– Что будет с нами, когда мы вернемся? – Лейя зажала руками уши, будто это могло заглушить шелестящий в ее сознании голос.
– Мы вернемся и все снова будет как прежде.
– Так не бывает, – она чуть не заплакала. – Мы уже никогда не будем как прежде.
– Не пугай меня, – Севр злился. – Я слишком много заплатил за эту прогулку.
– Не повторяй! – закричала она. – Я больше не хочу слышать об этом!
Темный канал.
Розоватое нежное небо.
Розоватое от тончайшей ледяной пыли, никогда не оседающей на камни планеты.
Гигантская голая вершина вулкана Олимп казалась отсюда пепельной. На огромной высоте давления не хватает для того, чтобы, как иней, осадить углекислоту на черные базальтовые откосы.
5
Лейя молча смотрела на Лоцмана.
Старик медленно повернул голову и она, наконец, разглядела его лицо, искаженное подобием улыбки. Вечный Лоцман действительно казался стариком, но никто не сказал бы, сколько ему лет. Огромные глаза мерцали. Они казались бездонными. Галактики бесконечных взрывов, бесконечность развития, сияющее облако, бесконечно расширяющееся. Может, он читает меня как музыкальную книгу?
От этой мысли Лейе стало неловко.
Она хотела выйти на берег и увидеть настоящую воду. Она хотела услышать настоящую скрипку. Неужели ничего этого нельзя? Неужели жизнь на Марсе обошлась без скрипок?
Почему мертвые моря выглядят так ужасно?
Лейя смотрела, как нос гравитационной барки медленно проходит над оплавленными сварившимися пластинами песка и кварца. Они сверкали внизу, как битое зеленое стекло. Наверное, когда-то тут садилась ракета, ничем другим Лейя не могла объяснить увиденного.
Почему он оглядывается на меня?
Почему я вижу сквозь его грудь, сквозь его огромные глаза? Почему я вижу сквозь него ледяной Олимп и холодные песчаные дюны, наметенные в плоских боковых кратерах? И вижу ледяную пустыню, похожую на голос Севра, когда он говорит, что все будет так, как прежде? Лучше тонуть в любом земном море, чем блуждать в безжизненном марсианском океане. Не хочу слышать мертвых стонов, хочу стонать в мужских руках.
И нет лучшей музыки.
Она смотрела на календарь.
Она отмечала на нем каждый проведенный ею на Марсе день.
Если Вечный Лоцман не подаст ей знак, значит, она побывала на Марсе зря. И зря отмечала текущее время на календаре, не соответствующем марсианским сезонам. Мы, кажется, уже невдалеке от бухты Сет. Там кончается маршрут, предоставляемый тем, кто хотел бы увидеть знак. Говорят, счастливее всех те, кто все-таки не увидел знака, или не опознал его.
Она ждала, но ничего не происходило.
Она чувствовала себя обманутой.
Наверное, Севр прав. Нельзя ждать знака от того, что не существует.
Вечного Лоцмана нельзя коснуться, значит, он не существует. Его нельзя поцеловать. До него нельзя дотронуться. Ему нельзя подарить календарик, как нельзя в наши дни подарить золотое кольцо Наполеону или подковать Буцефала.
Радужная акварельная бабочка вспорхнула с хризантемы.
Распахнув крылья, бабочка, как отсвет радуги, скользнула к полупрозрачному полу барки, метнулась в сторону и вдруг заработала крыльями так быстро, так радостно, что испугала Лейю. Несколько белых лепестков упали с хризантемы в подставленную ладонь и Лейя с изумлением почувствовала их нежный вес.
Выпрямившись, Лоцман медленно кивнул.
Барка шла прямо на каменный страшный мыс, до блеска вылизанный пылевыми бурями.
Наверное, это был мыс Бентен.
Севр тоже подумал так и с облегчением захлопал в ладоши.
– Видишь, мы успели!
Голос Севра и громкое хлопанье испугали бабочку.
Она заметалась над полом, слепя глаза Лейи неистовым трепыханьем развернутых оранжевых крыльев.
– Подумаешь, ничего не увидели! Ни о чем не жалей. – Голос Севра звучал обрадовано. Он, правда, хотел утешить Лейю, потому что видел слезы в ее глазах. – Не жалей о том, что мы потеряли. – Он думал о своем. – Да, мы потеряли не мало, зато старик сумел обогнать пылевую бурю.
Она хотела спросить: «
«Обними меня, мне холодно, – хотела сказать она. – Люби меня, Севр, мне холодно». Но не смогла произнести вслух ни слова.
– Конечно, мы потеряли большие деньги, – утешал Севр, смеясь. – Зато теперь мы вернемся и все будет, как прежде.
Лейя не ответила.
Севр не видел радужную бабочку.
Она сорвалась с календаря не для него. И танцевала не для него. И белые лепестки хризантемы упали на ее пальцы не для него. Севр
И она сказала упавшим голосом:
– Как прежде…
