затосковала.
— Чего же ты стоишь? — Ержи нетерпеливо дернула меня за рукав. — Ходим! Концерт из Вены. Там Дунай… Мы также живем на Дунае.
— Разве ты из Австрии? — спросил я.
— Я из Будапешта. А ты и доктор… твой отец, вы из Советского Союза?
— Да.
— Значит мы близкие соседи, правда же?
Ее будто кто-то подменил. Где и девалась та молчаливая девушка, которой недавно появилось в темных очках на веранде. Ержи разговаривала со мной просто и непринужденно, как с давним знакомым. Еще о чем-то спросила. Я ответил почти механически и, кажется, не к месту. Так как меня вдруг поразила неожиданная мысль. Не моргнув глазом, броситься на гадюку, схватить руками это страшное, отравляющее… Нет, здесь одной смелости имело. В поселках, где живут родственники Мэро и Рыжего Зайца, мне уже приходилось видеть, как краснокожие ребята точь-в-точь так, с пустыми руками, укрощали обозленных змей. Кто же научил этому девушку из Будапешта? Ержи не впервые в сельве! Но скрывает это… Почему? Она и наш новый радист Чанади приплыли на белой яхте вместе с седым мужчиной, которого узнал Катультесе. Удивительно, подозрительная случайность…
Ступени вывели нас на второй этаж. Из холла слышалась мелодия вальса Штрауса. Ержи развела руки, плавно крутнулась и сделала какое-то хитроумное па.
— Ты любишь танцевать? Если хочешь, можешь пригласить меня… Какой замечательный вальс!
— Подожди, — буркнул я, махнув шахматной доской в направлении библиотеки. — Сейчас возвращусь. Вот только позову Рыжего Зайца…
Ержи засмеялась.
— Рыжий Заяц? Кто ему дал такое точное прозвище? Он не здешний? — И снова легко крутнулась, откинув голову.
В библиотеке на окнах были спущены шторы. Стояла полутьма. Я минул первую комнату, зная, что здесь Жака нет. Чего бы ему вот сидеть без света, в одиночестве, среди полок и шкафов. Разве что заснул. Я ступил через раскрытую дверь в соседнее помещение. Глубокие удобные кресла, низенький столик между ними, лампа на высокой бронзовой ножке с фарфоровым абажуром в виде розы… “Жак давно в холле, возле телевизора”, — подумал я и протянул руку к фарфоровому цветку, чтобы включить ее.
В первой комнате скрипнул паркет — в библиотеку кто-то вошел. “Ага, Заяц ищет меня…”
Позвать Жака я не успел, так как услышал клацанье замка. Тот, кто вошел, запер за собой дверь. Это насторожило меня. Отдернув руку от лампы, я пошел на попятный и присел за креслом на ковер.
Что меня толкнуло не выдавать своего присутствия? Наверное, это шло от шалостей, мной руководило желание пошутить над Рыжим Зайцем, гавкнуть на него неожиданно из тьмы. Хотя в тот миг, собственно, я уже не верил, что это вошел он. Зачем бы Жак замыкался на ключ.
Я сидел за креслом и не шевелился. Почти рядом послышался легкий шорох шагов. Сразу же шорох отдалился. Кто-то, кого я не видел из тайника, зашел в эту комнату и будто убеждался, что здесь людей нет. Потом, уже за стеной, прозвучал глухой звук, будто на пол свалилась книга. Донесло сердитое бормотание. Уши уколол тонкий комариный писк и оборвался. Неожиданно вокруг меня, с обеих сторон кресла, осветился ковер, на полсекунды вспыхнул проем раскрытой двери — в сопредельной комнате включили и тут же погасили люстру.
Мое поведение уже казалось мне не очень умным. Сидеть за креслом, согнувшись, было очень неудобно. Еще минуты две—три, и я не вытерпел бы, встал бы и вышел из тайника. Если бы не голос, очень знакомый голос, который вдруг промолвил:
— Играть нам в жмурки нет потребности. Мне известно, кто вы такой на самом деле…
Это заговорил мой отец. Заговорил как-то непривычно, холодно. Первые слова довольно зычно ворвались в комнату, а закончилась фраза совсем тихо. Второй голос, не отца, после паузы ответил:
— Тем лучше, доктор. Теперь вы знаете, кто я. Это освобождает меня от объяснений, почему именно мне придется сегодня осуществить здесь очень неприятное, однако необходимое мероприятие.
