заплатил за уступку.
Вартанян позвонил первым.
— Тебе не надо меня просить. Сделаю, что смогу, чтобы спасти твоего парня от тюрьмы.
— Алик, откупиться от Темирхановых будет стоить огромных денег. Я отработаю…
— Об этом потом.
Через неделю следствие переквалифицировало обвинение на более мягкое: «хулиганство», «причинение легкого вреда здоровью», а заодно поменяло «содержание под стражей» на «подписку о невыезде». Севу на носилках доставили домой.
Кречетников несколько раз звонил Вартаняну, чтобы поговорить о выплате долга, но тот всякий раз отнекивался: «потом». А потом Алика застрелили — по городу ходили слухи, что Темирхановы все–таки были им недовольны.
2.
Пэнроуз был городом роз — благо климат способствовал, мягкий морской.
Вот и коттедж доктора Юмэна окружали три периметра розовых кустов — чайных, белых и, конечно, розовых.
В последний год Лео Юмэн всегда возвращался с работы, протекавшей в лаборатории фирмы «Сирл», ровно в половине шестого. И после чайной церемонии с женой занимался розовыми кустами.
Когда приезжала из гимнастического клуба дочь, садились ужинать. Разговор обычно шел сперва о спортивных занятиях Джулии, о профессорах, которые преподавали сыну Джейку. Затем о том, как хорошо, что они уехали из «Рашки», так же как тренера дочери и профессора сына, и как плохо, что они не уехали из «Рашки» раньше.
Лео и его жена Джэд в этих разговорах непременно лукавили. Леонид Уманский с супругой Ядвигой уехал из «Рашки» именно тогда, когда прошло акционирование НИИ волновых сред и можно было заниматься вывозом оборудования и «ноу–хау».
Делать это в спешке не годилось. Заказчикам из «Сирл» требовалось все, относящееся к разработкам по теме «танцующих молекул». Собственно, Мэнсон и дал название проекту — dancing molecules. В «совдепии» все именовалось прозаичнее: «системы уединенных волн в упругих средах». У Мэнсона всегда был потрясающий нюх на прибыль. Едва он прочитал первые три страницы из доклада, подготовленного для него Уманским, как хлопнул себя по крепкому стриженому затылку: «Это прорывная тема, если правительство подбросит денег, через несколько лет мы сможем создавать новые виды материи». И добавил: «Кречетников — гений, надеюсь, вы, Лео, сумели многому у него научиться». Эту фразу Уманский постарался забыть.
В десять часов Юмэн садился пообщаться с коллегами в Беркли, Женеве и Москве с помощью интернет–телефонии — нет ли каких–то новостей. «Московитов» он непременно подкалывал, сообщая им, что сейчас сооружает у себя бассейн, и какие у них в городе улыбчивые полицейские.
В одиннадцать Юмэн совершал пробежку по зеленой Дрэйк–лэйн; поскольку горожане были счастливы, то в городе было безопасно как в детском саду.
В полночь Юмэн ложился в постель со своей Джэд. У нее не было и следа целлюлита; то, что нужно, поднято всемогущим хирургом Веспером из Пасадены и пружинило как у девушки.
Размеренная сладкая жизнь.
Правда, Део подозревал, что Джэд занимается любовью с Лолитой По. Та была важной шишкой в Совете по международным отношениям: эксперт по «политике на пространстве Евразии» и менеджер по «демократической инициативе за Уралом». Джэд регулярно летала к Лолите в гости. Лео пару раз заглядывал и в сумку жены перед отъездом — откровенное нижнее белье и дилдо. Но связь с женщиной — это так современно, да и важно для карьеры Джэд, которая с прошлого года имеет приличный пост в News Corp.
О том, что произошло с Севой Кречетниковым, Юмэн узнал из «Бизнес Тайме» — в том виде, как было подано там. И после субботнего секса спросил у жены:
— Дорогая, ты же у них редактор отдела восточноевропейских новостей. Я не очень верю, что сын Андрея во главе банды головорезов напал на невинного филолога… И вообще он твой племянник.
