том, что он сам перейдет в небытие
В минус одну минуту Харлен в полной готовности стоял у пульта.
“Может быть, последняя минута жизни”, — отстранение подумал он. Он ничего не видел, кроме возвратного движения красной стрелочки, отсчитывавшей уходящие секунды.
Минус тридцать секунд. “Больно не будет. Это не смерть”, — мелькнула мысль.
Он пытался думать только о Нойс.
Минус пятнадцать секунд.
Нойс!
Левая рука Харлена потянула рычаг на себя. Не торопиться!
Минус двенадцать секунд.
Контакт!
Заработала автоматика. Старт будет дан в нулевой момент. Харлену оставалось сделать только одно движение — движение Самсона, сокрушающего храм! Правая рука начала подниматься. Он не смотрел на нее.
Минус пять секунд.
Нойс!
Правая рука… НОЛЬ… рывком рванула рычаг на себя. Он так и не взглянул на нее.
Неужели это и есть небытие?
Нет, пока нет. Он все еще жив.
Не двигаясь, Харлен застывшим взором смотрел в окно. Время словно остановилось для него.
Зал был пуст. На месте огромной, занимавшей его почти целиком капсулы зияла пустота. Металлические конструкции, служившие ей опорой, сиротливо вздымались в воздух.
В гигантском зале все замерло, словно в зачарованной пещере, и только Твиссел, казавшийся совсем маленьким, суетливо вышагивал взад и вперед.
Несколько минут Харлен следил за ним, затем отвел глаза.
Внезапно и совершенно беззвучно капсула появилась на прежнем месте. Ее переход через тончайшую грань, отделяющую будущее от прошедшего, не потревожил в воздухе ни одной молекулы.
Громада капсулы заслонила Твиссела, но секунду спустя он появился из-за ее края и бегом направился к пультовой.
Стремительным движением руки Вычислитель включил механизм, открывающий дверь, и ворвался внутрь, крича в ликующем возбуждении:
— Свершилось! Свершилось! Мы замкнули круг! — Он хотел сказать еще что-то, но ему не хватило дыхания.
Харлен молчал.
Твиссел подошел к окну и уперся в стекло ладонями. Харлен обратил внимание на то, как дрожат его руки, заметил старческие пигментные пятна на них. Казалось, мозг его потерял способность отделять важное от несущественного и тупо выхватывал из окружающей действительности отдельные случайные детали.
“Какое все это имеет значение? — устало подумал он. — И что вообще имеет сейчас значение?”
Твиссел снова заговорил, но Харлен едва слышал его; слова доносились словно откуда-то издалека.
— Теперь я могу тебе сказать, что здорово волновался, хоть и не показывал виду. Сеннор одно время любил повторять, что вся эта затея совершенно немыслима. Он настаивал, что что-то непременно должно помешать этому… В чем дело?
Он резко обернулся, услышав, как Техник что-то глухо пробурчал.
Отрицательно покачав головой, Харлен с усилием выдавил:
— Ничего…
Твиссел не стал допытываться и снова отвернулся. Было непонятно, обращается ли он к Харлену или просто говорит в пустоту. Казалось, ему хочется выговориться за все годы волнений и тревог.
— Сеннор — неисправимый скептик. Мы и спорили с ним, и убеждали. Мы приводили ему математические выкладки, мы ссылались на результаты, полученные многими поколениями исследователей за все биовремя существования Вечности. Он же отметал в сторону наши рассуждения и преподносил в качестве доказательства парадокс о человеке, встречающем самого себя. Да ведь ты слышал, как он рассуждал об этом. Это его любимая тема.
“Нельзя знать будущее”, — говорил Сеннор. Например, я, Твиссел, знаю из мемуара, что хотя я буду очень стар, но я доживу до того момента, когда Купер отправится в свое путешествие за нижний предел Вечности. Я знаю и другие подробности о своем будущем, знаю, что мне предстоит совершить..,
“Это невозможно, — настаивал он. — Знание собственной судьбы обязательно изменит Реальность, даже если из этого следует, что круг никогда не замкнется и Вечность никогда не будет создана”. Что заставляло его так говорить, я не знаю. Может быть, он искренне верил в свои выдумки, может быть, они были для него чем-то вроде интеллектуальной игры, а может быть, ему просто хотелось шокировать нас необычным мнением. Во всяком случае, Проект продвигался вперед, и ряд предсказаний мемуара начал осуществляться. Например, мы отыскали Купера именно в том Столетии и той Реальности, которые были указаны в мемуаре. Уже одно это не оставляло камня на камне от всех утверждений Сеннора, но и это его не убедило. К тому времени у него появилось новое увлечение.
Твиссел тихо засмеялся, не заметив, как сигарета догорела почти до самых кончиков его пальцев.
— И все же, знаешь, мне долгие годы было не по себе. Ведь что-то действительно могло произойти. Реальность, в которой была основана Вечность, могла измениться таким образом, чтобы не допустить того, что Сеннор называл парадоксом. И тогда, в этой новой Реальности, уже не было бы ни Вечности, ни нас с тобой. Ты знаешь, иногда среди ночи, во время бессонницы, мне вдруг начинало казаться, что все погибло… Только теперь, когда все кончилось благополучно, я могу посмеяться над собой, как над старым маразматиком.
— Вычислитель Сеннор был прав, — очень тихо произнес Харлен.
— Что такое? — метнулся к нему Твиссел.
— Проект провалился. Круг не замкнут. — Харлену казалось, что его рассудок медленно освобождается от густого тумана.
— Что ты такое несешь? — Старческие пальцы Твиссела с неожиданной силой впились в плечи Харлена. — Ты болен, мой мальчик. У тебя сдали нервы.
— Нет, не болен. Мне все опротивело. Вы. Я. Но я не болен. Взгляните сами. Сюда, на векометр.
— Векометр?
Тоненький волосок стрелочки был прижат к правому концу шкалы около отметки 27-го Столетия.
— Что здесь произошло?
Радость на лице Твиссела сменилась страхом.
Харлен уже полностью овладел собой.
— Я расплавил предохранительный механизм и высвободил рычаг управления.
— Как ты…
— У меня был болеизлучатель. Я разобрал его и использовал вделанный в него в качестве источника питания микрореактор как автоген. Вот все, что от него осталось. — Харлен подтолкнул ногой маленькую кучку металлических обломков, валявшихся на полу.
Твиссел все еще не хотел верить.
— 27-е? Ты хочешь сказать, что Купер попал в 27-е Столетие?
— Я понятия не имею, куда он попал, — вяло ответил Харлен. — Сначала я перевел рычаг вниз, далеко за 24-е. Но я не знаю куда. Я не посмотрел. Потом я переставил его в это положение. Вот и все.
Твиссел с ужасом смотрел на Харлена, его лицо побледнело до болезненной желтизны, губы дрожали.
— Я не знаю, где сейчас Купер, — продолжал Харлен. — Он затерялся в Первобытных веках. Круг разорван. Сначала я думал, что все кончится сразу, в нулевой момент. Но это глупо. Придется ждать. Наступит такое мгновение по биовремени, когда Купер поймет, что он не в том Столетии, когда он сделает
