увидел периферийным зрением, поскольку сидел к двери боком. Вошел и у двери замер. Мой взгляд был естественным и рассеянным. Но я сразу определил, что вошел не посетитель. Высокий кавказец занял пост у двери. Человек пришел не с улицы, а скорее всего, со стороны туалета. Там, наверное, есть выход и в служебные помещения. Тем не менее – пост выставлен… Значит, сейчас еще кто-то появится. Уже с другой стороны…
Так и оказалось. Вышли сначала два высоких чеченца, внимательно посмотрели на меня, но никому, кто мог бы идти за ними, ничего не сообщили. И только тридцать секунд спустя вышел еще один человек. Я не вздрогнул при виде его, я вообще не показал, что узнал его. Этот человек и сел ко мне за стол. Двое телохранителей, а первые были, несомненно, телохранителями, обошли стол с двух сторон и встали между мной и хозяином.
– Я – Базуев… Меня зовут Мовлади Ахматович… Вы меня искали, уважаемый товарищ подполковник…
Он узнал меня. Должно быть, имел мою фотографию…
Я смотрел на его варварски сломанный нос, и в душе у меня закипало желание сломать его в другую сторону. И я с трудом удержался.
– Скажи-ка мне, Шарани… – И не увидел смущения оттого, что я тоже узнал его. – Ответь-ка мне… Только на один вопрос перед тем, как я убью тебя… То есть извини, на два вопроса… Первый… За что меня пытаются убить?
– Если бы я знал, я бы ответил… Но меня не интересуют чужие проблемы… Мне заплатили деньги, я посылаю парней… Наверное, ты стоишь пули… И денег, что за тебя заплатили, стоишь… Если бы я знал, что ты стольких моих парней положишь, я запросил бы в два раза больше… Но теперь торговаться поздно. Ты не уйдешь отсюда. Я человек слова, и, даже если кафе окружено, я все равно убью тебя… Потому что я обещал и взял плату…
– Кафе никто не окружал… И снаружи никого нет… – Я не обманывал. Я вообще честный человек. – Только я все равно убью тебя, чтобы освободить своего брата… И вот мой второй вопрос… Где он?
– Твой брат мне не нужен… За него мне не платили… Но я все равно убью его после того, как убью тебя… Он уже узнал слишком много, чтобы жить…
– Ладно… Два вопроса выяснили, но из первого следующий сам собой вытекает… – продолжал я допрос, не показывая, впрочем, что это допрос. – А кто заплатил тебе за мою смерть?
– Если бы я даже знал, я не сказал бы… Я понимаю, что легче умирать, когда душу вопросы не мучают… Но ничем не могу тебе помочь… Деньги привез посредник… Привез и уехал…
Краем глаза я заметил, как от двери в нашу сторону двинулся третий охранник.
– Неужели вы думаете, что вчетвером со мной справитесь? – улыбнулся я.
Я вовсе не хотел сказать, что я сильнее четверых, хотя мог бы и посоревноваться в умении быстро стрелять и эффективно бить. Я просто сообщал капитану и старшему прапорщику расстановку сил. Они это поняли и отозвались:
– Я – Немец. Я за дверью. От двери до выхода в зал два шага…
– А где Парикмахер? – спросил я капитана.
– Какой парикмахер? – не понял Шарани, и его сломанный нос странно пошевелился.
– Он подходит с вашим братом, товарищ подполковник…
– Я здесь, – отозвался старший прапорщик сам, – на кухне… Антон свободен и даже прихватил из кабинета автомат… Мы прикрываем со спины… Кухня под контролем…
– Ты не знаком с Парикмахером? – спросил я у Гочияева и увидел в его глазах беспокойство. – Ничего, познакомишься… Он сегодня одним ударом убил твоего парня на квартире Антона… Просто сломал ему грудь… А парень был покрепче тебя… Да и твоих телохранителей покрепче… Если встретитесь, я опасаюсь за твой нос…
– Ты же сказал, что пришел один… – в голосе Шарани послышалось нарочитое презрение к обманщику.
– Этого я не говорил. Я сказал только, что снаружи никого нет…
Это было уже предупреждением о том, что внутри кто-то есть следовательно, боевые действия уже начались, и Шарани Гочияев не контролирует их ход. То есть иносказательно я обрисовал создавшееся положение словами. Они, конечно, поняли и напряглись.
Не собираясь еще активизироваться, я чуть пошевелил рукой, отодвигая от себя книжечку меню, но телохранители среагировали. Один захватил мою правую руку, второй навалился на мое левое плечо и сразу вытащил у меня из подмышки пистолет. Этого, говоря по правде, я ожидал, я даже специально подставлялся под это, но берег от захвата левую руку, положив ее на колени. И держали они меня, пригнув к столу и не отпуская, но при этом не видели, что левая моя рука свободно свисала под стол, к ноге, где под штаниной пряталась вторая кобура. И пистолет сразу же оказался в моей руке.
– Вот вам и хваленый спецназ… – сказал Шарани.