— У меня нет племянников, — отбила Джэд. — Старший Кречетников — фактически убийца моей сестры, не дал ей уехать, подонок. И его выкормыш такой же, яблоко от яблони недалеко падает.
— Может, стоит как–то разобраться.
— То, что написано в статье, отражает общую политику News Corp, а если точнее, Совета по международным отношениям по освещению событий на пространстве экс–СССР. И вообще, чего пристал? — неожиданно грубо рявкнула Джэд, обычно в такие часы изображавшая кошечку. — Или тебе кошерный секс надоел, захотелось чего–то погорячее?
И Лео понял, что ему действительно хочется чего–то погорячее. А еще он вспомнил, что жена спокойно одобрила то, что он фактически обокрал Андрея Кречетникова. «На варваров и рабов, так же как на животных, законы об интеллектуальной собственности не распространяются». И если она тогда не возражала, то почему он должен возражать сейчас?
3.
За хулиганство Сева получил условный срок — в чем либеральные газеты усмотрели руку «националистов–силовиков» из Кремля, потому приехавшая из столицы группа «антифа» выбила все стекла в квартире Кречетниковых и нагадила у них в подъезде. Продолжалось и расследование военной прокуратуры. Многочисленные члены семьи Курбановых каждый день вспоминали новые обстоятельства того, как их пытал сержант Кречетников. Журналисты суетились, сочиняя подробности.
Впрочем, Андрею Андреевичу пару раз звонили и намекали, что дело можно будет замять… ну, сами понимаете… где–то «тридцать тонн зелеными». Тогда найдутся свидетели, которые вспомнят, что, вообще–то, в Кызыл–Юрте шел бой, а из дома, принадлежавшего Курбановым, был открыт огонь в спину отделению десантников. И что в ходе обыска, проведенного милицией у Курбановых, обнаружились рабы и свидетельства того, что прежние владельцы дома, русскоязычные, были убиты…
Тридцать тысяч долларов. Старший Кречетников пересчитал все имущество, у него имеевшееся, включая квартиру. До тридцати «тонн» явно недотягивало. Однако он начал продавать. Квартиру взял кто–то из темирхановских родичей за пятнадцать тысяч, многократно называя себя при этом честным и щедрым.
И вот последняя ночь на родном пепелище.
Накормив сына, Кречетников сел за компьютер. Стал готовить сообщение под заголовком: «Продается документация по распространению уединенных волн в упругих средах…» Аннотация, задачи, эксперименты, результаты. Нашел нужную ньюс — группу, дал сообщение, потом повторил еще на двух. Это заняло Кречетникова до пяти утра. Затем отправился договариваться с бабкой, у которой должен быть снимать комнатку с завтрашнего дня, и с шофером грузовика, который станет перевозить пожитки.
За океаном был еще вечер предыдущего дня. Но там уже совещались Юмэн, Мэнсон из «Сирл», люди из «Пиллума», фирмы, тесно связанной с ЦРУ, в том числе Верикокка, курирующий сбор научных трофеев на пространстве экс–СССР.
— Нами перехвачена важная информация, — сказал Верикокка. — Небезызвестный вам Кречетников сообщил, что владеет полным ноу–хау по «танцующим молекулам». Ему удавалось изменять скорость протекания времени для макрообъектов и возвращать им прошлые состояния. Я бы не поверил, но это серьезный ученый.
— Надо немедленно вывезти документацию из… Шалшыка, — речь Мэнсона была чеканной, только название города он произнес невнятно, словно жуя бифштекс. — Доктор Юмэн, как полагаете, нужен ли нам сам Кречетников?
— Не думаю. Человек с изломанной психикой, особенно после этих двадцати лет, прожитых в нищете, — разлепив подсохший рот, сказал Лео Юмэн. — Я знаю то, чем он занимался в институте и в каком направлении мог продвинуться.
— Вы уверены, доктор Юмэн, что сами во всем разберетесь? — Верикокка посмотрел ледяным глазом.
— Лео был прилежным учеником Кречетникова, — поспешно вклинился Мэнсон. — Кроме того, мистер Кречетников уже двадцать лет за пределами научного сообщества. Думаю, что кроме истерик и претензий
