
– Она говорит, у нее к тебе послание.
Теперь Кефрия разглядела в глазах матери беспокойство. Рэйн, Малта и Уинтроу по-прежнему оставались в Джамелии. А посему Сериллино послание могло содержать как добрые вести, так и дурные. У Кефрии от внезапно нахлынувшей тревоги даже булькнуло в животе.
– Значит, придется переговорить с ней, – сказала она и поспешила по коридору в гостиную.
Роника следовала за нею чуть медленнее. Милосердный ток времени наконец-то принес в Удачный весну, причем как следует чувствоваться она начала всего несколько дней назад. Холодные зимние ливни сменились веселыми теплыми дождиками, а пронизывающие ледяные ветра – свежими морскими бризами. А вчера Роника даже рассмотрела вдали воздушный змей, улетевший у какого-то ребенка: алый клочок в небесной синеве. На рынках же вовсю открывались ларьки. Люди торговали, разговаривали, смеялись.
Конечно, сама по себе весна не могла справиться с трудностями, которые по-прежнему переживал город. Тем не менее теплая погода способствовала отъезду множества «новых купчиков», недовольных изменившимся порядком вещей и не нашедших себе в нем места. Теперь следовало ждать существенного оживления сообщения между Джамелией и Удачным, ведь в море больше не было змей, а о калсидийцах взялись «позаботиться» Пиратские острова. Соответственно, в порту спешно достраивали новые причалы и пирсы. И, словно первые ласточки, в Удачный мимо калсидийского побережья стали даже прорываться отдельные корабли из Шести Герцогств: северян неудержимо влекли к себе вновь открывшиеся рынки.
И вместе с торговлей постепенно оживал город.
На ходу Роника заглянула во внутренний дворик. Там рядами стояли горшки, а из них торчали зеленые ростки: это проклюнулись уцелевшие цветочные луковицы из сада. И даже плющ, который Роника сочла безнадежно захиревшим и обрезала, вовсю выпускал новые побеги. Тугие толстые почки на якобы сухих веточках напоминали о том, что видимость смерти не всегда следует принимать всерьез. Придет время – и снова будет торжествовать жизнь!
А еще весна позволила приятно разнообразить домашний стол. В огороде пробилась кое-какая зелень, пригодная для сдабривания рыбных супов и жаркого. И по грядкам вылавливали проснувшихся жучков- червячков несколько тощих облезлых кур, как-то переживших и разорение дома, и зимние непогоды, и скудный корм. Одна курица даже снесла яйца и теперь ревностно их высиживала; значит, со временем будут и цыплята.
И очень хотелось надеяться, что вместе с природой оттаяла и удача дома Вестритов. Очень хотелось надеяться.
Роника зря торопила дочь: госпожа Подруга смирно сидела в гостиной, дожидаясь хозяев. Она сидела очень прямо, повернувшись спиной к залитому светом незашторенному окну. Серилла была одета весьма скромно и, пожалуй, теплее, чем требовалось по погоде. Можно подумать, удачнинская весна для нее была осенью. Услышав шаги Кефрии, она медленно повернула голову. А когда Кефрия вошла – поднялась.
– Госпожа Вестрит, – негромко приветствовала она молодую хозяйку. И, не дожидаясь ответного приветствия, протянула Кефрии крохотный, туго свернутый листок. – Хочу поделиться новостями. Почтовый голубь прибыл нынче утром.