– Не зря хвалили…
Я выстрелил под столом ему в пах и одновременно спокойно, почти лениво скомандовал своим подчиненным:
– Начали, ребята, чистим…
Капитан Ламберт со старшим прапорщиком Волосняковым и брат Антон следом за ними появились раньше, чем Шарани, зажавший в неприличном месте рану двумя руками, успел упасть, и даже раньше, чем телохранители успели отпустить меня, чтобы самим выхватить оружие. Телохранители не среагировали на звук выстрела. Но среагировала моя группа поддержки. Ламберт сразу выстрелил в третьего, подходящего к столику и уже достающего пистолет. Даже мне, выпрямляющемуся, было видно, как ноги и тело еще продолжали движение, а пуля, попавшая в голову, отбросила ее назад, и боевик на бегу стал откидываться на спину. Старший прапорщик Волосняков не пожелал, видимо, обрызгать кровью мой светлый костюм и ударом ноги с разбега отбросил одного из телохранителей через два столика так, что тело и голова упали на пол, а из-за столика остались торчать ноги. Антон, к сожалению, не подумал о моем костюме и дал короткую очередь в того, что несколько секунд назад давил на мое плечо. Я почувствовал, как чужая кровь брызнула мне за шиворот. Принеприятнейшее ощущение…
– Кто на кухне? – спросил я, показывая стволом пистолета на ширму и одновременно забирая со стола свой второй пистолет.
– Только женщины… – ответил Антон.
– Все кончено?
– Все кончено… – подтвердил Ламберт.
Я потрогал пальцами свою шею. Пальцы оказались в чужой крови.
– Есть у них здесь служебный душ? – повернулся я к старшему прапорщику, поскольку именно он обследовал внутренние помещения, когда искал Антона.
– Есть… – за Волоснякова ответил Антон. – Там меня держали…
– Теперь я там подержусь… Показывай…
В кухне, как оказалось, не было уже ни одной живой души. Только что-то подгорало на большой плите и противно воняло. Повара разбежались…
– Врача вызовите… – услышал я за спиной голос Шарани, обращенный к капитану и старшему прапорщику, которые связывали единственного оставшегося в живых телохранителя. Олег Волосняков каким-то образом умудрился не убить его. Видимо, удар ногой оказался слабее удара рукой. Впрочем, мне уже неоднократно говорили, что удары рукой всегда более эффективны. – Может, что-то еще можно сделать…
Кровавый и жестокий полевой командир напрасно надеялся остаться мужчиной. Пуля не считается с полом и летит туда, куда ее посылают. Я знал, куда пулю послать.
– Я позвоню подполковнику Ларичеву… Он решит, нужно ли вызывать «Скорую»… – сказал я через плечо.
Уже из тесного душа, отправив Антона как врача осмотреть раненого Шарани, я набрал номер Капустина, поскольку не знал номер Ларичева. Капустин ответил не сразу. Но все же ответил.
– Как у вас там дела, Игорь Евгеньевич?
– Из двадцати человек только четверых удалось захватить живыми… – сообщил подполковник прискорбную весть. – Был приказ не рисковать и открывать стрельбу на поражение при малейшей угрозе. А эти дураки за оружие хватались. Пришлось действовать с предельной жесткостью. Сами виноваты…
– Я вас поздравляю… Потери в личном составе есть?
– Обошлось…
– И это хорошо… А как себя подполковник Ларичев чувствует? Он, кажется, рвался со мной поздороваться…
– Он ждет, что вы ему скажете…
– Как его зовут, кстати?
– Артем Сергеевич…
– Передайте ему трубку, если не трудно.
– Не трудно… Как у вас с братом дела?
– Нормально. Мы его уже освободили…
– Поздравляю. Я передаю трубку…
Судя по голосу, подполковник Ларичев был еще совсем молодым офицером, несмотря на звание – некоторые интонации показались мне чуть ли не юношескими, но верить голосу стопроцентно было нельзя, поскольку я знавал случаи, когда голос обманывал, да и сам я однажды в телефонном разговоре принял женщину за мужчину, что привело нас в дальнейшем к взаимному недопониманию.
– Я слышал, Артем Сергеевич, вы провели удачную операцию… – начал я с похвалы, как только подполковник «Альфы» представился.
– Вашими заботами и при вашей организации, Андрей Васильевич. Я, разумеется, отмечу это в рапорте об итогах операции. – Мне показалось, что он от радости подпрыгивать готов.
– Не за это воюем… – вяло ответил я, хотя был вовсе не прочь, чтобы мои организаторские способности были по достоинству оценены. Полковник Баргузинцев собирается через год на пенсию отправляться, и организаторские способности многих претендентов на его должность будут рассматриваться персонально. В число этих претендентов, надеюсь, я тоже вхожу, хотя командование свои намерения не афиширует. – Могу вас, кстати, обрадовать дополнительным сообщением. Я сам сейчас пошел принимать душ, поскольку меня сильно испачкали кровью, а я не люблю видеть на себе чужую кровь, тем более на цивильном костюме… Вот, я пошел принимать душ, а объект вашего и моего, признаюсь тоже, интереса лежит сейчас раненый в зале кафе… Мой брат Антон – врач-хирург – оказывает ему первую необходимую помощь, но я просил не вызывать «Скорую помощь» до вашего приезда. Мало ли, вдруг вы пожелаете его первоначально допросить…
– Гочияев? – обрадовано воскликнул Ларичев.
