был цепко вглядеться. Дело в том, что свет неожиданно отразился от какой-то блесткой поверхности. Найл различил что-то вроде небольшой лодки. Суженный рефлектором в спицу свет, прошив тьму, уперся в объект повторно. Так и есть: перевернутая лодка — на этом расстоянии непонятно, разбитая или выброшенная потоком на берег. Но когда в нескольких метрах обнаружилась другая (кстати, тоже перевернутая), а за ней аж еще три, сам собой сложился вывод: о крушении речи быть не может. Скорее всего, не так давно в этой пещере жили люди, и эти люди курсировали по реке.
Опять стало холодно: давала о себе знать намокшая одежда. Луч фонарика был снова расширен, а привал закончен. Идти оставалось еще примерно милю.
С половину расстояния Найл шел по гладкому красноватому камню вроде песчаника, сумев развить неплохую скорость. Вода в этом месте, можно сказать, постаралась, выточив величаво вздымающиеся силуэты, что придавало пещере сходство с каким-нибудь храмом, колонны которого напоминали красные сталагмиты. И тут луч, в очередной раз пройдясь по сводам и стенам, очертил нечто, отчего у Найла тревожно сжалось сердце. Туннель вновь сужался в каньон, стены которого нежданно сходились, образуя горлышко бутылки.
Следующую сотню метров Найл одолевал в надежде найти какой-нибудь альтернативный маршрут. Нечто подходящее, казалось бы, сулило углубление вроде входа в туннель, куда Найл, шурша камешками, и сполз со склона. Но на поверку это оказалось всего лишь глубокой, усеянной каменными обломками пещерой с глухой стеной.
С тяжелым сердцем он медленно вскарабкался обратно на склон и берегом побрел к месту, где сходились стены. Там река втекала в неширокую каменную расселину. Всё, пришли. Дальше только вплавь.
Уныло сгорбясь, Найл сидел и смотрел на тот берег. Усталость такая, что впору повалиться и заснуть. Но это значит, по сути, смириться с поражением. Да и обратный путь теперь ох как не близок. А каждый потерянный понапрасну день — вычет из жизни брата. Сама мысль об этом наполняла такой тоской, что он решил наконец воспользоваться медальоном.
Стоило повернуть его внутренней стороной, как самообладание возвратилось. А обновленная сосредоточенность заставила вникнуть, взвесить все надлежащим образом. Не больше полугола минуло с той поры, как он, по сути еще ребенок, вместе со старшими ютился в подземной берлоге, среди пустыни. И вот в одночасье, даже не по своей воле, сделался взрослым. Как правитель паучьего города он совершенно одинок; даже обратиться не к кому, кроме нескольких доверенных лиц вроде Симеона. Пожалуй, в подземном городище у Каззака ему жилось более сносно: там он, по крайней мере, окружен был ровесниками. И вот теперь он, Найл, отправился в странствие, которое вполне может закончиться плачевно. А если возвратиться ему не удастся, будут ли пауки по-прежнему блюсти соглашение? Разве могут они обращаться с людьми как с ровней, если сами стоят в развитии на порядок ниже? Его, Найла, они почитают правителем потому, что он избранник богини. Но стоит этому избраннику безвестно кануть, что тогда?
Несмотря на невеселые раздумья, зеркало мысли все это время заставляло исподволь сознавать их, в некотором смысле, иллюзорность. Давая таким мыслям волю, человек позволяет им расцвечивать свою жизнь в соответствующие тона, ввергая себя в болезненную неуверенность, в самокопание. Найл же негативному тону своих мыслей сейчас не поддавался. Внутри его ровным светом горел некий оптимизм, внушающий, что сдаваться на милость своим эмоциям, по сути, абсурдно. Надо лишь, пусть через силу, отвергнуть разочарованность и жалость к себе, вновь встать на путь действия.
Поднявшись, Найл осветил стены пещеры: нет ли какого-нибудь пути, им неучтенного? А когда убедился, что нет, он лишь пожал плечами и двинулся в обратном направлении.
При этом задумал интересный эксперимент насчет внутреннего состояния. Минуту назад медальон вызвал внезапный прилив оптимизма, раздув огонек скрытой внутренней силы. Теперь Найл, сконцентрировавшись на этом огоньке, взял и намеренно перевернул медальон другой стороной.
