оказалось гибельным. Но верю я, что есть надежда! Беру на себя ответственность за все происходящее со мной! И верю, что не бросишь ты без помощи и совета свое несчастное дитя. Я верю, что на благое дело найдутся у меня силы. Отрекаюсь от своей пресловутой свободы выбора и наполняю свою жизнь истинным смыслом - подчиняюсь твоему Промыслу и сделаю все от меня зависящее, чтобы добиться успеха"!
Макаров почувствовал, как по его щеке покатилась слезинка. Что ее вызвало - отчаяние или негаданная радость, было непонятно. А может быть, это было проявление горячей зависти к Кларкову. Несмотря на обилие, вроде бы, верных доводов приходилось сознаться - прав был он. И он, конечно, реализовал свою нуль-транспортировку. Сейчас, возле костра на пустыре это ясно и очевидно. Кларков добился своего, справился с задачей, которую Господь поставил перед ним. Он не был пассивным наркоманом, как прочие. Он научился выстраивать свою жизнь. И теперь ждет их - членов своего карасса, которых Божья воля собрала на этом пустыре. Потому что настала их очередь стать хозяевами собственной судьбы.
"Боже милостивый, - зашептал Макаров слова молитвы, невесть откуда пришедшей ему на ум. - Дай мне силы исполнить все, что мне дано сделать, смирение, чтобы понять, что есть вещи, которые мне не под силу совершить и ум, чтобы отличить одно от другого..."
Языки пламени выхватывали из темноты суровые, сосредоточенные лица людей, которые очень многое пережили за последнее время. Странно, но Макаров не заметил ни капли растерянности.
- Удивительное место этот пустырь, - сказал Махов тихо. - Но я рад, что мы здесь очутились.
- Почему? - спросил Макаров.
- Здесь хорошо думается. Я заставил себя вспомнить Виктора. Удивительно, но только здесь я стал понимать все то, что он мне втолковывал в свое время.
- Вот как?
- О, я стал настоящим боконистом! До меня, наконец, дошло, о чем идет речь, когда говорят - Господь Бог все про тебя знает и что у него есть довольно сложные планы, касающиеся именно тебя...
- И что это означает?
- Ну, что у него есть сложные планы, и они касаются лично тебя. Понятно?
- Пожалуй, да.
- Рано или поздно ты это понимаешь. В боконизме такое понимание называется - "вин-дитом". Испытать вин-дит - настоящее счастье.
- Неужели ты поверил, что Виктор реализовал свою нуль-транспортировку?
- Сколько можно задавать один и тот же вопрос? Хватит. Да, я верю. Точнее, мне пришлось поверить. Только так можно объяснить все то, что с нами произошло. Урок пошел впрок.
Макаров улыбнулся. Он вспомнил, что и сам всего лишь пару минут тому назад сумел побороть свою гордыню. Не понимал он теперь только одного - что помешало ему сделать это сразу? Наверное, глубокое, природное убеждение в собственном величии и непогрешимости. Звучит глупо - но, пожалуй, можно решить, что он согласился бы на гибель мира, только бы его при этом посчитали самым-самым! Глупо и подло, даже вспоминать не хочется.
- Получается, что теперь мы можем вернуться? - спросил Махов.
- Ага. Конечно, если в нуль-транспортировку поверят еще Фимка и Сергей Сергеевич.
- Я - верю, - сказал Фимка и улыбнулся.
- Я и раньше верил, - сказал Сергеевич Сергеевич.
- А почему бы мне не сфотографировать вас? - спросил Иван Ефремович. - На память!
Он достал из своего портфеля фотоаппарат. Лица людей, словно бы вырываемые из тьмы всполохами пламени, были уверены и спокойны. Катастрофа их больше не касалась и не волновала.
- Получится ли фотография? - спросил Сергей Сергеевич.
Ответом ему был громкий хохот собравшихся.
- Мы уже видели эту фотографию, - напомнил Макаров. - И вы, Сергей Сергеевич, получились на ней просто отлично - чуть-чуть загадочный, но приятный и положительный во всех отношениях человек.
- Это вы видели, а мне не довелось...
- Еще насмотритесь.
Макаров не знал, что им следует делать дальше. Он склонялся к мысли, что - ничего.
- Пожалуй, следует немного подремать, - сказал он и зевнул.
- Смотри, так и последний день человечества проспишь, - пошутил Махов.
- Я в эти ужасы больше не верю, - ответил Макаров. - К тому же, если это действительно последний день, провести его следует с комфортом, то есть, не отказывая себе в удовольствиях, - тем более во сне...
Он свернулся калачиком возле костра и моментально заснул.
Глава 21
Устраивать свою судьбу каждый должен самостоятельно
Макаров открыл глаза, когда было уже совсем светло. Утро, наступления которого они ожидали с таким страхом, пришло. Голубое небо, без единого облачка, ослепляло. Макаров решил, что был разбужен солнечными лучами, но над самым ухом раздалось: "Фьюить..." и с соседнего камня вспорхнула крохотная птичка-синичка.
- Вот, дурочка, - вырвалось у Макарова. - Почему не дала поспать еще?
- С добрым утром! - приветствовал его Махов. - Пора вставать, ваше писательское величие. Нас ждут великие дела.
- Ага! - откликнулся Макаров. - Так уж устроен мир, что ранним утром каждый исследователь должен немного поисследовать, а писатель - пописать.
- Хочу обратить твое внимание, - Махов указал на громаду зданий на горизонте. - Город выжил...
- Вижу - пожаров нет. Это хороший знак.
- А теперь чуть выше...
Макаров присмотрелся и едва не подскочил от радости - над домами пролетал самолет.
- Мы вернулись?
- Похоже на то.
- А не пора ли нам в город?
- Самое время. Иван Ефремович уже ушел.
- Этого следовало ожидать. У него своих проблем хватает, и решать их он должен сам. А где Фимка и Сергей Сергеевич?
- А вон - пытаются отремонтировать машину.
В этот момент над пустырем раздалось звонкое Фимкино: "Получилось"! К счастью, поломка оказалась незначительной и уже через пару минут они отправились в путь.
Макаров предложил немедленно вернуться на квартиру Виктора для продолжения экспериментов.
- Замечательно, - возликовал Махов. - Из тебя, писатель, получится настоящий исследователь. Ученый, предпочитающий использовать в работе не слишком строгую аксиоматику. Правда, веселое занятие?
- Я с детства любопытный. Но разве это порок? А ученый из меня не получился потому, что я не в силах справиться со своими эмоциями. Сухие факты для меня чересчур пресны, а потому я их постоянно пытаюсь приукрасить. По-вашему, привираю.
- А ты не пробовал, Макаров, податься в писатели? - пошутил Махов.
- Спасибо за комплимент.
Город жил своей привычной размеренной жизнью - люди штурмовали общественный транспорт, в ларьках бойко шла торговля фасованными товарами, из радиоприемника машины доносилась бесконечная реклама. Жизнь кипела, как ни в чем не бывало.
