— Хо-хо! Смотрите, дельтаплан летит!
— Какой тут может быть дельтаплан, ты чего?
— Да вон же, вон! Наверное, разведчики времени развлекаются. А вдруг они нас увидят? Надо погасить костер.
Но вместо того, чтобы последовать совету Новгородцевой, Женька вскочил, схватил огромную охапку хвороста и бросил в огонь. Пламя взвилось и заплясало, распугивая оставшихся комаров.
Дельтаплан, до этого спокойно паривший высоко в небе, вдруг резко пошел вниз, прямо на нас. Через несколько мгновений раздался свист рассекаемого воздуха. Я ничего еще не успел сообразить, как Женька уже выхватил из костра и поднял над головой пылающую ветку. Потом дневной свет померк, весь мир наполнился визгом и клекотом, а я вдруг обнаружил, что лежу в кустах. Рот полон земли, из носа — кровь, перед глазами хороводы звездочек. Кое-как приподнялся, встал на четвереньки. У костра в такой же позе — Маковкин. Таси нигде не видно. Огромный птеродактиль, летающий ящер, прыгает, волоча обожженное крыло, и верещит, задрав к небу крокодилью пасть.
Все так же, на четвереньках, я подобрался к своему рюкзаку, вытащил маленький пистолет с обоймой усыпляющих капсул и, держа рукоятку обеими руками, прицелился в «дельтаплан». Щелкнул боек. Птеродактиль пару раз каркнул, совсем как ворона, глаза его затянулись пленкой, и он опрокинулся на землю.
— Старики! — послышался откуда-то свистящий шепот. — Где я?
Новгородцеву мы нашли в глубокой рытвине неподалеку. Когда мы ее оттуда вытаскивали, пошел дождь — горячий, насыщенный какими-то солями. Душные испарения земли, плесени и папоротников смешались с запахом химикалиев. Потом началась гроза. Тысячи сверкающих молний рвали в лоскутья багрово-серое небо. Удары грома слились в непрерывный грохот. Уже непонятно было, где мы бредем — по земле, по ручью или по озеру. Потоки воды уносили сломанные ветви, мелких ящериц, дохлых стрекоз. Из хлопьев пены показывались на мгновение тупые мордочки земноводных, хватали свою добычу и снова исчезали. Вода доходила до колен. И вот когда мы вконец обессилели, появился длиннозавр.
Он был большой. Я сам себе показался размером со спичку, когда в струях дождя высоко над мокрыми сигилляриями выросла его спина. Ящер, похоже, принимал теплый мезозойский душ. Он наслаждался, выгибая туловище и подставляя дождю то один бок, то другой. От его тела поднимался пар и сливался в вышине с грозовыми тучами.
Мы были так измучены, что сразу и не поняли, как нам повезло. Разумный ящер, двуногая сенсация, живой свидетель трагедий и драм мезозойского леса!
Мы подобрались поближе.
Длиннозавр держал в маленьких передних лапах кусок мыла величиной с наш мобиль, и намыливал себе подмышку. Повязки на его ноге уже не было.
— Внимание! — охрипшим голосом скомандовал Женька и поднял свой пистолет.
— А мощности нашего времеатрона на него хватит? — Я сделал попытку пошутить. — Не придется его по частям транспортировать?
И тут Тася Новгородцева вдруг прислонилась спиной к стволу плауна и жалобным, дрожащим голосом сказала:
— Мальчики, ну пожалуйста! Не надо его усыплять! А если вас кто-нибудь так? Представьте: стоите под душем, жизни радуетесь, а тут — ампулой в спину… Мальчики, а? Пойдем назад?
— Давно ли мы у тебя «мальчики», а не «старики»? — рассердился я. — Уж от кого, от кого, а от тебя я этого не ожидал. Стыдись. Возьми себя в руки.
— Может, это и не очень вежливо, — объяснил Женька, — только другого выхода я не вижу. Когда переправим его в наше время, тогда и извинимся. Он нас поймет. Еще спасибо скажет.
