Пусть так, но зато они будут биться, как никто другой – их будет вести на битву месть и, видит Бог, им есть за что мстить. Почти у каждого из них погиб отец, брат, сын, у многих жены, сестры и дочери приняли мучительный страшный конец и позор, тысячекратно горший чем смерть.
Правое крыло составляли войска из земель Священной Римской Империи.
Всего двадцать тысяч всадников привел с собой император Карл, которого папа назначил командующим этим крестовым походом. Может быть, самым важным из всех, когда-либо происходивших.
Впереди конницы выстроилась пехота – отборные ландскнехты из Лотарингии и Баварии. На левом крыле выстроились посланцы южных стран. Ближе всех к магистру расположились гордые идальго Кастилии, Арагона и Леона в своих красно-желтых плащах. Они первыми откликнулись на призыв главы церкви, явившись почти все.
Чуть дальше позиции занимали итальянцы, которыми командовал сын неаполитанского короля. Рядом с ними выстроились семнадцать с лишним
тысяч вооруженных служителей церкви – монахов и кюре, предводительствуемые епископом Амьена. Тут же стояли английские конные лучники в зеленых кафтанах. Их длинные луки, метавшие стрелы за три сотни шагов, были готовы к бою, к седлам были приторочены секиры и тяжелые дубовые молотки – оружие, которое может показаться смешным тому, кто не видел: что можно таким сделать с человеком. Замыкали строй венгерские и хорватские всадники и легкая конница боснийских наемников – стратиотов. Тут же расположились немногочисленные посланцы польских и чешских земель – слишком поздно дошло на восточную окраину христианского мира известие о походе. Конницу прикрывала генуэзская пехота и швейцарцы вместе с уцелевшими французами. Даже византийский базилевс успел прислать почти тысячу солдат.
Людовик оглянулся. Позади него столпились знатнейшие люди Европы. Среди рыцарских шлемов с плюмажами белым пятном выделялась папская тиара.
Все глаза были устремлены на Карла IV Богемского. Можно было начинать битву.
Император поднял руку в латной перчатке, подавая сигнал и, повинуясь его жесту, десятки трубачей набрали побольше воздуха, готовясь трубить атаку. Не успели…
Единый вздох вырвался разом из тысяч и тысяч грудей, и следом за ним над станом крестоносцев взлетел оглушающий вопль безумного, отчаянного ужаса. Маршал почуял, как челюсть его безвольно обвисает, а волосы под шлемом шевелятся. Предательская слабость растеклась снизу живота по всему телу, он чудом удержался в седле. Ему показалось что земля и в самом деле разверзлась и Ад вырвался наружу.
Из-за спин врагов в небо взмыли и поплыли в сторону крестоносцев десятки громадных тварей самого отвратительного и устрашающего вида.
Обгоняя их, стремительно скользили по воздуху, набирая высоту, ширококрылые, когтистые нетопыри. За каждым тянулся густой дымный шлейф. Словно обезумев, первые шеренги рванулись назад, смешивая строй, вмиг закружился людской водоворот. Всадники заметались, пытаясь удержать напуганных коней, и вот уже конница сминает пехоту…
Не прошло и минуты, а войска уже не существовало. Жалкое человеческое стадо, обреченное на заклание и тщетно пытающееся спастись бегством, видел герцог сейчас перед собой.
Сражение, не начавшись, уже было проиграно бесповоротно. Но это было только начало конца. В первых рядах неподвижно стоявшего врага как по волшебству возникли непонятного вида сооружения на тележных колесах. Миг – и к испуганно мечущемуся человечьему скопищу, только что бывшему храбрейшей и лучшей в мире армией, понеслись сотни огненных стрел. «Летучий огонь»![40]
Прошло еще несколько мгновений, и среди отползающей назад в панике массы всадников и пеших, встали вихри бешено крутящегося багрового пламени. Вновь взлетел к небу тысячеголосый крик ужаса и боли, чтобы больше уже не смолкнуть; вторя ему, летел над равниной грохот множества взрывов. Нет, то не был обычный «летучий огонь» – тот, с которым ему приходилось сталкиваться раньше – просто потешный фейерверк перед тем, что он видит сейчас…
И одновременно над головами воинов Христа появились первые из крылатых порождений преисподней. И там, где пролетали они, люди падали, будто срезанные невидимым серпом. Вот от парящих в воздухе силуэтов отделились какие-то предметы, стремительно падая вниз. И там, где они достигали земли, вновь гремели взрывы…
…Словно обратившись в камень, смотрел он на невиданное зрелище – прямо на него катилось целое море бегущих.
