Засосало под ложечкой и у Антона. Значит, не безразлична она ему. Но ведь Виктор… Или я себе его вообразил злодеем? — подумал неожиданно он. Впрочем, время все расставит по своим местам, кого сведет вместе, а кого разлучит. В Управлении ходят упорные разговоры, что гитлеровский «блицкриг нах Москау» обречен на провал, и война обещает быть затяжной и тяжелой. Клялись и мы не отдать и пяди своей земли врагу, а немецкие полчища уже полстраны нашей захватили.
У Антона была своя линия фронта. Она проходила через душу и сердце. Особенно его раздражало затягивание союзниками открытия второго фронта.
А вскоре пришло извещение о гибели брата Александра. Погиб он в битве за Чернигов. Это был удар для Антона, для всей семьи. Перед октябрьскими днями сорок третьего года позвонила Василиса Дементьевна. Сообщила: пришла похоронка на Валюту: «Пала смертью храбрых под Минском в бою за Отечество».
Антон как сидел в кресле с телефонной трубкой в руке, так и остался с нею. Не слышал ни голоса женского, ни плача. Очнувшись наконец, услышал прерывистые гудки, жалостливые и такие же сострадающие, как и его душа. Это был еще один удар. Война похитила теперь и его Джульетту. Не верилось даже. О, что бы он отдал за то, чтобы увидеть и ее и братишку…
Принялся перебирать ученические фотокарточки. Большинство сделано им самим с помощью самодельного фотоаппарата, где объективом служило стекло от бабушкиных очков. Запечатлен на них Шурик. А это — Валя Волкова. Вот она в пионерском лагере забрасывает мяч в баскетбольное кольцо. Радостная выходит на берег, совершив заплыв по нормам «Готов к труду и обороне». Актовый зал школы. Ей вручается аттестат зрелости. Он вглядывается в их лица, произнося: «Простите, Валюша и Шурик, за то, что вас убили фашисты, а я остался жив. Но может быть, еще встретимся там, на седьмом небе, если оно существует…»
Пришла мама с работы и тоже расстроенная, зареванная. Прилегла на кровать.
— Что с тобой? — подсел к ней Антон.
— Что-то от Семена давно нет известий. — Смахнув набежавшую слезу, вполголоса добавила: — Уж не посадили ли и его за решетку. Вот и печалюсь.
— За что, мама? Дядя Семен — преданный коммунист, — так же негромко сказал он и подумал: «Шурик и Валюша погибли за Родину, защищая ее от захватчиков. А дядя Семен если погиб, то за что? В тылу, не на фронте, не в схватке с врагом».
— Не такие головы летят. В моем ведомстве — Наркомпросе — все руководство арестовали в тридцать седьмом году. А какие были люди: каторгу царскую отбыли, революцию с Лениным и Луначарским делали! С тем же Бубновым Семен был близок. Вашего брата чекиста тоже не щадят. И за тебя, с твоим характером, боюсь я, сынок. Будь во всем благоразумен.
Последние слова матери четко врезались в память Антона. И сейчас они звучат для него, как зловещее предупреждение, вызывая в нем предчувствие чего-то недоброго.
Светало. За окном вагона хлопьями валил снег. У него же сна ни в одном глазу. И снова думы одолевали. Теперь уже о Лиде.
Находился Антон первые годы войны на полуказарменном положении. Нередко ночевал на письменном столе в служебном кабинете, подложив под голову книги. Себе не принадлежал. Так было не им заведено. Генерал Петров, выступая на офицерском собрании, говорил: «Я работаю, как товарищ Сталин. Пока он не спит, бодрствую и я. Того и от вас требую: работать, пока не погаснет свет в окнах кремлевского кабинета вождя народов!» И еще запомнилось из того же выступления: «Тут как-то просили меня высказаться по поводу критики и самокритики в наших рядах. Так вот. Меня критикуйте сколько влезет. Но вот критиковать вышестоящее руководство не позволю! Сперва себя раскритикуй в пух и прах, а потом и за других берись. Может, охота отпадет. И запомните: самая ценная критика всегда идет сверху! Оттуда все виднее. Ее надо воспринимать как должное. Ею руководствоваться!»
