Жрец справился на удивление хорошо. Он пришел к дверям кузни одновременно с Каром, неся такой же мешок с десятком слитков. Проверив на всякий случай, Кар убедился -- на земле не осталось ни одного.
Жрец -- на свету он оказался совсем молодым, недавно из учеников -- молча смотрел, как равнодушный ко всему кузнец раздувает горн, как один за другим падают в пламя золотые слитки. Магия сделала их устойчивей к жару.
-- Сильнее, кузнец, -- приказал Кар.
Тот во всю мочь заработал мехами. Прикрыв глаза, Кар следил за борьбой огня и заклятия, борьбой, в которой заклятие должно было уступить. И уступило. Пламя взметнулось на человеческий рост. Сила вскипела -- и выплеснулась, разрушительная, как стихия, и столь же неразумная. Жрец побледнел: он тоже почувствовал ее.
-- Это просто Сила, -- успокоил его Кар. -- Она теперь свободна. Заклятие разрушено.
И, утирая капли пота с лица, снова, в который раз, подумал: как странно, что магия порой беспомощна перед простой животной силой.
Сила уходила, развеивалась в воздухе, впитывалась в землю, чтобы включиться в вечный круговорот жизни. Золото, просто золото, раскаленной массой дрожало в печи.
-- Отдохни, кузнец, -- сказал Кар. -- Поешь и отдохни.
Тот молча исчез в дверях. Жрец проводил его взглядом.
-- Он... остался таким же.
-- Остальные тоже, -- Кар устало присел на скамью. -- Со временем им станет лучше... немного. Здесь ничем не поможешь.
-- А ты, -- жрец словно переступал через себя. -- Твое колдовство может их вылечить?
-- Нет. Их слишком много. Разве только, -- Кар невесело скривил губы, -- пустить нескольких на кровь.
Жрец вздрогнул, но взгляда не отвел.
-- Можешь взять меня.
-- Ценю твое благородство, но -- нет. Мы уже сделали все, что могли.
-- Тогда я буду заботиться о них, -- сказал жрец.
-- Нет. Здесь можно раздобыть хороших лошадей?
-- Зачем тебе?
-- Не мне. Тебе. Ты поскачешь в столицу, и как можно быстрее. Император должен узнать обо всем.
-- Но...
-- Жрец, речь не об этих людях. В опасности вся Империя.
-- Выходит, это...
-- Да, -- сказал Кар. -- Это нашествие, и оно только началось. Скачи. Расскажи, что произошло, и что мы с тобой сделали. Если ты не один такой, если жрецы могут противиться заклятиям... Помни -- ты должен увидеть императора лично. Это важно.
-- Я понимаю. Как мне сказать ему? Кто ты?
-- Брат-принц Карий.
Жрец чуть улыбнулся.
-- Я так и подумал. Я должен благодарить тебя, принц. Но куда отправишься ты?
-- Попытаюсь остановить их. Но вам не следует ждать моего успеха.
-- Я буду молиться за тебя.
-- Молись, -- согласился Кар, вставая. -- Почему нет? Ни один жрец еще не молился за колдуна.
-- Ты напрасно смеешься, принц.
-- Я не смеюсь. Прощай, жрец. Торопись. И еще одно: продолжай бояться. Под действием заклятия страх исчезает. Если не боишься -- ты в опасности.
-- Я боюсь, принц. Прощай. Да пребудет с тобою Бог.
-- Да пребудет со мною Бог, -- прошептал Кар, когда золотистый Ветер нырнул в облака. -- Что ж, посмотрим.
"Ты победишь?" -- спросил грифон на последнем привале.
Кар долго молчал, слушая ветер. Его резкие порывы ощущались даже здесь, в природном укрытии, с трех сторон заслоненном скалами. Протяжный вой то смолкал, то рождался снова, рыча и срываясь на визг.
"Не знаю, -- сказал наконец Кар. -- Не знаю, как возможно его победить. Он -- Сильнейший. А я -- всего лишь ученик. Я даже Испытание пропустил из-за Тагрии".
"Тогда зачем мы летим?"
"Ветер... -- Кар не нашел слов. Подобрал обкатанный временем камень. Бросил вниз, через край уступа. Прислушался, но услышал только рев ветра. Вздохнул и начал снова: -- Ветер. Понимаешь... Я сам только понял. Империя -- это не страна, не земля. Это люди. Мой отец убивает их. Они не могут ему противостоять, совсем. Я -- могу, хоть немного. Шансов нет, но я должен попытаться. Ради Эриана, ради Тагрии, ради моей матери. Ради того деревенского жреца -- я даже не спросил его имени. Я должен, Ветер, понимаешь? Больше некому".
"Чем ты поможешь им, если умрешь?"
"Не знаю, Ветер, -- новый камень полетел вниз, и снова Кар не услышал стука падения. -- Но я не могу иначе. Просто... Не могу".
"Ты знаешь, что умрешь. Я чувствую, что знаешь, -- грифон плакал, беззвучно и оттого страшно. -- Я не хочу нести тебя туда".
"Тогда я пойду сам. Дойду, если не замерзну и не свалюсь в ущелье. Я не принуждаю тебя, Ветер".
"Если ты умрешь, я тоже умру".
"Я не хочу этого".
"Тогда вернись".
"Не могу. Есть вещи хуже смерти, Ветер. Неужели ты этого не знаешь?"
Грифон молчал. Он лежал неподвижно, в полутьме похожий на изваяние, только хвост, будто живущий собственной жизнью, хлестал по бокам. Когда Кар перестал ждать ответа, Ветер наконец отозвался:
"Знаю".
"Тогда не отговаривай меня, мой друг. И прости, если можешь".
Серое, словно выцветшее утро занималось над мятым одеялом гор. Утро последнего дня пути. Кар приник головой к теплому плечу зверя, напрасно пытаясь нежностью заглушить его боль. Внизу, вверху, повсюду, множеством голосов рыдал ветер -- как будто вступался за грифона, что носил его имя. Пальцы Кара зарылись в мягкие золотые волны.
"Прости меня, Ветер. Прости".
Ветра, свирепствовавшие в горах, облетали стороной Долину магов. Над ней клубился туман. Не тот, что встает поутру над влажной землей, обманывая голоса, сбивая с толку коня и путника. Молочная дымка, здесь и там расцвеченная красными, бордовыми, фиолетовыми всплесками -- признак множества творимых заклятий. И множества отнимаемых жизней. Кровь поистине текла рекой.
Как ее отражение, как молчаливый крик, нависло, клонясь к западу, кроваво-красное солнце. Красным отливали черные перья грифоницы, взмывшей со скал навстречу Ветру.
"Кто там, Ветер?" -- спросил Кар, одновременно потянувшись магией навстречу. Узнавание пришло вместе с ответом грифона, вместе с мысленным голосом, еле слышным из-за расстояния:
"Карий, это Кати. Остановись. Нам нужно поговорить".
"Не о чем говорить", -- откликнулся Кар, но Ветер, послушный его чувствам, плавно заскользил навстречу самке.
Очень молодая, почти птенец, она с натугой взмахивала крыльями: две всадницы, хоть и стройные
