заснеженных пиков, место голое и угрюмое, усеянное крупными каменными обломками.
— Он тебе рассказывал, как это произошло?
— Да. Сказал, что его накрыла буря и ветер был такой, что он не справился.
Найл пристально оглядел неприглядный пейзаж.
— А что случилось с шаром?
— Порвался о скалы.
Немудрено: у некоторых выступов края острее бритвы.
— И куда потом делся шар?
Вопрос, видимо, всерьез озадачил Асмака. На плоском этом плато светлое полотнище было бы ясно различимо и с пятисотметровой высоты.
— Что-то не припомню, чтобы я его видел.
При этих словах до Найла дошло, что смотрит-то он не на само плато, а лишь на его умозрительный образ, отраженный в паучьем уме. Найл рассмеялся над собственной забывчивостью.
— Извини. Было глупо с моей стороны.
Асмак же ответил вполне серьезно:
— А ведь ты прав. Никто из дозорных после облета не докладывал, что видел сдувшийся шар. Но зачем было бы Скорбо лгать?
— Может, он и не лгал. Просто кто-то припрятал шар, чтобы не было известно, где произошло крушение.
— По-твоему, это маг?
— Вполне возможно.
Тут паук понял намек.
— Ты полагаешь, Скорбо стал изменником?
— Я полагаю, что он попал в руки врага. Он что-нибудь рассказывал о том, что было с ним, когда все это приключилось?
— Он сказал, что сильно поранился и переждал в укрытии бурю. Он и в самом деле изувечил себе вторую правую лапу — я лично видел.
Найл пристально изучал странный пейзаж — массивную стену, протянувшуюся насколько хватает глаз в обоих направлениях; высеченный в горном склоне безмолвный город; теряющиеся вдали туманные горные вершины, отчасти застеленные снегом. Город по-прежнему казался самым реальным обиталищем мага. Люди, вытесавшие эти сооружения из цельного камня, да неужели не продолбят ходы внизу?
Паук, уже прочитав мысли Найла, выразил несогласие:
— Такой труд не завершился бы и в тысячу лет.
— Даже у тех, кто воздвиг такую стену?
— Стена — дело несложное. Требуется лишь достаточное число рабов. Пробиться же через сердцевину горы было бы по силам лишь великанам.
Ум Асмака наглядно передал неимоверность такого труда: образ громадных пауков (именно так Асмак представлял себе великанов), долбящих каменную твердь, и несметную армию рабов, оттаскивающих подальше обломки, чтобы непонятно было, откуда эти камни взялись.
Найл пристально смотрел на более низкие западные отроги.
— Где бы это могло быть? Ты знаешь эти горы как никто другой. Нет ли какого-то места, способного служить входом в подземные владения?
— Я не знаю ни одного.
Найл долгое время пытливо озирал заснеженный гористый пейзаж, словно пытаясь выведать из него желанную тайну. Асмак почтительно ждал, готовый отвечать и на дальнейшие расспросы, но вместе с тем по мыслям паука чувствовалось: напрасные старания.
— Благодарю, военачальник, — сказал наконец Найл.
Услышав эти слова, паук перестал воздействовать на воображение Найла, и тот, словно очнувшись, понял, что по-прежнему стоит на крыше башни.
Стояла такая темень, что у Найла на секунду мелькнула шальная мысль, не находится ли он в какой- нибудь холодной темнице. Но вот он ощутил на лице ветер, а сверху разглядел звезды — шляпками медных гвоздей на черной двери. Как-то даже не верилось, что уже опустилась ночь и что странный умственный вояж, следовательно, длился явно больше часа. Когда ум окончательно освоился, Найл почувствовал, что лежащая на парапете рука полностью онемела: безвольно повисла и давай зудеть да покалывать. В остальном он чувствовал себя уютно и бодро, даже открытое ветру лицо было приятно теплым.
Паук уловил его недоумение, но из вежливости не спрашивал, в чем дело.
— Ветер холодный, — вслух заметил Найл, — а мне вот тепло.
Это замечание, в свою очередь, сбило с толку паука: тот посмотрел так, как смотрит недоуменный человек. И тут Найлу стало понятно. Сила воли помогает паукам никогда не чувствовать холода: когда температура надает, они, сосредоточившись, усиливают кровообращение. А так как сознание у них обоих было связано напрямую, усилие Асмака передалось и Найлу.
Когда глаза привыкли к темноте, Найл разобрал, что шагах в десяти от них стоит Грель — в такой же позе, что и час назад, когда только что вышли на крышу. Найл в который уже раз молча подивился неистощимому терпению пауков.
От ночного ветра начинал уже пробирать холод. Найл, повернувшись, первым двинулся к лестнице.
Комната, где работали люди, была пуста: разошлись по домам. Полотнище шара, над которым они работали, было аккуратно сложено в углу комнаты. Так как стульев не было, Найл подошел и сел на него.
— Ты тоже летал вместе с нами? — спросил Найл у Греля.
— Да, господин.
Видно, оно и в самом деле было так. Никаких «полетов» в буквальном смысле, просто Асмак с помощью телепатии излагал зрительную информацию, придавая ей достоверность. А Грель тоже слушал «рассказ», как любой нормальный ребенок.
— Ты когда-нибудь летал на шаре? — поинтересовался Найл.
— Только раз, когда был еще маленьким. Отец взял меня с собой полетать над горами, — Грель мысленно передал панораму северных гор.
— Если б тебе пришлось искать владения мага, где бы ты начал?
Найл спросил наобум, понимая, что вопрос трудный, и был удивлен, когда паучок без колебаний ответил:
— У подножия гор.
Такая мысль интриговала. Найл-то думал о входе через кратер какого-нибудь погасшего вулкана или, может, под городом, высеченным в скале.
— Почему у подножия? — осведомился он.
Грель затруднился объяснить, но в уме изобразил реку, текущую в толще горы.
— Тебе известно что-нибудь подобное? — повернулся Найл к Асмаку.
— Нет, господин. Но я опять-таки ни разу не был за большой стеной. Мне выслать дозоры, чтобы разведали земли дальше к северу?
Найл, подумав, покачал головой.
— Не надо. Это может насторожить врага. Он поймет, что мы его разыскиваем.
Найл возвратился мыслями к Большой стене. Кто возвел ее и для чего? Уж так ли случайно Скорбо упал именно вблизи нее?
— Смертоносец-Повелитель, по-твоему, знает, кто возвел ту стену?
— Нет. господин.
— С чего ты это взял?
Ответ Асмака прозвучал единым просверком мысли, таким глубоким и объемным, что выразить нечто подобное на человеческом языке было бы просто невозможно. Этим сполохом мыслительной энергии Асмак как бы высветил совокупный паучий ум изнутри: пристальный интерес ко всем живым существам и полное безразличие к таким неодушевленным предметам, как стены. Асмак не делал секрета из того, что интерес к
