И только тут до Брэшена начало доходить, что у бедняжки было не все в порядке с головкой. Мужик с топором взял Хромоножку за плечо, чтобы успокоить. Движение было совершенно отцовским. Девка замолчала, зато принялась корчить Брэшену рожи. Молодая мать не переглядывалась с мужчиной. Она напряженно думала. И уже было понятно, кто главный в этом семействе.
– Идемте, – наконец сказала Сейлах, указывая на домик. – А ты, Хромуша, беги разыщи Маму. Только смотри не напугай ее. Просто скажи, прибыл, мол, человек с весточкой от Кеннита. Поняла? Ну, ступай! – И повернулась к Брэшену: – Мой муж останется тут, чтобы приглядывать за твоими парнями. Если кто из них шелохнется – ты у нас мигом с жизнью простишься! Дошло?
– Дошло, – смиренно кивнул Брэшен и обратился к матросам: – Ждите меня здесь. Ничего не предпринимайте. Я скоро вернусь!
Несколько человек кивнули головами. Чувствовалось, насколько не по сердцу им эта затея.
Хромоножка между тем умчалась бегом – только комья земли взвились из-под босых пяток, когда она напрямик пронеслась через перекопанный огород. Деджи скрестил могучие руки на груди и враждебно уставился на матросов. А Брэшен двинулся следом за женщиной.
Он чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда среди серости и сырости вдруг прокукарекал петух. Брэшен запоздало спросил себя: а что, если он таки просчитался? Возделанная земля, куры, козы, свиньи, овечки… Остров мог прокормить довольно солидное поселение.
– Шевелись! – резко бросила Сейлах.
У двери домика она опередила его, первой вошла внутрь и сразу взяла на руки истошно орущего младенца. И одной рукой прижала ребенка к себе, не выпуская, впрочем, ножа из другой.
– Сядь, – велела она.
Брэшен сел и стал с любопытством оглядываться. Вся обстановка свидетельствовала, что у здешних обитателей, может, и отсутствовало умение, зато времени имелось в избытке. Стол, стулья при нем, кровать в углу – все явно было сработано собственными руками. Не слишком изящно, но очень надежно. То есть комнатка получилась в своем роде очень даже уютная. В очаге еще горел огонь, и Брэшен обрадовался его теплу, такому желанному в промозглый день. Между тем ребенок на руках у матери вскоре притих: она, сама того не замечая, покачивалась, баюкая дитя.
– Славный у тебя дом, – сказал Брэшен.
Она настолько не ожидала ничего подобного, что даже глаза округлились.
– Ну… нам нравится, – нехотя выговорила она затем.
– Уж всяко не сравнить с теми клопиными дырами, где и мне и тебе доводилось бывать.
– Точно, – согласилась она.
Тут Брэшен сообразил наконец пустить в ход весь, какой мог, удачнинский лоск. Пустая болтовня в ожидании хозяйки – это, знаете ли, тоже искусство. Он даже подвинулся на стуле, приняв позу, явственно говорившую – он полностью уверен в гостеприимстве этого дома.
– И ребенка растить тут, наверное, хорошо будет, – проговорил он доброжелательно. – Сколько простора, чтобы носиться на свободе, сколько всяких мест, чтобы исследовать! Он, смотрю, у тебя здоровенький: оглянуться не успеешь, а он уже по всему острову шастает.
– Поживем – увидим, – отозвалась Сейлах. И на мгновение даже отвела от него взгляд, чтобы посмотреть на ребенка.
– Ему ведь, если я что-нибудь понимаю, около года? – высказал он предельно невежественную догадку.
Сейлах впервые улыбнулась.
– Скажешь тоже. – И она легонько подшлепнула наследника по попке. – Хотя для своего возраста и впрямь богатырь!
Звук, раздавшийся за дверьми, вернул женщину к бдительности. Брэшену оставалось лишь надеяться, что былое враждебное недоверие уже не вернется. Он старательно сохранял расслабленную «домашнюю» позу, несмотря на то что в комнату всунула голову зубастая Хромоножка. А всунув, тотчас наставила на него палец и свирепо заклеймила:
– Гнусный лжец! Мерзкий работорговец!
