что, по его словам, ими — настоящие звезды.
Снимаю, — предупредил Альфред.
Я сложила руки на коленях.
Вы уже некоторое время ночуете в вольере...
Люк кивнул.
Четыре месяца.
Постоянно? — уточнила я.
Да. Дошло до того, что там мне намного удобнее спать, чем и кровати.
Я недоумевала: о чем думает этот парень? Никто не станет спать четыре месяца в вольере с дикими животными, если только не хочет привлечь к себе внимание или не является душевнобольным. Я подумала, что, возможно, он хочет организовать собственное ток-шоу. Тогда все к этому стремились.
Вы не боитесь, что волки нападут на вас спящего?
Он улыбнулся.
Не стану лукавить: когда я остался там ночевать первый раз, то глаз не сомкнул. Но в целом волк гораздо больше боится человека, чем человек волка. А поскольку я позволил им учить себя, что мне делать, — вместо того, чтобы указывать, — они приняли меня как низшего члена своей стаи.
«Явный псих», — подумала я.
Люк, сразу напрашивается вопрос: зачем?
Он пожал плечами.
Я считаю, что, если на самом деле хочешь понять, кто такие волки, нельзя просто наблюдать со стороны. Многие биологи со мной не согласятся, скажут, что можно наблюдать за отношениями в волчьей стае через объектив фотоаппарата и делать выводы на основании знаний о поведении людей, но разве все должно быть так? Если хочешь понять мир волков, необходимо иметь желание жить среди них. Нужно научиться говорить с ними на одном языке.
Значит, вы утверждаете, что владеете языком волков?
Люк усмехнулся.
Свободно. Я могу научить вас некоторым фразам. — Он встал и нагнулся ко мне. — Существует три типа волчьего воя, — объяснил он. — Вой, определяющий местоположение, — таким образом любая стая обозначает свое присутствие — не только для членов своей стаи, но и для стаи конкурентов. Оборонительный вой немного ниже. Он означает «не подходи», таким образом волки защищают свою территорию и живущую на ней стаю. Третий вид — объединяющий вой. Это классическое голливудское завывание — унылое, меланхолическое. Волки воют так, когда потерялся один из членов стаи. Раньше ученые думали, что этот вой — мера страдания, но на самом деле это вокальный маяк. Способ помочь потерявшемуся члену семьи найти дорогу домой.
Вы можете показать?
Только с вашей помощью, — ответил Люк и поднял меня со скамьи. — Сделайте глубокий вдох, наполните легкие. Задержите, насколько сможете, дыхание, а потом выдохните. На третьем выдохе завойте.
Он вдохнул три раза, прикрыл ладонью рот, и двухтональный вой наполнил вольер, поднимаясь над верхушками деревьев. Волки от любопытства задрали морды.
Попробуйте, — предложил он.
Я не могу...
Конечно, сможете. — Он встал за моей спиной и положил руки мне на плечи. — Вдох, — подсказал он. — Выдох. Вдох. Вы-дох. Вдох... Готовы? — И, нагнувшись, прошептал мне на ухо: — Давайте!
Я закрыла глаза, и воздух из моих легких хлынул вперед на вибрации, зародившейся у меня внутри и наполнившей мое тело. Я завыла еще раз. Звук получился примитивным и гортанным. За спиной я услышала, как Люк издал другой вой — длиннее, ниже, более напряженный. Его вой переплелся с моим, и получилась песня. На этот раз волки в вольере задрали морды и ответили нам.
Удивительно! — воскликнула я, перестав выть, чтобы послушать, как их вой, словно волны, сплетается в причудливый узор. — Они знают, что мы люди?
А какое это имеет значение? — спросил Люк. — Это вой, определяющий местоположение. Стандартный вой.
А еще какой-нибудь?
Он сделал глубокий вдох и округлил рот. Звук, который он издал, был совершенно другим, похожий на квинтэссенцию печали. В нем я услышала душу саксофона, разбитое сердце...
А этот что означает?
Он так пристально взглянул на меня, что я отвернулась.
Это ты? — прошептал Люк. — Ты меня ищешь?
Кара безуспешно пытается съесть желе. Она гоняет небольшую баночку левой рукой по всему подносу, но каждый раз, когда пытается набрать желе в ложку, баночка либо переворачивается, либо ускользает.
Давай помогу, — предлагаю я, присаживаясь на край кровати.
Она открывает рот, как птенчик, и глотает.
Ты все еще злишься на меня?
Да, — вздыхаю я. — Но это не означает, что я тебя не люблю.
Я вспоминаю, как тяжело было заставить Кару принимать твердую пищу. Чаще всего еда оказывалась у нее в волосах, она пачкала ею свой стульчик для кормления или выплевывала все мне в лицо. Очередное взвешивание во время профилактического осмотра показывало, что Кара находится на грани истощения, и я изо всех сил пыталась объяснить патронажной мед-сестре, что это не я морю ее голодом — она сама себя морит.
Когда Каре был всего год, мы остановились у «Макдоналдса» по дороге домой после одной из игр Малой бейсбольной лиги, в которой участвовал Эдвард. Пока я возилась с баночками с детским питанием и лезла в сумку за слюнявчиком, Кара дотянулась до подноса Эдварда с «Хэппи мил» и принялась радостно жевать картофель фри.
А как же ее детское питание? — спросил Эдвард.
Она уже выросла, — ответила я.
Он задумался над моими словами.
Но она осталась прежней Карой?
Оглянитесь вокруг и увидите, что люди, о которых вы думали, что знаете их как свои пять пальцев, могут измениться. Ваш маленький сынок может теперь жить на другом конце света. Красавица дочь сбегает из дома по ночам. А бывший муж, возможно, медленно умирает. Как известно, танцоров учат оставаться на одном месте, когда они выполняют пируэт: мы все хотим оказаться на том же самом месте, откуда начали.
Кара отталкивает здоровой рукой поднос с едой и начинает пультом переключать телевизионные каналы.
Нечего смотреть.
Сейчас пять часов, по всем каналам местные вечерние выпуски новостей.
Разве новости — это «нечего смотреть»? — удивляюсь я.
Поднимаю глаза на экран, настроенный на канал, где я раньше работала. Диктор — двадцатилетняя девушка, у которой слишком сильно накрашены глаза. Если бы я продолжила работать на телевидении, сейчас уже стала бы продюсером. Человеком, который остается за кадром, которому не нужно волноваться из-за прыщиков, желтых зубов и лишних килограммов.
Ошеломляющая победа, — говорила диктор. — Дэниел Бойл, прокурор Графтона, выиграл в суде спорное дело, что, по мнению некоторых, является громкой победой консерваторов в нашем штате. Судья Мартин Кренстебль постановил, что Мерили Свифт, беременная женщина, пострадавшая в декабре от аневризма[10], будет еще полгода подключена к аппаратам, поддерживающим жизнедеятельность организма, пока не родится доношенный ребенок. Бойл сам вызвался выступить обвинителем в этом деле, когда муж и родители женщины попросили больницу отключить