Длиннозавру потребовалось пять ампул. После первой он вздрогнул, обернулся и увидел нас. Глаза его выразили живейший интерес. Он шагнул в нашу сторону, — и еще две ампулы впились ему в грудь. Следующий шаг был вялым. Глаза длиннозавра стали скучными. Еще два выстрела — и он шумно вздохнул и улегся, подломив под себя два или три ствола.
— Новгородцева! — позвал Женька.
Тася не отзывалась. Она брела назад, к мобилю. Мы двинулись вдогонку. Но из тумана, из дождевой дымки вдруг надвинулась исполинская тень. Земля содрогнулась от тяжких шагов. Я в страхе схватился за пистолет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вверху, в переплетении крон, раздался треск. С водопадом дождевых брызг посыпались грязные чешуйки и размокшие хвощевые иголки полуметровой длины. Ладонью прикрывая от мусора глаза, я посмотрел на небо.
Сумрачная громада, заслоняя дневной свет, распростерлась над нами. Вздувалась и опадала жабья складка под нижней челюстью. Гнулась и кривилась безгубая костяная кромка пасти.
Тарбозавра я до этого видел только на голослайдах. В удачных ракурсах. Теперь был — вид снизу. В натуре. Над головой колыхались тысячи килограммов чудовищной плоти, бугристой и зловонной.
Может, император этих джунглей решил воспользоваться беспомощностью своего соперника, сила и размеры которого вынуждали и его вспоминать об осторожности. Может, тарбозавры не брезговали ролью мезозойских стервятников… Над землей вознеслась громадная лапа с растопыренными по-птичьи когтями, пролетела надо мной и обрушилась вниз. Еще два-три таких шага — и таранный удар тупой многотонной морды перешибет позвоночник спящего длиннозавра. И на этом нашу экспедицию можно будет считать позорно провалившейся.
Мелькнула мысль: пистолет! Стрелять! И тут же другая: бесполезно. Тарбозавр успеет убить своего соперника, просто рухнув на него по инерции. Обидно…
И в этот момент я испытал самое странное ощущение из всех, какие мне доводилось испытывать. Мир терял привычную геометрию трехмерности. Каждое деревце, и сама полянка, и небо над ней разворачивались в десятках и сотнях немыслимых проекций, как в бредовых видениях температурящего математика. Перед глазами громоздились невиданные геометрические фигуры неслыханных расцветок, они шевелились и перетекали друг в друга. Лежащий длиннозавр предстал было в виде нанизанных на искривленный конус многолучевых звезд, мелких шариков, каких-то дергающихся отростков… Через секунду на месте этой умопомрачающей конструкции уже распростерлась гигантская чаша с шевелящейся бахромой по краям… Каждый предмет я видел как бы со всех сторон одновременно и, кажется, даже изнутри.
Так же внезапно вся эта фантасмагория вдруг развеялась, уступив место привычной реальности.
Я пришел в себя. Шевельнул рукой, которая только что была чем-то вроде пихтовой ветки, удачно прикидывающейся гроздью крабьих клешней. Все еще не веря происходящему, перенес взгляд с капелек дождя, застывших в воздухе, на фигуру тарбозавра, устремленную к своей жертве — и неподвижную. Впаянную в сгусток остановившегося времени.
Время остановилось. А я мог двигаться. Никогда не слыхал, что подобное возможно. На мгновение показалось, что произошло чудо, что мне просто
— Остановись, мгновение, раздался у самого уха деланно жизнерадостный голос Маковкина. — Ты прекрасно.
Он был еще способен остроумно цитировать классиков.
— Обыкновенный реверс-эффект при интерференции темпоральных волн, — сказал он. — Теория это допускает. Но по теории это возможно лишь однажды за период времени, в пятьдесят миллионов раз большей, чем возраст Вселенной.
Женька помолчал, а потом добавил:
— А вообще-то по этой же теории сейчас в нашей Галактике должен произойти коллапс массы.
