вид – настолько эта встреча его взволновала. – Я скоро присоединюсь к вам.
– Давай я помогу тебе, – предложила Нина, увидев, что Паша, наверное, в ближайшее время не сможет справиться со своими кроссовками.
– Я не могу, – он испуганно-зло посмотрел на новоявленную мачеху. – Это сон. Я просто сплю! Я все это время схожу с ума, не понимая, куда ты пропала, что я сделал не так? А дело всего-навсего в том, что ты оказалась женой моего отца. Как мне теперь жить? – Паша пытался изобразить подобие улыбки, но от волнения у него получались только какие-то беспомощные гримасы. – Ты – моя мачеха!
– Жизнь на этом не заканчивается, милый, – Нина пыталась успокоить его, едва владея собой. – Это была ошибка, и все нужно забыть. Ради отца, дорогой, ради его спокойствия, слышишь? Посмотри на меня. Ты ведь любишь своего отца?
– Я люблю тебя, – тихо сказал юноша.
– Нет, не нужно. Это совсем другое. Прости меня, пожалуйста. И давай, наконец, сдвинемся с места.
– Я не смогу сидеть за столом, есть… – прошептал Паша. Его глаза наполнились слезами, и скулы заиграли на разгоревшемся лице.
– Ты должен! – Нина с силой сжала его руку и, пытаясь поймать его взгляд, добавила: – Мы справимся с этим. Я помогу тебе, обязательно. У нас получится!
– Да вы еще в коридоре, – недоуменно сказал Алексей. Он шел из кухни с блюдом аппетитной картошки с курицей, и еще большее, чем раньше, волнение жены и сына насторожило его. – Что у вас тут происходит?
– Ничего. Все в порядке, – Нина присела и быстро развязала шнурки, потом чуть не стянула с Паши обувь и, взяв за плечи, встряхнула. – Пойдем. Надо подкрепиться. Пусть желудок поработает, а голова отдохнет.
За столом Алексей беспрерывно шутил. Он был счастлив. Нина много пила, почти не прикоснулась к еде, но Зорин приписывал это сильному волнению жены. Пашка часто слишком пристально смотрел на Нину. Зная его озорной и легкий характер, Алексей удивлялся, что парень никак не может раскрепоститься, контролирует каждое свое движение, каждое слово дается ему с невероятным трудом. Странным казалось то, что этот обед стал испытанием не для жены, а для сына. Вот покончено с десертом, и Паша, ссылаясь на цейтнот, просит извинения – ему давно пора идти.
– Послушай, какие дела? Ради бога, только не сегодня! – Зорин разочарованно посмотрел на сына. – Какие дела?
– Нет, пап. Я обещал к пяти быть у товарища. Спасибо. Все было замечательно.
– Ну, если по сокращенной программе… – Алексей вышел из столовой и, вскоре вернувшись, протянул Паше две книги по программированию, о которых парень давно мечтал. – Грызи гранит науки. Вот тут мы с Ниной подписали: «Зорину-младшему – будущему компьютерному гению».
– Спасибо. Я вспомню и об этом в своих мемуарах. Спасибо за науку, – обращаясь больше к Нине, сказал Паша, и только они двое поняли двусмысленность прозвучавшего.
– В тебе очень много талантов, не забывай об этом. Все только начинается, и только ты знаешь, на что способен. Дерзай! – Нина в упор смотрела на парня, видя, как на его лице возникает то ирония, то досада, то недоумение, то почти страх. – Я верю, что тебя ждет интересное будущее. Другого быть не может!
– Я все понял, – наконец тихо ответил он. Когда Нина с Алексеем вышли провожать Пашу, на какое-то время Зорин-старший оказался немного впереди, то ли случайно, то ли намеренно.
– Я не думал, что это будет так больно, – ни к кому не обращаясь, сказал Паша. – У меня в голове словно бомба разорвалась, а сердце больше не хочет стучать. Жизнь стала бесцветной. Больше нет желаний. Мне так холодно, – и, не давая Нине возможности что-нибудь ответить, ускорил шаг, догнав отца.
– Давай я поймаю машину, куда тебе? – Зорин хотел голосовать.
– Нет, нет, не нужно! – в голосе Паши послышался испуг. Он многозначительно посмотрел на Нину и добавил: – С некоторых пор я больше люблю пешком. Спасибо еще раз. Я пойду. До свидания.