Его словно объяла холодная тьма. Но он ей воспротивился. Медальон заставил осознать, что все не так беспросветно, как кажется. Надо лишь внять тому, что ощущение разочарованности и поражения — не более чем иллюзия. И вот усилием воли Найл мало-помалу воскресил в себе ощущение целенаправленности и внутренней теплоты.
Получилось не на все сто, но даже этот ограниченный успех был существенным поступательным шагом. Найл делал сознательную попытку перерасти того мальчугана, что томился по своим сверстникам в Дире. Истинно важным было то, что он учился доверять своему сознательному уму, а не изменчивым думам и эмоциям.
Вслушиваясь, как нарастает гул водопада (вот опять повеяло холодной моросью), Найл вспомнил о карнизе, что ведет на ту сторону реки. И тут в голову пришла еще одна неожиданная мысль: а ведь лодки, должно быть, кто-то туда доставил. Но как? Сверху по течению они прийти не могли: водопад поразбивал бы их вдребезги. Не могли приплыть и снизу: сила течения явно бы этому воспрепятствовала, тут никакой гребец не справится. Тогда, выходит, должны быть какие-то иные пути сообщения с внешним миром — туннели, ответвляющиеся от реки.
Ободренный этой догадкой, он ускорил шаг и уже через четверть часа приблизился к водопаду.
Тут до него дошло, что плащ лучше бы снять. Стоит оступиться и сорваться в реку, как намокшая одежда станет лишь помехой. Поэтому, отстегнув нашейную цепочку, плащ он свернул и упихал в суму.
Карниз тянулся примерно в полутора метрах над кипенью водоворотов. В ширину около метра, причем достаточно плоский, хотя и, понятно, мокрый. Найл вскарабкался на крупный обломок скалы (хорошо, что прочный) и сделал широкий шаг на сам карниз. Тот даже не был скользким. На удивление, и рев водопада был здесь потише: водная стена сама приглушала звук.
За козырьком карниза фонарик высветил трещину в два пальца шириной. И вдруг стало ясно, почему его нет на карте. Как видно, фасад скалы здесь периодически обрушивался и исчезал в бурном потоке, отчего водопад отступал несколько выше по течению. На момент создания карты карниза не существовало, а где-то через полвека его опять снесет течением. При мысли об этом Найл цепко вгляделся в трещину: не раздастся ли вширь.
Чтоб сподручней было ступать по козырьку, суму снова пришлось снять и держать на отлете; вот так, впритирку к стене, он и пробирался. Завеса воды с гулким ревом обрушивалась буквально в паре метров от лица. Тем не менее до той стороны Найл добрался без происшествий. Как выяснилось, карниз здесь находится гораздо выше над землей, чем на противоположном берегу. Сбросив перед собой суму, Найл сперва сел на козырек, а затем спрыгнул, страхуясь при этом рукой. Все равно, пентюх, приземлился на четвереньки, да еще и колено ободрал о шершавый известняк.
Чтобы согреться, надо было шагать быстрей; одежда и волосы насквозь промокли от водяной пыли. Поверхность под ногами была сравнительно ровная, так что шум водопада за спиной уже через непродолжительное время стал угасать.
Дорогой луч фонарика исправно чертил по скальной стене в тщетных поисках хода, который уводил бы от реки. Отдельные впадины и неглубокие пещеры были не в счет; признаки ответвления из главного туннеля по-прежнему не проявлялись.
Шум водопада сошел почти на нет, когда луч фонарика наткнулся на перевернутую лодку. Найл, ободренный признаком цивилизации, взялся осматривать находку. Нос весь разворочен: судя по всему, она на скорости влетела в скалу. Гладкий сероватый материал лодки совершенно не выдавал ее возраста. Лишь приподняв и заглянув внутрь, Найл увидел на дне кусок полуистлевшей веревки.
По соседству лежала лодчонка поменьше. Но и у нее на поверку обнаружилась пробоина в днище.
Он посветил на остальные лодки, что лежали в десятке метров — две из них опять же с пробоинами. А вот третья цела, и можно догадаться почему. Рядом валялась расколотая надвое глыба. Кто-то намеренно выводил плавсредства из строя, пробивая дыры глыбиной. Но та в итоге раскололась сама, и занятие пришлось прекратить.
Неповрежденную лодку Найл перевернул надлежащим образом. Примотанная к носу веревка совсем сгнила; лодка, не исключено, пролежала здесь несколько десятилетий, а то и столетий кряду. Хотя плашка сиденья оказалась в хорошем состоянии. Были даже весла в уключинах, из такою же серого жесткого материала.
