жирную, как клякса, точку.
А может, это вообще просто совпадение? Может, совсем другой Сохатый работает на Хавьера? Это было бы замечательно. И пусть тогда Дым Дымыч что угодно крутит с этой Инфляцией. Если надо, то Николай Сергеевич ему даже поможет.
Он понимал, его мысли о том, как он сможет помочь Дым Дымычу наладить отношения с Анжеликой, смешны. Но ему хотелось помечтать и хотя бы таким образом отвлечься от трудных дум и не нервничать. Не нервничать! Не показывать ни в коем случае жене свое состояние, а то начнется долгое заседание с советами и оргвыводами.
Дверь открыл своим ключом.
– Привет! Вот и я. Ужин еще не весь съели? Я голоден, как стая волков.
Николай Сергеевич начал с порога ворковать. Он решил быть предельно внимательным к жене. Чувствовал, что она еще сердится за его грубость днем, когда он на обед приезжал. И вообще Татьяна не любила, когда Оленин приходил домой выпивши. Потому сейчас он прошел сначала в большую комнату и сел в угловое кресло, якобы посмотреть телевизионные новости, а на самом деле подбирался поближе к бару. Дома ему пропустить рюмочку коньяку не возбранялось. И потому Татьяна, когда вошла, застала его с наполовину пустой рюмкой в руках.
– Устал сегодня, – Николай Сергеевич тяжело вздохнул, оправдываясь, и допил коньяк.
Теперь можно свободно подходить к жене ближе. Есть оправдание запаха спиртного. Бывший разведчик умело занимался конспирацией на бытовом уровне.
– Ты где был? – она его голос определила и сама потому спросила не сердито. – Я в прокуратуру звонила, сказали, что уже ушел.
Коньяк голову грел лучше водки. А что, в самом деле… Чего он боится? Не чужой человек посоветует. Жена. И он решил рассказать Татьяне если не все, то хотя бы часть правды. Но преподать ее так, чтобы выглядеть в этой ситуации достаточно приглядно.
– В трудное положение я попал… – начал он, словно бы в раздумье. – Помнишь моего командира?
Татьяна подняла брови. В этом движении было так много всего сразу – и удивление, и возмущение, и пренебрежение, и предостережение. Оленин знал ее умение вовремя и к месту пользоваться мимикой.
– Этого уголовника? Помню. Надеюсь, ты не с ним проводишь время?
– Вынужден проводить как раз с ним.
– В самом деле? – теперь брови сурово упали на самые глаза. – И кто же тебя вынуждает?
Ей можно доверить и тайну расследования. Жена – человек опытный. И плохого не посоветует. Восточная мудрость – выслушай, что скажет женщина, и сделай наоборот – ее почти не касается. Хотя при желании всегда можно и эту мудрость использовать.
– Был у нас такой бизнесмен. Толстяк…
– Слышала. Почему был?
– Был у нас такой бизнесмен, – понижая голос для категоричности утверждения, повторил Оленин. – На него трижды совершали покушение. Эти дела я вел. Сегодня утром мне позвонил один стукач от природы. Такие только при старой партийной школе были. При коммунистах. Для души работали. Позвонил и сказал, что Толстяка заказали в четвертый раз. Заказали Хавьеру. Это местный уголовный авторитет…
– И про такого я тоже слышала. Не на Камчатке живу…
– Вот. А выполнять заказ будет киллер Хавьера по кличке Сохатый.
– Ну и что?
– Я знаю в городе только одного человека по кличке Сохатый – это старший лейтенант Лосев. Его так и в Афгане звали. У него даже такой позывной был в эфире. И уж никто, поверь мне, больше не подходит на роль киллера. Лосев – это высший профессионализм.
Татьяна помолчала, походила по комнате, потом села в кресло в другом углу. Закурила.
– Ситуация… – Она этим словом показала, что понимает положение мужа. Объяснять Татьяне, что и почем – возможные последствия и прочее, – не следует. – Что решил предпринять?
Не говоря ни слова, он потянулся и взял с журнального столика телефонную трубку. Достал записную книжку, полистал, нашел нужный номер.
– Кому ты звонишь?
– Хочу попросить своего стукача уточнить детали. Утром это было сделать нельзя. Он во время допроса позвонил. Много народу было в кабинете. Алло! Я могу с Валентином поговорить? Хорошо. Да-да. Валентин? Это Оленин. Я по поводу твоего утреннего звонка. Что ты еще знаешь о Сохатом? Кто это такой? Ладно. Постарайся узнать подробнее. К обеду? Жду твоего звонка.
Он положил трубку.
– Может быть, я зря суетиться начинаю. Может быть, это совершенно другой человек…
– Тем не менее… Так что ты успел сделать?