Вся масса почти в сто тысяч человек не помнила уже ни о чем, движимая одним лишь слепым желанием спастись любой ценой. Кавалерия топтала оказавшихся на пути пехотинцев, артиллеристы бежали прочь от так и не сделавших ни единого выстрела орудий, а впереди всех, отчаянно хлеща скакунов, летела легкая конница.
Вновь прогремел гром, на этот раз – в небе. На месте одного из крылатых страшилищ, круживших над полем боя, расплывалось густое бурое облако, вниз сыпались какие-то ошметки. Еще один такой же нетопырь, летевший рядом, смятый и изуродованный, стремительно падал. Не долетев до земли футов сто, он рассыпался, и из его обломков вывалилась казавшаяся крошечной человеческая фигурка, смешно дрыгавшая руками и ногами… Но еще до этого Людовик Сентский каким-то образом догадался, что перед ним не крылатые демоны или иные живые существа, а поднятые неведомым ухищрением в небо изделия человеческих рук.
Но к чему эта запоздалая догадка, ведь все равно уже ничего не изменить… У подножия холма пробегали последние из крестоносцев.
Вражеская пехота медленно шла вперед, а с обеих флангов заходили кавалеристы Дьяволицы, которых было гораздо больше, чем казалось ему вначале.
«Вот и все…», – подумал герцог. Тяжкое безразличие бесповоротно завладело его душой. Слишком уж быстро и страшно все произошло, чтобы плакать или ужасаться по настоящему.
На холме рядом с ним уже не было никого; император, семь королей, дюжина герцогов и великих герцогов, папа, прелаты и все остальные, рангом пониже, неслись прочь во всю прыть, спасая свои жизни. Что ж, может быть их жизни имеют еще какую-то ценность, хотя бы для них самих. Но ему, графу де Мервье и владетельному герцогу Сентонжа, смысла дальше жить нет, коль скоро обречен на гибель мир. Он поднял глаза к небу. Летающие машины беспорядочно кружились, снижаясь, и явно стремились сесть в тылу у мятежников. Один из нетопырей вдруг завалился на бок и стремительно пошел к земле. Вот он рухнул туазах в ста от него маленькой кучкой мусора.
Драконы и змеи по-прежнему неторопливо, как облака плыли в вышине, но и они теряли высоту. Запоздалая усмешка тронула губы герцога. Помниться, лет двадцать назад в каком-то итальянском городке на его глазах сожгли портного, сделавшего из холста и ивовых прутьев крылья, на которых он сумел перелететь через городскую стену. Крылья тоже сожгли, предварительно окропив святой водой…
От уже недалекой массы наступающих отделилось семь или восемь всадников, резво поскакавших к холму, где он стоял.
Де Мервье почувствовал к этим людям почти благодарность. По крайней мере он сможет умереть, как воин.
Наставляя копье и подняв щит к забралу, Людовик, герцог Сентский и граф де Мервье, вице – канцлер и маршал все еще существующего Франкского королевства, дворянин в двадцати поколениях, светский брат Ордена рыцарей Святого Иоанна устремился в бой – последний в своей жизни.
Высший принял их, сидя в простом деревянном кресле, кроме которого, в маленьком прямоугольном зале не было ничего. За его спиной, на экране, занимавшем всю стену, в черной пустоте, среди звезд висел спутник системы раннего оповещения, покрытый множеством отростков-датчиков и оттого напоминавший морского ежа.
Если в опасной близости от Мира взорвется сверхновая, планета окажется заблаговременно извещена при помощи нуль-пространственной связи и гораздо раньше, чем смертоносные излучения достигнут ее поверхности, на их пути будет воздвигнут непроницаемый барьер поляризованного вакуума.
Непосвященному могло бы показаться в первый момент, что позади Высшего нет ничего, кроме