Этот голос принадлежал радисту Золтану Чанади.
Секунду я сидел крайне растерянный и ничегошеньки не понимал. И вот по ту сторону двери снова еще тише заговорили. И меня вмиг пронизала догадка. Ни отца, ни Чанади не было в библиотеке! За стеной только что включили радиотранслятор и регулировали его на тихое звучание. Отец даже предположения не имел о том, что у него в кабинете где-то установлен замаскирован микрофон и что кто-то тайно, за три шага от меня, подслушивает его разговор с радистом.
Осторожно встав, я стал за шкаф, прислонился ухом к стене. Еще раз послышался голос Чанади:
— Но, честное слово, доктор, мне больше нравилось находиться у вас на должности радиста экспедиции, чем в роли инспектора Службы расследования…
Глава IV
ПОЛЕТ В НЕИЗВЕСТНОМ НАПРАВЛЕНИИ
Все казалось каким-то потусторонним: голоса отца и Чанади, темная комната, тайный радиотранслятор… Такое бывает во сне — ты видишь яркие картины, переживаешь, волнуешься, а как проснешься — не можешь собрать вместе только что виденное. То время в библиотеке тоже была сплетено из кусков непонятного, неожиданного. Сейчас приходится хорошо напрягать мозг, чтобы припомнить все детали диалога в отцовском кабинете. Ведь я никогда не думал, что возникнет потребность излагать все это на бумаге.
Так вот, Чанади сказал:
— Но, честное слово, доктор, мне больше нравилось находиться у вас на должности радиста экспедиции, чем в роли инспектора Службы расследования.
Затем — отец:
— А меня, инспектор, больше устраивает ваша настоящая роль, хотя и радист вы, скажу прямо, неплохой. Теперь у меня гора из плеч… Не умею ковыряться во всякой чертовщине, не имею призвания. Итак займемся каждый своим делом.
Голос Чанади:
— Комплимент за комплимент, доктор: об “чертовщине” вы собрали чрезвычайно интересный материал, а вашим точным выводам из наблюдений позавидует кто-нибудь из моих коллег. Ваша шифровка была для меня просто неожиданностью. Передавая ее в эфир, я осмелился продублировать эту информацию и в адрес своей Службы, попросив мое начальство немедленно сообщить вам радиограммой о том, кто я такой. Вы получили такую радиодепешу. Итак разрешите доложить вам, что именно побудило международную Службу расследования воспользоваться вакансией радиста в вашей экспедиции. Буду откровенный, доктор: мне нелегко вести этот разговор. Должен начать с трагических событий, которые, к сожалению, непосредственно затрагивают вашу семью, речь идет о катастрофе в океане, возле острова Арпа-Нау, о гибели ЭГБ-1, и вы меня понимаете…
Я не помню случая, когда бы отец при любых обстоятельствах не сдержал себя. Он умел владеть собой, и я, при случае, старался быть похожим на него, силился, что бы не случилось, не терять самообладания. Правда, мне это не всегда удавалось, иногда я забывал о собственных обещаниях держать в шорах свой характер и контролировать каждый свой шаг.
Как повел себя отец там, в кабинете, услышав об Экспериментальной глубоководной базе, мне неизвестно. Но я, вспомнив свою погибшую мать, на миг забыл, где нахожусь. Ноги самые вынесли меня из-за шкафа. Ненароком я зацепил лампу, она закачалась, фарфоровая цветок-абажур едва не свалилась на стол. Я успел подхватить ее и опомнился. Замер, ждя шагов за стеной.
Кто знает, как все сложилось бы, каким путем пошли дальнейшие события, если бы в эту минуту раскрылось мое присутствие в библиотеке. И легкий шум, видно, не донесся в соседнюю комнату. Как и перед тем, динамик транслятора бездумно передавал чужие слова и мысли.