Однако, чтобы работать ночью, сам генерал в вечерние часы давил подушку на кожаном диване в комнате отдыха рядом со своим кабинетом. Оперативники такой возможности не имели. Им приходилось в поте лица своего встречаться с агентурой, добывать информацию, обеспечивать безопасность столицы.
Но вот словно солнечный лучик в непогоду блеснул: в отдел пришла Лида, новая машинистка машбюро. Она внешне напоминала Валю Волкову, была мила, стройна, приветлива, хотя и говорлива. Именно ей отныне он поручал печатать свои служебные бумаги с грифом «секретно». И каждый раз старался хоть на минуту задержаться в машинописном бюро, переброситься словцом, лишний раз взглянуть на нее.
По субботам, в ночь на воскресенье, в клубе Управления обычно демонстрировались трофейные немецкие кинофильмы — военная хроника вермахта, захваченная советскими войсками в сражениях. Во время одного из просмотров в темноте небольшого зала скользнула по стене тень, и тут же он ощутил, как кто-то мягко опустился на соседний стул. Почувствовал присутствие Лиды. Молча она вложила ему в руку душистую барбариску, полученную по продуктовой карточке вместо сахара, и сосредоточилась на том, что происходило на экране.
Закончив свой монотонный, утомительный труд, Лида, видимо, решила отдохнуть, а тут страшные вещи показывают, от которых кровь стынет. За хроникой фронтовых событий последовал видовой фильм о Берлине. Он смотрелся легко, с интересом.
С появлением в зале Лиды Антону стало не до кино. Временами чувствовал, как в унисон с его билось и ее сердце. Но в какой-то момент послышалось вдруг зычное: «Лейтенант Буслаев, на выход!» Было два часа ночи. Через дежурного по Управлению его вызывало начальство. Пожав молча теплую ладонь Лиды, он направился в подразделение.
Встречались Антон и Лида без затей — в машбюро, в буфете. Однажды за ужином Лида спросила как бы между прочим:
— Ты — чекист по призванию или по принуждению?
— И то, и другое, — ответил он, не зная, чем вызван вопрос.
— Я что-то не представляю тебя в боевом деле. С пистолетом в руках, с гранатой за поясом! — Лида раскатисто рассмеялась.
— Полагаешь, я способен лишь к кабинетной работе?
— Ты слишком интеллигентен для этого.
— Интеллигентные люди во все времена были самыми мужественными, к тому же великими патриотами…
Валя и Лида…
Два художника. Можно ли сказать, кто из них лучше, а кто — хуже? Важно, чьи произведения вызывают большие чувства, больший интерес зрителя, а чьи — меньше. Все индивидуально. Валю он знал с детства. Лиду — лишь считанные месяцы.
Тяжело смириться с тем, что Валюши не стало. Даже время не смягчает боль утраты. Иначе… Впрочем, кто знает, что было бы иначе?.. Жизнь непредсказуема. Жизнь продолжается. Своим решением он не омрачает светлую память о Вале. Она навсегда останется в его сердце. Лида проще и расчетливее. Возможно, примитивнее. А всякая ли простота святая? — вдруг подумалось ему, но он тут же отбросил эту мысль, как не заслуживающую внимания.
В серьезности своих намерений Антон не сомневался. Согласится ли Лида стать его женой, когда он весь в работе и не принадлежит себе? Когда выдалось свободное от дел воскресенье, пригласил ее покататься на лодке. Потом гуляли по Измайловскому парку. Все цвело, благоухало, и он сделал ей предложение.
Опасения его оказались напрасными. Лида, чувствовалось, ждала этого разговора. Тут же согласилась стать его женой. И главное, так просто, будто он предлагал отведать мороженого или сходить вдвоем в кино. Хорошо это или плохо? Ведь семья на всю жизнь создается…
Мимо прошла нарядно одетая женщина с мужчиной. Проводив ее взглядом, Лида спросила:
— А почему бы тебе не стать разведчиком?
— Подрасти надо, — ответил Антон и задумался. Вопрос шокировал. Но стоит ли придираться к
