Джамелийский самодержец нахмурился.
– Что толку с твоего плаща? – сказал он. – С него же течет!
– Ну так мокни и помалкивай! – прорычал Кеннит.
Малта только вздохнула. Она успела утвердиться во мнении, что пират и сатрап на самом деле были очень похожи. Значит, коли уж она справлялась с одним, так и с другим как-нибудь совладает. Одним словом, вовсе не избыток мужества, а величайшее отчаяние подвигнуло ее сделать несколько шагов по палубе и встать перед Кеннитом, сложив на груди руки. Да, это был очень опасный и вспыльчивый человек, но она его не боялась. Ибо что он мог ей причинить? Сломать ей жизнь?
Эта мысль едва не заставила ее улыбнуться.
Она заговорила тихо, ровным голосом, обращаясь только к Кенниту. Однако к сказанному прислушалась и рослая стройная женщина, что стояла у него за плечом.
– Прошу тебя, король Кеннит, – сказала Малта, – раз уж ты не позволяешь моему государю укрыться от непогоды, позволь мне хотя бы раздобыть для него плащ потолще и какой-нибудь стул!
Он первым долгом посмотрел на ее лоб, на край тюрбана – не виден ли шрам. И вполне бессердечно ответил:
– Лучше скажи ему, чтобы не дурил. Подумаешь, дождик! Не растает небось. Да и твое-то какое дело?
– Ты, господин мой, поступаешь гораздо глупее, чем он. – Малту более не заботило, как будут восприняты ее слова. – Мне какое дело, говоришь? А ты о своем деле подумал? Может, ты и получаешь некое удовольствие, заставляя его мерзнуть тут под дождем, но проиграть в итоге можешь гораздо, гораздо больше. Если ты вправду хочешь, чтобы джамелийские капитаны ради него расшиблись в лепешку, не грех бы тебе самому обращаться с ним как с блистательным государем Джамелии, и прочая, и прочая. Потому что тебе дадут выкуп за государя сатрапа, а не за вымокшего, простуженного и сопливого недоноска, в которого ты по своей прихоти решил его превратить.
Она лишь на миг оторвала взгляд от бледно-голубых глаз Кеннита, чтобы посмотреть на его женщину. К ее изумлению, та смотрела на нее чуть ли не с одобрением! Вот бы знать, почувствовал ли это Кеннит?
Как бы то ни было, Кеннит, глядя на Малту, обратился к своей спутнице.
– Этта, позаботься о нем, – сказал он. – Я хочу, чтобы они его сразу увидели.
– Сейчас.
Женщина говорила мягким контральто, да и во взгляде светился недюжинный ум. В целом она выглядела гораздо более утонченной, чем можно было ждать от наложницы пиратского капитана. Малта посмотрела ей в глаза и склонилась в реверансе.
– Прими, госпожа, мою благодарность.
Она вместе с Эттой спустилась с носовой палубы. Ветер успел раскачать неровную зыбь, так что Проказница ощутимо покачивалась, однако Малта шла как по суше. За это следовало благодарить плавание на «Пеструшке», где она окончательно наловчилась справляться с качкой. Малта отстраненно наблюдала за собой и только диву давалась. Сколько всяческих бед обрушилось на ее бедную голову, а она, оказывается, еще способна была гордиться, что так лихо вышагивает по папиному кораблю. Да… Ее папа… Малта решительно прогнала прочь и эти мысли тоже. Она ни за что не будет думать ни о папе, ни о Рэйне, который между тем находился так близко, что она ощущала его присутствие. Рано или поздно ей придется- таки предстать перед ним. Он увидит ее утраченную красоту и этот жуткий рубец. И в прекрасных, необычных, медных глазах отразится горькое разочарование.
Малта почувствовала, как глаза начали жечь слезы, и свирепо стиснула зубы. Нет уж, не теперь! Никаких личных переживаний. Все ее мысли, все усилия должны быть направлены к единственной цели: вернуть сатрапа на трон.
К тому времени, когда они с Эттой вошли в бывшую папину каюту, к девушке успела вернуться утраченная было ясность мыслей.
