Уундаамп повернулся к Торес Лахл.
— Госпожа, тебе скажу. Дай этому Уундаампу только одно мясо, как я сказал. И больше никогда не давай. И никогда не давай мясо другим асокинам, понимаешь? Эти асокины, они знают правила. Мы должны слушаться. Итчо?
— Итчо, — ответила Торес. Язык горцев она освоила еще по пути из Ривеника.
Уундаамп взглянул на нее снизу вверх веселыми глазами.
— Ты большая женщина. Мне тебя одним куском мяса не прокормить. Моя женщина, она поедет в Харнабхар вместе с нами. И еще одна вещь. Очень важный. Никогда не пытайтесь гладить этих асокинов. Откусит руку как кусок мяса.
Торес Лахл вздрогнула и рассмеялась.
— Я и не думала их гладить.
— Тогда заберем Фашналгида и отправимся сейчас же, — сказал Шокерандит, когда тщательная проверка закончилась. Припасов и снаряжения было как раз на дорогу в одну сторону; сани не следовало перегружать. Он взял ее за руку.
— Все в порядке, ты не заболела? В пути не стоит болеть.
— А нельзя оставить Фашналгида здесь?
— Нет. Он хороший человек. Если в пути что-то случится, он будет нам полезен. Должен сказать, что я уверен: агенты олигархии идут по нашему следу. Возможно, они думают, что если я сумею добраться к отцу и все ему рассказать, то он повернет армию против олигархии. Многие из соседей и друзей отца служат в армии. Я проверил в конторе: по списку через час после нас, в четыре, отправляются еще одни сани. Мне сказали, их наняли четверо. Чем раньше мы отправимся, тем лучше. У меня есть револьвер.
— Мне страшно. Ты доверяешь этому ондоду?
— Они не люди. Они родственники нондадов из Кампаннлата. У нашего на руке восемь пальцев — можешь проверить, когда он снимет рукавицы. Они терпят фагоров, хотя предпочитают селиться поближе к людям. Но ондоды очень хитрые. Им приходится платить и угождать, иначе с ними нужно держать ухо востро.
За этим разговором они прошли из Северного Снарагатта в Снарагатт. Разница в температуре была заметной.
Торес схватила Шокерандита за руку и обиженно произнесла:
— Зачем ты заставил меня раздеться перед ними? Ты не должен был унижать меня так лишь потому, что я рабыня.
Шокерандит рассмеялся.
— О, это часть моего вежливого отношения к ним, часть ритуала. Они хотели видеть тебя голой. После этого они стали лучше относиться ко мне, а значит, ко всем нам.
— Но я не стала после этого лучше относиться к тебе.
— Знаешь, я ведь чурбан.
Торес спросила с раздражением:
— Почему ты не приходишь ко мне в постель? С тобой что-то не в порядке? Ведь ты можешь байвак меня, когда только захочешь, я ведь твоя?
— Ого, похоже, ты наконец меня захотела? Какая перемена в разговоре!
Шокерандит злобно усмехнулся.
— Тебе понравится, как мы устроимся сегодня на ночь.
Они забрали Фашналгида, который уже напивался в соседнем кабачке. После этого Шокерандит некоторое время провел в лавчонке, где продавались яркие одеяла в желтую и красную клетку. Среди узоров был вышит безошибочно узнаваемый символ Великого Колеса.
— Всемогущий, куда ты тратишь наши деньги? — возмутился Фашналгид. — Я полагал, что все необходимые запасы и снаряжение ты уже купил.
— Я только зашел сюда взглянуть на товары, и мне понравилось одеяло — красивое, правда?
Шокерандит заплатил и завернулся в яркое одеяло, прежде чем отправиться обратно в Северный Снарагатт. Другие путешественники не обращали внимания на странный наряд Шокерандита, все были одеты кто во что, лишь бы защититься от холодного горного ветра. Фашналгид с удивлением отметил, что в другой лавочке Шокерандит купил, за приличные деньги, копченого козленка.
Хозяин «Северной путеводной звезды» сообщил им, что Уундаамп спит. Шокерандит один вошел в помещение, вырубленное в цельной скале на задах лавочки, рядом с загонами для собак-асокинов. В комнате сидели несколько ондодов и ели сырое мясо, ловко отрезая ножами полоски. Другие спали со своими женщинами на полках, устроенных вдоль каменных стен.
Уундаамп проснулся и слез с полки, почесывая подмышки и зевая, показывая зубы, почти такие же острые, как у его собак.
— Ты слишком строгий начальник, в три часа выходить рано. До четырех я не твой человек.
— Извини. Понимаешь, я хочу выехать пораньше. Я принес тебе подарок, итчо?
Шокерандит на пол бросил копченого козленка. Уундаамп немедленно уселся на пол и позвал друзей. Потом ондод вытащил нож и поманил им Шокерандита.
— Все идут есть, друг, потом рано выезжаем. Гуумта.
Все присутствующие собрались вокруг. После некоторого раздумья Уундаамп даже позвал свою жену, и та скатилась с полки и пришла, завернутая в одеяла. Со стороны было очень хорошо заметно, что у подруги Уундаампа такое же круглое лицо и черные глаза, как и у ее мужчины. Женщина даже не попыталась войти в круг жадно глазеющих на козленка мужчин. Вместо этого она тихо встала позади Уундаампа и время от времени ловила обрезки мяса, которые он кидал ей через плечо.
Жуя мясо, Шокерандит тем временем рассматривал руки ондода. Руки у Уундаампа были узкие и жилистые, на каждой по восемь пальцев. Тупые ногти, похожие на когти, одинаково черные, блестели от грязи и жира, въевшихся под них.
— Гуумта, — сообщил Уундаамп с набитым ртом.
— Гуумта, — согласился Шокерандит.
— Гуумта, — согласились другие ондоды. Женщина, будучи женщиной, не сказала ничего, поскольку никто не интересовался ее мнением: хорошая была еда или нет.
Вскоре от козленка остались лишь рожки да ножки. Уундаамп немедленно поднялся на ноги, вытирая руки о меховую куртку.
— Кстати, начальник, — сообщил он, дожевывая, — этот мешок позади меня, пузо с отхожими газами и детьми, — моя женщина. Зовут — Моуб. Можешь забыть имя. Она поедет с нами. Ты не возражаешь.
— Пусть едет, добро пожаловать, ведь она такая красивая, Уундаамп. Я принес это одеяло для себя и не собирался его отдавать, но, увидав, какая красавица твоя Моуб, я решил сделать ей подарок.
— Луубис. Можешь дарить, начальник. Она ничего не потеряет. Она поцелует тебя.
И Шокерандит подарил одеяло в желтую и красную полоску Моуб.
— Луубис, — проговорила та. — Слишком хорошо для мешка с отхожими газами, которому хозяин этот злой Уундаамп.
Женщина ловко метнулась вперед и поцеловала Шокерандита полными, лоснящимися от жира губами.
— Гуумта. Захочешь байвак, начальник, можешь брать Моуб. Она страшная, но тут у нее все в порядке, итчо?
