МАТЬ. Это запрещено, Дора.
ДОРА. А мы никому не скажем. Просто привяжем к какому-нибудь дереву и ничего больше делать не будем.
МАТЬ. Чудовищно.
ДОРА. А что тут такого?
МАТЬ. Так не пойдет, Дора, поверь мне.
ДОРА. Тогда не знаю.
МАТЬ. А папе ты поверишь?
ДОРА. Папе я верю всегда.
18. Дома. Воскресный день, когда у папы есть время
ОТЕЦ. Все это женские дела. Да что там. Непорядочно как-то. И почему ты не уследила?
ДОРА. Не знаю.
ОТЕЦ. Да не ты, черт побери! Предоставила ребенку слишком много свободы.
МАТЬ. Упрекать себя я и сама могу. Лучше предложи что-нибудь.
ОТЕЦ. Тут не надо никакого предложения. Всем же ясно, что делать. В конце концов нынче это невелика проблема, как пишут.
МАТЬ.
ОТЕЦ. Конечно, нет. Но решение мне известно одно. И тебе тоже. И Доре оно известно. Так ведь, Дора?
ДОРА. Конечно, папа.
19. Дома. За окном чудесный день
МАТЬ. Ах, деточка, плохо было?
ДОРА. Вовсе нет. В конце концов нынче это невелика проблема.
МАТЬ. Мужественная ты.
ДОРА. Как доктор появился со шлангом, я подумала: трахаться будем, но он потом не входил, а только отсасывал. Тоже неплохо. А звук был, словно кто-то через соломину выхлебывает жидкость из стакана.
МАТЬ. Ты отвратительна.
ДОРА. Окэй.
МАТЬ. А сейчас
ДОРА. Мне бы хотелось кофе.
МАТЬ. А тебе можно?
ДОРА. Да. Но трахаться нельзя десять дней.
МАТЬ. Хоть и тяжело, но это ты осилишь, или нет?
ДОРА. Не-а.
МАТЬ. Я бы на твоем месте прислушалась бы к мнению врачей.
ДОРА. Конечно.
МАТЬ. Я серьезно, Дора. Не то заработаешь жуткое воспаление.
ДОРА. Или истеку кровью.
МАТЬ. Это врачи сказали?
ДОРА. Нет, я сама придумала. Ведь так много крови было.
20. У врача. В приподнятом настроении
ВРАЧ. Хорошая у тебя конституция, Дора. Поздравляю.
ДОРА. Не знаю.
ВРАЧ. С телом твоим все в порядке. Крепкое, как орешек. Хоть я не знаю, как там у тебя внутри.
ДОРА. Там у меня валик из ваты, толстый, как член, но не член, а чтобы кровь не текла в брючки, а потому мне надо терпение проявлять к моему внутреннему, но через десять дней опять можно заново начинать трахаться.
ВРАЧ. Да я не об этом, Дора. И ты совсем не печальна?
ДОРА. Я всегда печальна, когда не трахаюсь.
ВРАЧ. А о ребенке ты вспоминаешь иногда?
ДОРА. С глаз долой из сердца вон.
ВРАЧ. Не много же ты ломаешь голову по поводу второстепенного.
ДОРА. Вы правы, г-н доктор, правы.
ВРАЧ. А я не верю тебе, Дора.
ДОРА. Вот как.
ВРАЧ. И у тебя есть чувства. Давай-ка сыграем в игру. Хорошо?
ДОРА. Конечно.
ВРАЧ. Я скажу слово, а ты будешь говорить первое, что придет в голову. Ясно? Я говорю: огонь.
ДОРА. Огонь.
ВРАЧ. Нет, «огонь» ты не можешь говорить.
ДОРА. Но это первое, что пришло мне в голову.
ВРАЧ. Ты должна сказать другое слово.
ДОРА. Все ясно.
ВРАЧ. Итак: огонь.
ДОРА. Огонь.
ВРАЧ. Ладно, оставим это.
21. У лотка. Прохладное утро
МАТЬ ШЕФА. Как дела?
ДОРА. Хорошо.
МАТЬ ШЕФА. Вот видишь! Я знала, что ты не станешь долго вешать носа.
ДОРА. Конечно, нет.
МАТЬ ШЕФА. Мы с тобой одного поля ягоды. Только не сдаваться. А им только того и надо. Я тоже, как Ванька-встанька. Ха-ха! Ну, посмейся же!
ДОРА. Ха-ха!
МАТЬ ШЕФА. Ха-ха!
ДОРА. Да наоборот!
МАТЬ ШЕФА. Вот именно. Я ж знала. Чего только не наслушаешься об этом, жуткие истории. А даже если это и так. Как раз если неприятно и нельзя голову вешать. Мы — сильные женщины. А хочешь я раскрою тебе тайну. Я его тогда тоже чуть было не убрала. И не было бы теперь у тебя шефа.