Отец по-мужски сильно пожал ему руку и приобнял. Алексей что-то шепнул ему на ухо, отчего Паша улыбнулся. Он оттаял на мгновение, но едва перевел взгляд на Нину, снова стал печальным, потерянным. Нина, улыбаясь, поцеловала его в щеку. Она заметила, как Паша закрыл глаза и едва заметно вдохнул запах ее духов. Зориной хотелось взять его за руки, крепко сжать их, давая понять, что они – друзья. Все пройдет, они переживут минутное безумие, и жизнь войдет в свое русло. Они будут встречаться, и память сама сотрет все воспоминания о том, через что сейчас так тяжело перешагнуть. Нина только собралась сказать что-то ободряющее на прощание, как Паша повернулся и стремительно зашагал прочь.
Через пару минут Паша был уже далеко. Он шел знакомой, легкой походкой, закинув сумку с книгами за плечо. Мысли путались в голове. Он шел в полное опасностей и ошибок никуда. Домой не хотелось, а оставаться у отца он больше не мог. Он просто автоматически переставлял ноги. Все вокруг перестало существовать, в один миг рухнул его призрачный, взрослый мир, в котором так легко солгать, делая этим добро. Как теперь быть? Конец. Никогда больше он не сможет поцеловать ее горячие, влажные губы. Ему больно вспоминать об этом. Он воскресил в памяти, как сладкая истома охватывает ее прекрасное тело, и все замирает в полуоткрытых блаженно-умиротворенных глазах.
Все эти дни он не терял надежду на встречу, жил только этим. Когда отец вдруг пригласил его к себе на обед, он даже не до конца осмыслил это. За столько лет все устоялось и теперь, честно говоря, ему было все равно, момент был упущен. В детстве он безумно скучал по отцу. Сначала мать чинила препятствия, всячески мешая им встречаться. Потом она будто была не против, но у отца становилось все меньше свободного времени. Все сводилось к телефонным разговорам, обязательным встречам под Новый год и в день рождения. Редко бывая у отца в гостях до женитьбы, Паша всякий раз хвастал своими отметками, преувеличивал детские подвиги. Ему были необходимы скупые похвалы мужчины, отражение которого он видел каждый день, глядя на себя в зеркало.
Когда у отца вскоре появилась новая семья, дома Паше стало совсем невыносимо от бесконечных истерик матери. Она истязала мальчика причитаниями о загубленной жизни, неудачах, преследующих ее. Ни один из ее романов после развода с Зориным не оказался серьезным. Ирина бесилась в одиночестве, срывая свою злость и досаду на сыне. Тогда он окунулся в мир компьютера, увлекся японским. Физически он находился дома, в колледже, а мысленно путешествовал по загадочной стране, в которой мечтал однажды побывать. Он углублялся в новую информацию, погружаясь в нее с удовольствием и находя в этом успокоение. Паша ставил себе задачи, решив которые он мог рассчитывать на интересное будущее, любимую работу, душевный покой. Он с юных лет мечтал о некой внутренней гармонии. Он добивался ее давно. Мать с улыбкой слушала его рассуждения на эту тему. Посмеивалась, но все внимательнее приглядывалась к сыну. В его голубых глазах иногда было столько света, реже – тоска, отчаяние. Чаще после того, как ему все-таки удавалось пообщаться с отцом. Так хотелось дать понять ему и его жене, как много они теряют без общения с ним! А сейчас это ребячество прошло. Он уже не нуждался в том, чтобы доказывать кому-то, что он – хороший мальчик. Паша вдруг сравнил себя с гусеницей. Она превратилась в бабочку, и теперь только ей решать, куда лететь, на какой цветок опуститься. Больше это никого не касается, а вообще – все предопределено…
Паша озяб, но упрямо шел, не замечая, как остается позади маленький городок его взрослого детства. Он не видел, как улицы сменила обочина загородной трассы и мимо стремительно мчатся автомобили. В его голове гудели набаты неразрешимых вопросов. Как теперь быть? Он снова и снова спрашивал себя. Он знал, что его чувства, скорее всего, останутся неразделенными. Но он не думал, что женщина, обладание которой значило для него больше, чем Вселенная с ее бескрайними просторами, окажется женой его отца. Да, мир всегда был тесен, но не до такой же степени!