Каюта выглядела почти как в те времена, когда на Проказнице капитанствовал еще дедушка – Ефрон Вестрит. У Малты сердце закололо при виде такой знакомой обстановки. А Этта уже распахнула перед ней крышку кедрового, богато украшенного резьбой сундука. Ах, какими дивными нарядами оказался доверху набит тот сундук! Какие цвета, какое изящество! В другое время Малта уже извелась бы завистью и любопытством – но не теперь. Она просто стояла, мало что видя перед собой, пока Этта перебирала одежды.
– Вот, – сказала наконец та. И вытянула толстый, плотный плащ благородного алого цвета с черной бисерной вышивкой. – Великоват будет, наверное, но если мы его в кресло посадим, навряд ли кто внимание обратит. – И добавила: – Кеннит счел этот плащ слишком ярким для себя, но нашему сатрапу, по-моему, будет самое то!
– Несомненно, – тусклым голосом согласилась Малта. Конечно, у Кеннита был отменный вкус. Но не все ли равно, какой вкус у насильника?
Этта бросила роскошное одеяние себе на руку.
– Тут еще и капюшон мехом подбит, – сказала она. И внезапно спросила: – О чем ты задумалась?
Говорить резкости этой женщине вряд ли имело смысл. Тем более что, по словам Уинтроу, она знала, что представляет собой Кеннит. Знала – и смогла так или иначе с этим примириться. Ну и пусть продолжает хранить ему верность, если ей так хочется. Это ее дело. Может, и Малта в ее глазах так же униженно прислуживает сатрапу.
Вслух она сказала:
– Я просто гадаю, приходило ли Кенниту кое-что в голову. Мне, например, сдается, что определенные круги джамелийских вельмож приложили немало усилий к тому, чтобы сатрап умер в Удачном. Тогда они смогли бы обвинить в его смерти наших торговцев, напасть на нас и разграбить город. Вот и спрашивается, что за люди находятся на тех кораблях? Верные последователи сатрапа, заинтересованные в его освобождении, или предатели, намеренные докончить то, чего не сумели в Удачном? Почему бы в самом деле им не свалить вину вместо Удачного на Пиратские острова? А еще лучше – и на нас, и на вас. – Малта задумчиво свела брови. – Как бы не попытались они толкнуть Кеннита на убийство сатрапа.
– Я уверена, Кеннит предусмотрел все, – ответила Этта несколько свысока. – Кеннит не чета обычным мужчинам. Он далеко заглядывает в будущее. А когда нависает опасность, являет способности столь же удивительные, сколь и могущественные. Если не веришь мне, спроси хоть своего брата. Он видел, как Кеннит укротил шторм и приказал морским змеям явиться себе на подмогу. Да что там! Он самого Уинтроу исцелил от змеиных ожогов простым наложением рук. И даже рабскую татуировку, сделанную собственным отцом, вывел с лица Уинтроу его капитан! – В глазах Малты читалось сомнение, но взгляд Этты не дрогнул. – Быть может, мужчина, повелевающий подобными силами, и не обязан руководствоваться обыденными правилами, – продолжала она. – Что, если способность провидения ведет его путями, заказанными большинству обычных людей?
Малта склонила голову набок.
– О чем это мы? – поинтересовалась она. – О возвращении сатрапа на трон? Или ты пытаешься оправдать то, что он причинил моему отцу?
А про себя добавила: «И моей тетке!»
– Твоему отцу было бы тяжелей оправдаться, чем Кенниту, – сурово заметила Этта. – Ты бы спросила у Уинтроу, каково это – таскать невольничьи кандалы и красоваться с татуировкой! Твой отец получил по заслугам!
– Должно быть, мы все получаем то, что заслуживаем, – резко ответила Малта. При этом она смерила Этту взглядом, и от нее не укрылось, что та зарделась от гнева. А в глазах женщины на миг промелькнула такая боль, что Малта ощутила укол совести.
– Должно быть, так оно и есть, – проговорила Этта холодно. – Ладно. Тащи кресло.
«Я дура, – подумала Малта. – Позарилась на мелкую месть…» Кресло было тяжелым и неуклюжим, она все время задевала им то о стенки, то билась о него своими ногами.
Рэйн Хупрус старался держаться подальше от носовой палубы – так чтобы видеть побольше, а к себе привлекать как можно меньше внимания. Он смотрел на Малту. Вуаль мешала ему, но тем не менее он смотрел, смотрел и насмотреться не мог. То, что он видел, причиняло ему боль, и все