– Брысь отсюда, Хромуша! – строго прикрикнула Сейлах.
Та послушно исчезла, а Брэшен обратил внимание на странное бормотание, слышавшееся извне. Когда же внутрь вошла пожилая женщина, Брэшен мгновенно понял – перед ним была именно та, кого он искал. Фамильного сходства ведь не спрячешь. А Кенниту определенно достались материны глаза. Женщина смотрела на него, вопросительно наклонив голову. На руке у нее висела корзинка, в ней влажно поблескивали шляпки грибов.
Потом она обратилась к Сейлах с неразборчивым, но явно вопрошающим звуком. Та ткнула в сторону Брэшена своим ножом – дескать, вот он.
– Явился тут, понимаешь, со стороны причала, и с ним шестеро молодцов. Говорит, у него для тебя весточка от Кеннита. Правда, спрашивал он о тебе как-то странно. То называл госпожой Ладлак, то вовсе вдовой Люкто.
Пожилая уставилась на Брэшена, словно глазам своим не веря. Ее брови поползли вверх, придавая лицу вид преувеличенного удивления, губы опять что-то пробормотали. Ее неспособность говорить нимало не облегчала задачу Брэшена, желавшего с ней столковаться. Он покосился на Сейлах, лихорадочно соображая, с чего бы начать и чем кончить. Совершенный наказывал ему говорить с нею начистоту. Но вот следовало ли откровенничать на глазах у свидетельницы ?
В конце концов он негромко проговорил:
– Меня доставил сюда корабль по имени Совершенный…
Ему следовало заранее догадаться, каким потрясением окажутся для нее эти слова. Мать Кеннита аж зашаталась. И схватилась, чтобы устоять, за край стола. Сейлах поспешно шагнула к ней и поддержала.
– И нам нужна твоя помощь, почтенная, – продолжал Брэшен. – Совершенный просит тебя поехать с нами. И увидеться с Кеннитом.
– Ты ни в коем случае ее не заберешь! Мы никуда не пустим Маму одну! – грозно предупредила Сейлах.
– Почтенная госпожа может взять с собой всех, кого пожелает. – Брэшен решил действовать по принципу «все или ничего». – Никто не собирается чинить ей обиду. Я уже говорил тебе это и с удовольствием повторю. Я приехал сюда, чтобы отвезти госпожу к сыну.
Мать Кеннита наконец подняла склоненную голову и стала смотреть на Брэшена. Ее бледно-голубые глаза обладали невероятно острым, проницательным взглядом. Уж она-то наверняка догадалась, что упоминавший имя Совершенного ни под каким видом не мог быть посланником Кеннита. И еще она знала: он, может, вправду не собирался ее обижать, но плавание им предстояло в любом случае опасное. У нее был взгляд мученицы родом из древних времен. Она бесконечно долго вглядывалась в глаза молодого капитана.
А потом просто кивнула.
– Она говорит, что хочет поехать с тобой, – неизвестно зачем «перевела» для него Сейлах.
Мать Кеннита подала ей еще какой-то знак. Густо татуированная – знак опасной рабыни – женщина несказанно изумилась.
– Его? – спросила она. – Его-то тебе зачем с собой тащить?
Мать Кеннита властно выпрямилась и топнула ногой, подтверждая свое непременное желание. Последовал еще жест: она как будто поворачивала что-то рукой. Сейлах уставилась на Брэшена, словно он опять был во всем виноват.
– Ей точно можно взять с собой всякого, кого бы она ни захотела? Ты, морячок, ничего, случаем, не перепутал? Тебе именно так и велели сказать?
Брэшен важно кивнул, втихомолку гадая, во что, собственно, он впутывается. Он понятия не имел, что там за таинственный «он», но идти на попятный было слишком опасно. Он снова посмотрел пожилой женщине в глаза. И сказал:
– Совершенный сказал, что я должен довериться тебе.
Мать Кеннита ненадолго прикрыла веки. Когда же она вновь посмотрела на Брэшена, ее глаза были
