– Они уже есть, только мы не замечаем… – Глебка вдруг смеется: – Да не думай об этом! Теперь – все хорошо. Ты еще многое увидишь впереди…
Мы выходим к широкому, но мелкому ручью – на песчаном дне видны редкие гальки. Глебка начинает подворачивать свои мешковатые штаны. Значит, пойдем вброд? Ура…
Я обгоняю Глебку и ступаю в воду. По щиколотку, по колено. Прохладные струи закручиваются у ног.
Я оглядываюсь. Глебка идет следом. В очках его отражается заря. Совсем уже светло. Мы беремся за руки и выходим на другой берег.
– Ух ты, смотри… – Глебка приседает на корточки. По песку среди редких травинок идет черный и рогатый жук-великан.
Конечно, он не совсем черный, а с зеленым отливом. На его выпуклой спинке от встающего солнца зажигаются искорки. И мне известно, что каждая искорка – тоже громадный мир. В них есть свои Виньки и Глебки…
Глебка нагибается так низко, что с него срываются очки. Я подхватываю их с песка.
– Это… те самые?
– Конечно…
– А как же… Ведь одно стекло осталось в телескопе. А здесь оба…
– Оно и в телескопе, и здесь… Ты пойми: в этом мире все немного
– А как?
– Узнаешь… – Это он говорит с хитринкой, и я верю, что все будет хорошо.
Глебка встал, взял очки, но надевать их не спешит. Глаза у него… такие хорошие глаза, что мне хочется сказать: “Не надевай”. Только неловко почему-то.
Глебка говорит:
– Вообще-то очки здесь не нужны. Я надел их просто так. Ну… чтобы ты узнал меня.
– Я бы и так узнал!
– Я на всякий случай…
Надо бы сказать: “Спасибо, Глебка”. Но вы же знаете, мальчишки не любят нежностей. Я беру у него очки, дышу на них, потом протираю подолом ковбойки.
– Какие прозрачные. Столько лет прошло, а стекла как новенькие.
– Стекла не стареют. Они же – застывшие частички пространства.
– Правда? – говорю я. Просто так говорю. Вообще-то я и без того знаю, что Глебка прав.
– Конечно! Ты вспомни! Раньше, когда ты был старый, ты же часто работал в очках своего отца. Оправа их сделалась старомодной, а стекла все равно как хрусталь. Тебе они были в самый раз…”
