Кар отложил нож. Поднял глаза на стоящую девочку. Возможно, он поторопился снимать заклятие?
-- Твои слова сопровождаются мысленными картинами, -- подбирая слова, объяснил он. -- Как рисунки у тебя в голове. Их чувствует грифон. И показывает мне. Понимаешь?
Тагрия кивнула. Кар вернулся к полуразделанной туше, но девочка заговорила снова, и он замер, безотчетно стиснув рукоятку ножа.
-- Я тебя помню.
-- О чем ты? -- нехотя спросил он.
-- Мое колечко... Это ведь твое колечко?
Следовало привезти ее домой и там уж снимать заклятие. Но Кар уступил своему стыду и жалости -- и теперь молчал, не решаясь поднять глаза на закутанную в одеяло девчонку. Он, сын Амона Сильнейшего. Маг, недрогнувшей рукой принимавший чаши с горячей кровью рабов.
-- Ты поэтому меня спас? -- спросила за спиной Тагрия.
-- Следи за костром, -- бросил Кар, с остервенением принимаясь сдирать баранью шкуру.
Кровь стекала по рукам, капала на землю. Ее вид и запах успокаивали, привычные, как теплый воздух Долины, как ледяной камень пещер. Там он дома. Там он тот, кто есть, кем должен быть, и нет нужды в сомнениях и терзаниях. Будь проклята дикарская натура, погнавшая его спасать эту девчонку!
Тагрия ушла, но тут же вернулась.
-- Почему ты молчишь? Это ведь был ты?
-- Я. Иди к костру.
-- Я была маленькая. Плохо помню, только твое лицо, и волосы, черные, и колечко. Почему ты мне его отдал?
-- Иди к костру, Тагрия.
-- Ты хотел меня убить, так мне сказали. Это правда?
-- И убью, если не замолчишь!
-- Мясо съешь, а из костей наделаешь стрел для охоты на диких грифонов?
Кар изумленно поднял голову.
-- Как ты догадалась?
И только услышав радостный клекот Ветра, понял, что смеется, выронив нож, как не смеялся долгие годы, а рядом заливисто хохочет белокожая имперская девчонка.
Все еще смеясь, Кар протянул руку, и Тагрия безбоязненно вложила в его испачканную кровью ладонь свои пальцы.
-- Зачем они нас забирают?
Кар с удовольствием обсосал последнюю кость. Приятно побыть немного дикарем! Бросил в огонь. Пора бы продолжить путь, но Ветер, благородно позволивший людям выбрать лучшие куски, заявил, что еще голоден и отбыл на охоту. А Кар серьезно сомневался в способности грифона нести двойную ношу на полный желудок.
Отвечать не хотелось, но и отказать Тагрии Кар теперь не мог.
-- Ты же знаешь все истории. Должна понимать сама.
-- Я понимаю, что им нужны рабы, -- Тагрия упорно говорила "они", как будто Кар не принадлежал к тому же племени. -- А зачем?
-- Рабы -- это всего лишь слуги, которым не нужно платить.
-- А почему тогда они берут детей?
-- Чтобы вырастить умелых слуг.
Девочка замолчала ненадолго. Кар без всякой магии знал, какие картины рисует ее сознание: долгие годы безрадостной жизни в услужении у колдунов, вечную разлуку с родными... Она не спросила о главном. Кар от души надеялся, что и не спросит. Оказалось -- напрасно.
-- В историях говорится, что колдуны пьют кровь своих рабов, -- прошептала Тагрия.
-- Это неправда.
-- Все правда. И грифоны, и колдовство... А это неправда?
Кар молчал долго и тяжело. Тагрия смотрела. Ждала.
-- Мы не пьем кровь, -- сказал он, глядя в огонь. -- Но мы берем из нее Силу. Это почти то же самое.
-- Какую... Силу?
Кар вздохнул.
-- Сила -- это и есть магия. То, что заставляет течь реки, что движет ветром, отчего растут деревья. Жизненная Сила. Без нее даже воздух будет мертвым, ты не сможешь им дышать. Понимаешь?
-- Кажется...
-- Сила разлита во всем. В воде, в воздухе, в огне, в живых существах. Больше всего -- в человеческой крови.
-- А зачем вам... Эта Сила?
Вам. Кар тряхнул головой. А чего же он ждал, пускаясь в объяснения?
-- Сила дает нам власть над миром. Чем больше Силы, тем больше наша власть.
-- Зачем?
-- Зачем? Владея Силой, мы можем все.
-- Что -- все?
-- Все. Жить почти вечно, не старея. Зажечь и погасить огонь, вызвать дождь, покорить разъяренного льва, оживить мертвого.
-- Или убить.
-- Или убить, -- согласился Кар. -- Или связать, лишив воли.
-- Как меня?
-- Да.
-- И для этого... Нужна кровь?
-- Человеческая кровь. Да.
-- А ты...
-- Да. И я.
Тагрия замолчала. Кар -- тоже, запретив себе прислушиваться к ее чувствам. Нежданная откровенность выжгла его. Как будто отдался весь в худенькие детские руки и теперь ждал, обреченно ждал приговора, за которым останется лишь проклятие.
Но Тагрия заговорила, и слова ее не походили на проклятие:
-- Тебе бывает страшно?
-- Очень редко, -- ответил Кар.
-- А мне страшно.
-- Ты боишься меня?
-- Не знаю.
-- Я уже говорил, что не обижу тебя. Скоро будешь дома, с родителями. Забудешь все, что случилось...
-- Как забуду? Ты меня снова заколдуешь?
Кар вздрогнул.
-- Только если ты сама захочешь.
-- Нет!
-- Подумай, Тагрия. Останется память -- останется и страх. Лучше все забыть.
-- Не хочу, -- прошептала она. -- Не надо... Пожалуйста.
-- Хорошо.
-- Обещаешь?
-- Да.
-- Я никому не расскажу, если ты не велишь.
-- Тебе придется рассказать родителям. Они думают, что потеряли тебя.
