Несколько мгновений Надежда яростно смотрела на Ивана. Он подумал — взорвется. Уйдет. Но девушка справилась.
— Он оставался белым даже ночью!
И полукрик прозвучал песней.
— Очень хорошо, — прошептал Иван.
— Небо становилось черным, горизонт еще был красным, а песок оставался белым. — Надежда провела рукой по волосам. — Я видела эту красоту. Я могу рассказать о ней. — Секундная пауза. — И я хотела, чтобы в море появилась большая лодка. Олдовая.
— Старинная, — поправил ее Иван.
— Да, старинная, — согласилась девушка. — С такими…
Неуверенный жест рукой.
— Парусами? — подсказал Иван.
— Цвета заката.
— Какого цвета?
— Красными.
— Может, алыми?
— Это какими ?
— Удивительными.
Несколько мгновений Надежда недоуменно смотрела на Ивана, а затем, поняв, кивнула:
— Тогда, да — алыми.
И подавила желание добраться до «общаться» и отыскать в архиве фотографию старинного корабля под парусами удивительного цвета — она представила его во всей красе.
— Лайк, — тихо–тихо сказал Иван, и они улыбнулись дурацкой шутке.
Игорь Вереснев. Здравствуй, МИR!
Файрик» закончился у всех одновременно. Я понял это, когда Сейлор вырвала у меня из рук банку, приложилась к ней жадно и тут же взвыла от досады. Повернулась к Марьяше, но та, запрокинув голову, тоже вытряхивала на язык последние капли.
— Вот жопа!
Сейлор размахнулась так, что едва не задела меня по зубам, швырнула банку в стоявшую неподалеку урну. Не попала. Банка стукнулась о край урны, звякнула, отлетела на газон.
— Зачем соришь? — поинтересовалась Марьяша.
— Достало!
Марьяша неодобрительно покачала головой.
— Сорить нехоро…
— А я говорю — достало!
Сейлор зло сжала губы и запулила вторую банку. И опять не попала. Теперь на газоне валялись два «файрика». По мне, так пусть бы и лежали. Даже красиво — черно–алое на ярко–зеленом. Завтра утром джумши все равно уберут.
Но Марьяше такой натюрморт не понравился — подвинутая она на биологии, экологии и прочей фигне. Встала, неторопливо продефилировала
к урне, опустила в нее свою баночку. Затем шагнула на газон, наклонилась. Юбка — то, что Марьяша носит в качестве юбки — вздернулась, демонстрируя округлую, успевшую загореть в солярии попу и сверкающе–белую полоску трусиков. Сейлор хихикнула, а я ощутил, как становится тесно в ширинке.
Марьяша выпрямилась, сделала еще шаг, наклонилась за последней банкой. Хе, оказывается, не одни мы любуемся представлением. Проходивший по аллее дядька, воровато косясь в нашу сторону, ловил попку Марьяши экраном айфона.
— Эй, педак, ты что там вытворяешь? — окликнул я его.
Дядя сунул айфон в карман, заспешил прочь. Успел сделать пару снимков или нет? Догонять, проверять мне было лениво.
Мне, но не Сейлор. Девушку как ветром с лавки сдуло.
— Ах ты, педофил долбаный! Ты какого хрена на мою подругу зырил?
В три прыжка она догнала не в меру любопытного дядю, ухватила за рубашку. Тот дернулся, пытаясь высвободиться, но Сейлор вцепилась, что репей. Хоть и тощая, как щепка, и росточка среднего, но отчаянная!
Зато дядя струхнул. Ему б сейчас стоять, да оправдываться, втянув голову в плечи. И ничего б ему не было. Айфон разбили бы в крайнем случае — не фоткай, чего не надо!
Дядя поступил иначе:
— Да отцепись ты, мелюзга! — резко обернулся, саданул девчонку пятерней в грудь.
Не саданул, скорее толкнул. Но ей хватило. Рубашка треснула, разрываясь, Сейлор отлетела, шлепнулась задницей на тротуарную плитку.
Как не лениво мне было, но ничего не поделаешь — наших бьют! Я вскочил со скамейки… Однако мое вмешательство не потребовалось.
— Йая!
Оглушительный вопль заставил всех, кто был в эту минуту в парке, оглянуться. Марьяша, только что стоявшая возле урны, летела на подмогу. Да, именно летела в громадном прыжке. Хрясссь! Дядька не успел увернуться — мускулистая, тренированная нога Марьяши врезала ему по почке. Дядька упал на четвереньки, попытался было подняться, но тут же получил под ребра. А потом Марьяша снова подпрыгнула и саданула его пятками по хребту, впечатывая обидчика подруги в тротуар. Ох, люблю смотреть, как она дерется! В спортзале понаблюдать, как мускулы качает, тоже ничего. Но драка — вообще лучше любого кино.
Сейлор не стала рассиживаться, подскочила, врезала дядьке каблуком в рожу, так что кровянка брызнула. И понеслось! Девчонки молотили упавшего с двух сторон, и неизвестно, от кого ему больше доставалось. Конечно, у Марьяши ноги сильнее, зато обуты в мягкие кроссовки, а у Сейлор — берцы с железными набойками на каблуках.
Людей в парке было немного, и едва первое замешательство, вызванное криком Марьяши, прошло, все дружно вспомнили о неотложных делах и заспешили кто куда, лишь бы подальше от нашей скамейки. Впрочем, нет, не все. Трое осторожно подкрадывались, держа перед собой айфоны. Значит, уже к вечеру драчку в инет сольют, как без этого? Я б и сам поснимал, да лениво…
Над головой застрекотало. Оперативно работают. Интересно, вызвал кто из зевак или сами засекли? На газон, приминая траву, опустился синий, лупоглазый, похожий на стрекозу винтач с белой надписью «POLICE» на фюзеляже.
— Эй, малолетки, кончай развлекаться! — гаркнули в мегафон.
Ясное дело, девчонки и ухом не повели, продолжали методично пинать дядьку. Тот больше не пытался подняться, только голову руками прикрывал.
Два полицая в полной экипировке — даже забрала опущены — выпрыгнули из «стрекозы», неторопливо подошли.
— Ну и что это такое? — полюбопытствовал один.
— Он мою подругу ударил! — тут же отозвалась Марьяша.
— Педофил долбаный! — поддержала Сейлор.
Полицай неуверенно положил руку на пристегнутую к поясу дубинку. Убрал. Была б между взрослыми пацанами потасовка, он бы отвел душу. Но на детей кто руку поднимет, да еще при свидетелях?
— Ладно, девчонки, хватит, — предложил он примирительно, — а то забьете до смерти, не ровен час. И кто отвечать будет?
— Ты, морда синяя, и ответишь! — пообещала Сейлор. — За то, что педаки у тебя по улицам ходят!
