Тут Василий как рассердился да как принялся срывать с себя сетки-сумки и даже две дыни, связанные у него на шее хвостиками, сорвал и бросил на землю. Дыни разбились вдребезги.
— Ай-ай, — сказал погонщик, — нехорошо. Человек устал. Надо сумки таскать женщине или верблюду, — и похлопал своего красавца.
Людмила начала с ним спорить, а Василий побежал искать своего знакомого академика — объяснить ему, что он не себе столько везёт, а своим знакомым и родственникам — Чашкиным, Зайцевым и Горшковым.
Но академика он не нашёл, а увидел наклеенное на тумбе странное объявление, быстро пробежал его глазами и ничего не понял. Второй раз прочитал то же самое объявление по слогам. И понял всё-всё! Обернулся по сторонам и стал быстро искать Людмилу.
Людмила шла рядом с погонщиком по другой стороне маленькой площади, о чём-то с ним говорила и весело смеялась. Сумки-сетки Василия висели на верблюде, а тот их всё губами старался достать и сбросить. С трудом Василий поднял тяжёлую руку и оторвал это объявление, а потом помахал Людмиле обрывком бумаги, на котором туда-сюда качалось лукавое лицо Славки.
Людмила тоже ему помахала: иди лучше ты сюда! На ватных ногах он направился к ней медленно и как бы нехотя.
Людмила показала ему на верблюда и сказала:
— Он такой же упрямый, как ты.
— Кто? — спросил ничего не понимающий Василий.
Но Людмила теперь ни за что бы не произнесла вслух это запретное слово — две чарджуйские дыни из-за него погибли!
— Он. Ну, он, — сказала она и подмигнула погонщику.
Василий протянул ей обрывок бумаги:
— Читай.
Всё ещё смеясь, она прочитала.
И когда она прочитала, она заплакала.
Всесоюзный розыск, которого добился Тагер, вошёл в силу.
НЕЗНАМЕНИТЫЙ СЫЩИК ПЕТР ТАГЕР
Дело об исчезновении Ярослава Кукушкина было первым серьёзным делом Тагера. Конечно, Тагеру больше хотелось раскрыть у себя в районе шайку воров, схватить за окровавленную руку убийцу, отыскать пропавший перстень Петра Первого, но таких дел у него пока не было. А как говорится, чего нет, того и нет.
Но и не было нигде Славки Кукушкина, примитивного двоечника из соседней школы, после которого осталось столько — и таких ярких! — следов, что не надо никакой лупы. Отпечатки грязных пальцев Кукушкина прослеживались в тетрадях и учебниках — не надо и тальком присыпать. Следы его деятельности оставались в школе на каждом шагу: разбитое стекло в физкультурном зале, перекошенная дверь в кабинете математики, сломанная яблоня во дворе…
Несколько иначе выглядел исчезнувший Кукушкин в воспоминаниях современников. Стоило Кукушкину не вернуться домой на второй день, на третий, на четвёртый день, как оказалось, что этот невозможный Кукушкин не такой уж распоследний двоечник был. Дескать, и способности у него где-то в дебрях души скрывались, и лентяй был не такой отпетый. Вдруг выяснилось, что он был хороший товарищ, друзьям в беде помогал. Однажды, когда мать драла Нырненко ситом за то, что тот просеивал им её французскую пудру, пришёл к нему Кукушкин и сказал, что это он виноват — посоветовал опыт проделать: просеется или нет.
И железный человек Пчелинцев тоже расчувствовался и вспомнил, как пропавший Кукушкин был ему ещё с детства должен восемь копеек, и когда в один прекрасный день разбогател — нашёл на улице полтинник, то не забыл, отдал долг.
А Марьяна, заливаясь слезами, пообещала Тагеру своего самого большого плюшевого медведя, если только он найдёт Славика.
И тогда Тагер окончательно поверил в бесценность непонятно куда исчезнувшего Кукушкина.
— Ну и дела, — сказал себе Тагер. — Шутка ли, из дома вышел ребёнок, хороший, нужный всем человек, и не вернулся! Теперь всё зависит от меня, Тагера. Только я смогу найти Кукушкина. Больше некому! Ко мне, именно ко мне обратились за помощью и терпеливо ждут от меня, именно от меня решительных действий.
Прежде всего надо разработать систему. Всякий уважающий себя следователь начинает с вопроса: кому выгодно преступление, кому было выгодно, чтобы Кукушкин не вернулся домой?
Тагер нарисовал на бумаге окружность и вписал в неё: «Слава Кукушкин». От этой окружности он решил проводить красные лучи — людей, которые хорошо относятся к Кукушкину, и чёрные лучи — людей, которые плохо относятся к Кукушкину, — может быть, кто-нибудь из них устроил его исчезновение…
Значит, нарисовал Тагер окружность и вписал в неё «Слава Кукушкин», и принялся проводить красные лучи. На одном он написал «Новодедов», на другом — «Перепёлкина», на третьем — «Светлана Л.», на четвёртом — «Серафима П.», на пятом…
И когда в конце концов красный карандаш весь исписался, а чёрный так и остался нетронутым, Славка Кукушкин превратился в солнце.
И это было основное открытие сыщика Петра Тагера, которое он сформулировал так:
«Каждый человек для кого-нибудь — солнце, даже если это Кукушкин».
И поскольку чёрных лучей не оказалось, Тагер испугался, что у него ничего не выходит, и добился всесоюзного розыска. Но и всесоюзный не помог, он только до полусмерти напугал родителей Кукушкиных. Они кое-как погрузили виноград в самолёт, не досмотрев мечети и минареты, бросились сломя голову в Ленинград. В самолёте они не разговаривали друг с другом и только держались за руки. А винограду — что! Он тоже летел и летел в Ленинград и прилетел туда в самой лучшей форме.
ТАКАЯ ТРУДНАЯ И НЕПОНЯТНАЯ ЖИЗНЬ
Кукушкин прожил на Юкате довольно долго, если измерять время по юкатианским часам — почти целый год, но даже за год он не научился определять ненаше время.
Однажды он спросил у времени — какой сегодня день: вчерашний или сегодняшний?
Юкатианское время, не моргнув, ответило:
— Позавчерашний.
— А завтра будет какой?
— Завтра будет прошлогодний.
Ну пойми тут и разберись!
На Юкате было странным не только время, но и всё, с чем бы Славка ни столкнулся.
Например, в первый же миг своего прибытия на Юкату он столкнулся с её скалистой поверхностью. Поверхность была совершенно немой и безжизненной: ни ручья, ни реки, ни дерева, ни цветов, ни простой травы.
«Как же они здесь живут? — подумал Славка с удивлением. — Даже на дерево не залезть. Даже цветов не нарвать. Под кустом и то не спрятаться и не посвистеть в травинку… Нет, как они здесь уныло живут. Они просто даже себе не представляют, какое у них уныние».
И сразу же ему вспомнились слова Ешмыша, когда тот восхищался Землёй и назвал её удивительной планетой. Бедный Ешмыш!
Ешмыш и мыслящий цветок Тюнь-Тюнь, и маленькие козерожики, с которыми он прилетел, исчезли в первый же день, и если он видел их потом, то издалека: все они весело махали ему ивовыми