– Я уже опоздал что-то сделать. Толстяка сегодня утром застрелили в туалете рядом с офисом. И самого, и охранника, и еще свидетеля в придачу. Три трупа. Расследование повесили на меня, потому что я вел три первых покушения на Толстяка.
– Очень приятно. – Татьяна сказала это так, словно это он сам виноват в случившемся, словно он сам вызвался вести это дело и теперь не знает, каким лаптем расхлебать получившийся кисель.
– Это еще не все.
– Ну-ну…
– Я договорился с Сохатым о встрече. Пришел к нему после работы. Хотел разведку провести – как он живет, чем дышит? И представляешь, застаю там гостью. Жену Толстяка. Она – его подружка.
– Так, значит, они вместе…
Оленин замотал отрицательно головой.
– Я тоже сначала так подумал. Но сейчас это только одна из версий. Не самая, кстати, вероятная.
– Почему?
– Стукач сообщил, что Сохатый работает через Хавьера. А Хавьер еще не настолько выжил из ума, чтобы знакомить заказчика и исполнителя. Исполнитель может знать заказчика. Но наоборот – никогда. Это гарантия безопасности. А Хавьер должен дорожить таким человеком, как Дым Дымыч. Такого подготовленного спеца найти трудно.
– В том случае, если этот Сохатый и тот Сохатый – одно лицо.
– Естественно.
– Ну, и что ты дальше собираешься предпринять?
– Я пока думаю – стоит ли вообще что-то предпринимать? Пусть все пока идет своим чередом. Менты до Лосева не доберутся. Не сумеют. Он для них слишком умен.
– А кто от них работает?
– Овчинников. Ты его не знаешь. Парень вообще-то деловой, энергичный. Но если и ему настучат, как мне, он может выйти только на Хавьера, потому что с Дым Дымычем не знаком. А Хавьер не тот человек, который признается и возьмет на себя лишнее. Ему будет проще своего киллера убрать.
– Могут они как-то узнать, что ты с Лосевым знаком?
– Только если он сам им скажет.
– Так предупреди его.
– Ты в своем уме? – усмехнулся следак. – Я должен предупредить возможного преступника, что он на подозрении! Тебе хочется меня похоронить?
Татьяна промолчала.
– Но с другой стороны, – продолжал развивать мысль Николай Сергеевич, – дело висит на мне. Трудное дело, которое будет иметь резонанс при любом результате расследования. Практически заказные убийства, подобные этому, раскрываются, редко. Слишком многие желали Толстяку смерти. И если его раскрыть, то это очень большой плюс.
– Так раскрой!
Он посмотрел на жену холодным остужающим взглядом. Как взрослый на неразумного ребенка. Только женщина может мыслить так категорично и в то же время бездумно.
– Это не твой кухонный шкаф.
Она, как ни странно, не обиделась.
– Первое большое «но»: Дым Дымыч – мой боевой командир и товарищ. – Николай Сергеевич говорил это почти патетически, и жена сразу поняла, что он просто старается сам себя убедить или успокоить. – Он меня из плена спасал.
– Ты даже в плену был? – то ли с издевкой, то ли искренне удивляясь спросила Татьяна.
– Шесть часов связанный лежал. Пока Сохатый не выручил. Это не забывается. Тебе вообще не дано понять, что нас объединяет…
– Почему же ты тогда боишься, что он тебя похоронит? Он такое тоже, наверное, не забыл. – Ее голос оставался спокойным. Но слова жены были, при всем спокойствии, произнесены с легкой ехидцей. Умела она интонацией управлять и направлять чувства мужа в нужное русло. Одна короткая реплика, и дело сделано.
– Что ты понимаешь?.. – рассердился Николай Сергеевич. – Что ты понимаешь… Давай ужинать. Сколько просить можно.
Он понял, что Татьяна начинает уже прибирать к рукам ситуацию, начинает неназойливо и незаметно давить на него. И потому не захотел больше обсуждать с женой свои проблемы, заранее зная, что она скажет. Она, естественно, могла видеть только один выход из создавшегося положения. Именно тот, который может дать толчок в служебной карьере. Он, по правде говоря, начиная разговор с Татьяной, именно этого в глубине души и желал. Хотел, чтобы его уговорили. Честность и неподкупность. Принципы. Уважение закона. Но он-то сам отлично знает, что все это в нынешних обстоятельствах настолько расплывчато, что ни один прокурор в закон не верит и ему не следует. Когда, сразу после института, Оленин только начинал работать в прокуратуре, было чуть лучше, чуть честнее. Хотя тоже частенько давали настоятельные рекомендации. Знаменитое «телефонное право». Сейчас же гораздо проще и наглее – закон давно поставили на финансовые рельсы. Деньги и власть – вот кто правит, вот кто устанавливает свои законы. Недавно металлическими прутьями до смерти забили женщину- следователя, которая отказывалась прекратить дело против сына высокопоставленного чиновника города. Дело пустяковое, которое было почти раскрыто по