желудке и пищеварительном тракте.
На мгновение Халли замолчала, раздумывая, нужно ли им столько информации. Никто не произнес ни слова, и она продолжила:
– АКБ любит больницы. Может месяцами жить на стетоскопе или диагностическом столе. Но чаще всего – в катетерах. У АКБ один из самых высоких индексов трансмутаций среди бактерий.
– Совершенно верно, – подтвердил Дон Барнард. – Все виды АКБ, включая
Халли подвинулась вперед.
– Я помню этот случай. Но АКБ опасна только для людей с нарушенной иммунной системой – для носителей ВИЧ, стариков, пациентов с ожоговыми травмами, после химиотерапии…
– В том числе для людей с тяжелыми повреждениями тканей, – раздраженно бросил Лэйтроп.
Она поняла:
– Например, для раненых солдат.
– Вот именно.
– Да. Но после того, как в две тысячи втором году в нью-йоркских больницах от вызванных АКБ инфекций погибли несколько пожилых людей, стали вновь использовать колистин – антибиотик пятидесятых годов. Он помогал. По крайней мере, в некоторых случаях.
– Все правильно, Халли. – Барнард нахмурился, потер большим пальцем чашку трубки, словно хотел счистить налипшую грязь.
– Так что же произошло? У них не было колистина?
– Был. Он слегка затормозил размножение АКБ. К тому же колистин в дефиците. Его не производят уже как минимум сорок лет.
– То, что мы сейчас увидели, разумеется, вызвано не АКБ?
– Именно АКБ. Результаты исследований неопровержимо это доказывают.
– Как?
– Это новый вид АКБ, – впервые за все время заговорил Лу Кейси. Он сидел в кресле, наклонившись вперед, локти на коленях, и глядел на присутствующих из-под рыжих, проволочных бровей.
Она на миг задумалась.
– Значит, все-таки биологическая война?
– Возможно, хотя люди из ЦРУ так не считают. Скорее антигенная изменчивость.
– Но как она с ним сделала такое?
– Новая разновидность АКБ, скорее всего, растет в системе кровообращения, потом разъедает органы…
– Бактерии обычно уходят внутрь организма – там легче размножаться.
– Данная АКБ поступает наоборот. Рвется наружу. И очень быстро.
– Будто с тебя заживо снимают кожу… – Халли попыталась представить, как это происходит, но быстро сдалась. – На земле не существует лекарства, которое притупило бы такую боль.
– Нет, – мрачно выдавил Барнард. – Не существует.
– Ужасно, – произнесла Халли. – Но, по крайней мере, эпидемии не будет.
Барнард кашлянул, посмотрел на остальных.
– Что, есть еще случаи?
– Его товарищ, мальчишка из Канзаса, был первым. Потом две медсестры и еще один пациент медсанчасти.
– Кто там старший?
Барнард глубоко вздохнул, перенес вес на другую сторону кресла.
– Военврач. Из Национальной гвардии.
– Он все еще там?
– Она. Одна, к сожалению. Это полевой госпиталь, оказывают помощь при ранениях второго уровня сложности. При нем небольшой морг, который ты сейчас видела. Тяжелораненых стабилизируют для отправки в центральную медсанчасть в Кабул. Сейчас «Талибан» развернул широкие наступательные действия. Может быть, здесь есть взаимосвязь, а может, и нет. Но в связи с большими потерями остальных двух врачей отозвали на другие ПБО.
– Ей приходится работать и с ранеными, и с АКБ. Большая нагрузка.
– Да.
– На этом ПБО, по крайней мере, установили карантин. Да?
Барнард медлил с ответом, опустив глаза на пустую трубку.
– Боже, Дон! Оттуда отпускали людей? Сколько?
– Двое вернулись на передовую оперативную базу Салерно, в пятидесяти милях к востоку. Но самую большую тревогу вызывает центральная медсанчасть.
– Главный военный госпиталь?
– Именно. Четверых пациентов перевели туда. Все контактировали с зараженными в Тероке.
– Центральная медсанчасть отправляет самых тяжелых в США?
– Именно.
– Значит, сюда это тоже придет.
– Уже пришло, доктор Лиланд. – Лэйтроп выпрямился. – Два дня назад прибыли несколько человек.
Все притихли. Халли была потрясена, в голове вертелись мысли о последствиях. Пока присутствующие молчали, в кабинет вошла секретарша Барнарда Кэрол. Всегда подтянутая, с копной ржаво-рыжих волос, она каждый день месяца носила синтетические брючные костюмы разных цветов. Рабочий день давно закончился, однако Кэрол никогда не уходила раньше шефа.
– Вот, пожалуйста. Я подумала, что пришло время перекусить.
Она поставила на стол сэндвичи с жареной говядиной и индейкой и большой кофейник.
– Спасибо, – поблагодарила Халли. – Очень есть хочется. С самого завтрака крошки во рту не было.
Кэрол положила ладонь на ее плечо.
– Хорошо, что ты снова с нами, Халли. Я по тебе скучала.
Халли улыбнулась, похлопала ее по руке.
– Я тоже по тебе скучала, Кэрри. По тебе и по Дону.
Кэрол ушла. Мужчины налили себе кофе, но есть ничего не стали. Халли с жадностью съела полсэндвича и положила в кофе сливки и сахар, которые обычно не добавляла. Сегодня она нуждалась в энергии.
– И как же дела обстоят сейчас? – выговорила она с набитым говядиной ртом.
– С колистином мы выигрываем немного времени, – сказал Барнард без видимого облегчения.
– Это все равно что сдерживать прибывающую воду дамбой. Колистин – дамба, – вставил Лу Кейси. – Четверо больных из Терока лежали в центральной медсанчасти три дня. За это время они успели вступить в контакт с массой пациентов и медработников.
– Здесь, в США, куда именно направили этих больных?
Оба ученых посмотрели на Лэйтропа.
– Одного – в госпиталь Рида, еще одного – в Бетесду, двое остальных – в ожоговый центр в Джорджии.
Халли перестала жевать.
– Во всех этих местах полно людей с нарушенной иммунной системой. АКБ уничтожит их, как огонь – сенной амбар.
– И продолжит распространяться, – добавил Барнард. – Между военными медучреждениями обмен пациентами происходит постоянно.