Пошел дождь? Какой-то он странный. Паша запрокинул голову, посмотрел на серое, мрачное небо. Оно молчит. Нет дождя. Это слезы полились по холодным щекам. Пашка не стыдился их – его сейчас никто не видит. Алексей всегда учил его, что настоящий мужчина не должен позволять себе опускаться до слез. Это – оружие женщины. Оружие, которое нужно ей или для нападения, или для защиты. А Паше не нужно ни то, ни другое. Он не мог и не хотел бороться с собой. И разве, когда плачет твое сердце, можно сдержать слезы? Почему это случилось именно с ним? За что его нужно было так жестоко наказать?
«Господи! Господи! – повторял Паша, поднимая к сереющему небу мокрое лицо. – Какая грязь…» Внутри все словно оборвалось, и, сдавив руками голову, мальчишка побежал. Он стал задыхаться, раскаленные молотки били по его вискам, а сердце сжималось в тисках. Ему чудились раскаты грома и блеск молний далеко на горизонте. Он уже не видел ни обочины, ни дороги и не слышал беспомощного визга тормозов «жигулей», водитель которых пытался остановить машину и избежать столкновения. Глухой удар тела о капот прервал это безумие.
– Врача, врача! – находясь в шоковом состоянии, кричал хозяин «жигулей». Он быстро расстегнул одежду и прижал ухо к грудной клетке Паши. Потом осторожно приложил пальцы к артерии на шее. Остановившиеся водители помогли ему положить Пашу на заднее сиденье, тот едва слышно застонал, его губы зашевелились.
– Он что-то говорит, – над ним склонилась какая-то молодая женщина. – Зовет Нину. В больницу его надо поскорее.
«Жигули» развернулись в сторону города. Водитель выжимал из машины все, но было уже поздно…
Когда вечером раздался телефонный звонок, Нина стала перед аппаратом, чувствуя, что не хочет снимать трубку. Она только смыла косметику с лица, нанеся на кожу толстый слой питательного крема. Минуту назад Зорин посмеивался, глядя на нее. Но сейчас ее лицо застыло под маской. Она смотрела на телефон и не ждала ничего хорошего от этого звонка.
– Нинуля, ты что? – Алексей подошел сам. – Ты что застыла? Алло, слушаю вас. Что?!
Лицо мужа стало мертвенно-бледным, трубка выпала из руки на пол и потянула за собой телефон. Нина опустила глаза. Она почти наверняка знала, что случилось ужасное. Оставалось выяснить детали.
– Пашу сбила машина. Его больше нет, – тихо и страшно произнес Зорин. – Моего Паши нет, нет…
– Это не машина – это я его убила, – глухо сказала Нина и пошла в прихожую, к двери. На ходу вытирая ребром ладони крем с лица, она старалась не потерять сознание. Боль разрывала ее на части. Это было состояние тупого бессилия, когда ничего невозможно изменить.
– Что?! Что ты несешь?! Объясни сейчас же! – состояние Алексея позволяло ему быть резким. – Мне надоело твое ледяное спокойствие и загадочность!
– Если я объясню, то это убьет тебя. Прости меня, Алеша. Прости и прощай.
Он не стал ее останавливать, когда, взяв ключи от своей машины и набросив на плечи куртку, Нина вышла и закрыла за собой дверь. Ключи от квартиры остались лежать в прихожей на полке. Зорин взглянул на них и понял, что она ушла навсегда. Что это связано с гибелью сына. Опять позвонил телефон – это была Пашина мать. Она кричала что-то бессвязное, плакала, всхлипывая так, что у Зорина сжималось сердце. Он сам был на грани срыва и не слышал большей половины того, что Ирина пыталась донести до его ушей. Наконец Зорин четко услышал:
– Ты убил моего сына, ты и она! Он бредил и звал ее – твою Нину. Ненавижу вас, будьте вы прокляты! Где она, я хочу услышать ее голос! Пусть наберется наглости выразить мне свое соболезнование! Где она?!
Но Нины рядом не было. Зорин прижимал трубку, в которой давно раздавались гудки, а Нина в это время стояла на загородной трассе, подняв воротник куртки.
Ветер обдавал ее лицо, руки холодной сыростью. Она пробиралась под одежду, заставляя тело дрожать мелкой дрожью. Нина не могла даже сигарету прикурить. Несколько неудачных попыток привели к тому, что ее зажигалка полетела куда-то на грязную обочину. Нина держала руку, мечтая поскорее оказаться в машине. На этот раз ей было безразлично – легковое авто или тяжелый грузовик. Она просто должна исчезнуть. Для всех, кто знал ее, она умерла. Не сейчас.
