тишине. Лавджой никогда не считал, что обладает чересчур живым воображением – даже наоборот. Но нельзя отрицать, что от этого места у него волосы на затылке шевелились. Может, причиной тому был причудливый свет, который, пробившись сквозь листву густой поросли грабов и буков, заливал все вокруг неестественным зеленоватым отблеском. А может, проявилась неминуемая реакция отца при виде мертвой юной красавицы – зрелища, которое напомнило о днях почти невыносимого горя в жизни самого сэра Генри.
Но магистрат закрыл свой разум перед воспоминаниями.
Ему доводилось слышать о Кэмлит-Моут. Говорят, в этом месте находился средневековый замок, история которого брала свое начало со времен римлян и даже раньше. Но все когда-либо стоявшие здесь фортификационные сооружения разобрали, камни и мощные балки вывезли. Остался только заброшенный, заросший четырехугольный островок в несколько сот футов шириной и ров со стоячей водой, некогда защищавший его.
Один из констеблей отделился от остальных и пришлепал к наблюдавшему Лавджою.
– Мы обыскали берег, сэр, – доложил полицейский. – Весь полностью.
– И?
– Ничего не нашли.
Магистрат длинно выдохнул.
– Тогда начинайте осматривать сам остров.
– Слушаюсь, сэр.
Стук лошадиных копыт и звон упряжи привлек их внимание к узкой извилистой дорожке, ведшей через лес ко рву. Парный двухколесный экипаж, которым правил аристократичного вида молодой джентльмен в касторовой шляпе и дорожном плаще с пелеринами, остановился на верху насыпи. Угнездившийся на запятках задиристого вида подросток-грум в полосатом жилете тут же соскочил со своего места и побежал брать гнедых под уздцы.
– Это же лорд Девлин, – отвесил челюсть полицейский, в то время как скандально известный сын графа Гендона задержался переговорить с грумом, а затем легко спрыгнул на землю.
– Можете идти, констебль, – обронил магистрат.
Подчиненный бросил последний любопытствующий взгляд на гребень вала, а затем втянул голову в плечи:
– Да, сэр.
Лавджой подождал, пока виконт бросил свой плащ на высокое сиденье экипажа и спустился по древнему валу, каблуками начищенных высоких сапог пропахивая борозды в мягком слое опавшей листвы.
– Сэр Генри, доброе утро, – поздоровался прибывший.
Гибкий и темноволосый, он обладал достаточным ростом, чтобы на голову возвышаться над магистратом. Но, как правило, внимание любого человека, незнакомого с виконтом, прежде всего привлекали его глаза. Менявшие оттенок с янтарного до диковато-желтого, они обладали способностью, подобно звериным, видеть в темноте и на большие расстояния. Его слух также был исключительно острым, что приводило в замешательство даже тех, кто хорошо знал Девлина.
Необычное приятельство между этими двумя мужчинами возникло примерно полтора года назад, когда виконта обвинили в убийстве, а Лавджой был решительно настроен арестовать титулованного подозреваемого. Из такого, не обещавшего ничего хорошего знакомства выросло уважение, а затем и дружба. В лорде Девлине сэр Генри обрел союзника с редкой жаждой справедливости и настоящим талантом к раскрытию убийств. Но что еще более важно, у аристократа имелось нечто, недостижимое для магистрата с Боу-стрит: доступ в самые высокие слои общества и врожденное понимание богатых и знатных мира сего, которые неизбежно попадали под подозрение в преступлениях подобного рода.
– Милорд, – отвесил Лавджой короткий неуклюжий поклон, – прошу прощения, что посягнул на время, должное стать для вас и вашей новобрачной супруги порою радости и уединения. Но когда мне стало известно о знакомстве жертвы с леди Девлин, я подумал, что вы захотите об этом знать.
– Вы подумали правильно, – отозвался Себастьян и окинул взглядом окрестности, примечая густую поросль буков и дубов, затянутую тиной воду заброшенного рва. – Где она?
Сэр Генри стеснительно откашлялся.
– Отправили в Лондон примерно час назад. В августовскую жару трупы не очень-то хорошо сохраняются.
– К доктору Гибсону?
– Да, милорд. – Никто не разбирался в человеческой анатомии и не умел читать тайные знаки на мертвых телах, могущие указать на преступника, лучше Пола Гибсона. Магистрат кивнул на лежавшую между собеседниками лодку: – Тело нашли вот в этом ялике – плавал себе тут у края рва.
– Полагаете, ее здесь и убили? – спросил Девлин, опускаясь на корточки и присматриваясь к окровавленной кромке борта.
– Да, думаю, жертву закололи в лодке. Но на сырой почве вдоль всего берега нет никаких отпечатков, и это наводит на мысль, что ялик придрейфовал сюда откуда-то еще – возможно, от земляного моста, который пересекает ров в восточной части острова. Насколько я понимаю, там его обычно привязывали. К сожалению, в том месте так много следов, что совершенно невозможно достоверно определить, какие из них принадлежат убийце.
Себастьян какое-то мгновение помолчал, задумчиво хмуря лоб и продолжая смотреть на отталкивающее багровое пятно. Порой виконт неохотно брался за расследование. И Лавджой очень хорошо понимал это нежелание. Магистрату все больше и больше казалось, что каждая смерть, с которой он имеет дело, каждая отнятая, загубленная жизнь, с которой сталкивается, крадет частичку его собственной человечности и необратимо уносит толику жизненной радости.
Но из-за близких отношений между жертвой и супругой виконта, рассудил сэр Генри, лорду Девлину будет, наверняка, невозможно отказаться.
– Вы просите меня о помощи?
Лавджой твердо встретил этот странный, диковато-желтый взгляд и выдержал его.
– Да, милорд.
Себастьян поднялся, переводя глаза через мутный поток туда, где констебли рыскали среди куп грунта, окаймлявших ряды раскопочных траншей сэра Стэнли. В туманном, призрачном утреннем свете кучи свежей земли неприятно походили на ряды свеженасыпанных могильных холмиков. Магистрат видел, как губы Девлина сжались в тонкую линию, а ноздри вздрогнули от болезненно резкого вдоха.
Однако виконт не произнес ни слова, а Лавджой изучил друга достаточно хорошо, чтобы набраться терпения.
И дождаться ответа.
ГЛАВА 4
Себастьян повернулся и пошел по гребню древнего вала, который возвышался над заболоченным рвом. Здесь лежала глубокая, густая тень, небесная лазурь была почти полностью скрыта листвой вековых деревьев, смыкавшихся ветвями над головой. Кустарник и заросли папоротника окаймляли стоячую воду, воздух был наполнен запахом влажной земли и гудением насекомых.
Виконт слышал, что когда-то этот нетронутый участок леса к северу от Лондона был известен как Энфилд-Чейз, королевские охотничьи угодья, где гремели копыта породистых лошадей, пронзительно трубили охотничьи рога и лаяли гончие. Развевая в тумане бархатными плащами, выкрикивая громкое «ату!», по этим землям мчали вскачь и Генрих XVIII, и королева Елизавета, и множество блистательных, сверкавших драгоценностями придворных.
Но те времена минули давным-давно. Разросшийся вереск и подлесок заглушили лесную траву, а жители соседней деревни растащили до последнего камня развалины некогда стоявшего здесь
