Фанфик Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления

её.

МакГонагалл замерла, убрала руку и отступила.

— Гарри, всё в порядке, — успокоила его ведьма, — я вам верю.

— В самом деле? — прошипел он. Ярость всё ещё бурлила в крови. — Или вы только ждёте момента, чтобы, избавившись от меня, заполнить соответствующие бумаги?

— Гарри, я видела ваш дом. И ваших родителей. Они любят вас. Вы любите их. Я верю, когда вы говорите, что они не обращались с вами жестоко. Но я должна была спросить из-за некоторых странностей.

Гарри холодно посмотрел на неё:

— Каких, например?

МакГонагалл вздохнула:

— Гарри, за время пребывания в Хогвартсе я видела многих детей, подвергавшихся насилию. Ваше сердце разбилось бы, если бы вы знали, сколько их было. Когда вы радуетесь, вы совсем не похожи на тех детей. Вы приветливы с незнакомыми людьми, вы пожимаете им руки; когда я положила вам руку на плечо, вы не вздрогнули. Но иногда, только иногда, вы говорите и поступаете так, будто на самом деле вы провели первые одиннадцать лет своей жизни запертым в подвале. Не в любящей семье, которую я видела.

МакГонагалл склонила голову, её лицо снова приобрело задумчивый вид.

Гарри осмысливал сказанное. Тёмная ярость уходила прочь по мере того, как до него доходило, что его внимательно выслушали и что его семье ничто не угрожает.

— И как вы объясняете свои наблюдения, профессор МакГонагалл?

— Я не знаю, — сказала она, — но, возможно, имело место что-то, чего вы не помните.

Гарри вновь ощутил поднимающийся гнев. Это было слишком похоже на фразу из газетных статей о распавшихся семьях.

— Вытесненные воспоминания — это псевдонаучное понятие! Люди не подавляют травмирующие воспоминания, наоборот, они слишком хорошо помнят их всю свою жизнь!

— Нет, мистер Поттер. Я имею в виду заклинание Обливиэйт.

Гарри застыл на месте:

— Заклинание, стирающее память?

МакГонагалл кивнула:

— Но не все ощущения, если вы понимаете, куда я клоню, мистер Поттер.

Мурашки пробежали по спине Гарри. Такую гипотезу... опровергнуть было непросто.

— Но мои родители не могли так поступить!

— Не могли, — сказала МакГонагалл, — только волшебники способны на это. И, боюсь, что точно узнать не получится...

В Гарри снова начали пробуждаться навыки рационалиста.

— Профессор МакГонагалл, насколько вы уверены в верности результатов ваших наблюдений — быть может, есть альтернативное объяснение?

МакГонагалл развела руками, словно демонстрируя, что в них ничего нет.

— Уверена? Я ни в чём не уверена, мистер Поттер. За всю свою жизнь я не встречала никого, кто был бы похож на вас. Иногда кажется, что вам далеко не одиннадцать лет, а иногда даже, что вы не совсем человек.

Брови Гарри подскочили высоко вверх.

— Прошу прощения, — быстро сказала МакГонагалл, — извините, я попыталась озвучить своё мнение, но получилось не совсем так, как я думаю.

— Совсем наоборот, профессор МакГонагалл, — возразил Гарри и медленно улыбнулся, — для меня ваша фраза — прекрасный комплимент. Вы не возражаете, если я предложу альтернативное объяснение?

— Извольте.

— Дети не должны быть гораздо умнее родителей — так уж они устроены, — начал Гарри. — Или, скорее, гораздо рассудительнее, ведь отец наверняка смог бы меня переспорить, если бы попытался, а не использовал свой опыт и интеллект главным образом на то, чтобы находить всё новые причины не менять свои убеждения. — Гарри на минуту умолк. — Я слишком умён, МакГонагалл. Обычные дети мне не ровня, а взрослые не уважают как разумного собеседника. И, если честно, даже снизойди они до разговора, до Ричарда Фейнмана им далеко, так что я с куда большим удовольствием почитаю его книгу. Я сам по себе, профессор МакГонагалл. Я всю свою жизнь провёл в изоляции. Возможно, это в некотором роде похоже на закрытый подвал. И я слишком умён, чтобы слепо верить родителям, как подобает нормальному ребёнку. Я знаю, что родители меня любят, но при этом они легко отказываются прислушиваться к гласу рассудка, и тогда мне кажется, что это они — дети, которые не хотят ничего слушать, имея в то же время абсолютную власть над всем моим существованием. Я не хочу на это обижаться, но я стараюсь быть честным хотя бы с самим собой — так что да, есть немного. Кроме того, я плохо справляюсь со злостью, но над этим я работаю. Вот и всё.

— Это всё?

Гарри утвердительно кивнул:

— Это всё. Уверен, профессор МакГонагалл, даже в магической Британии нормальное объяснение заслуживает внимания?

* * *

Летнее солнце уже клонилось к горизонту, покупателей на улицах становилось всё меньше. Некоторые магазины закрылись; Гарри и МакГонагалл едва успели купить учебники во «Флориш и Блоттс». (Там Гарри первым делом взял «Арифмантику» и был потрясён, обнаружив, что учебник за седьмой курс не содержит ничего сложнее тригонометрии).

Впрочем, в данный момент мысли о легкодоступных плодах исследования магии не беспокоили его разум: они только что вышли из магазина Олливандера, и Гарри во все глаза смотрел на свою волшебную палочку. Он взмахнул ею, вызвав сноп разноцветных искр, что, конечно, не должно было удивлять столь сильно после всех увиденных чудес, но тем не менее...

Я могу творить волшебство.

Я, лично. Я обладаю магическим даром. Я — волшебник.

Он почувствовал, как магия разливается по телу, и вдруг осознал, что был знаком с этим ощущением всю свою жизнь. Его нельзя было увидеть, услышать, учуять, потрогать или попробовать на вкус. Это была магия. Всё равно что иметь глаза, но всегда держать их закрытыми, не понимая, что видишь темноту, а потом однажды открыть их и увидеть мир. Дрожь от осознания этого прошла по его телу, пробуждая его, а потом всё прошло — осталось лишь знание того, что он волшебник и всегда им был и, в каком-то смысле, всегда знал это.

И...

«Весьма любопытно, что эта палочка выбрала вас, потому что её сестра в ответе за ваш шрам».

Это не могло быть совпадением. В магазине были тысячи палочек. Нет, возможно, было и совпадение: в мире шесть миллиардов людей, и совпадения с вероятностью тысяча к одному случаются каждый день. Но теорема Байеса (в упрощённом виде) в данном случае гласила: предпочтение должно быть отдано любой гипотезе, согласно которой вероятность того, что ему достанется сестра палочки Тёмного Лорда, выше одной тысячной.

МакГонагалл просто сказала: «Как странно», — повергнув Гарри в состояние полнейшего шока, вызванного чрезвычайной невнимательностью волшебников и ведьм. Ни в одном из вообразимых миров Гарри не мог бы сказать «Хм» и уйти, даже не попытавшись выдвинуть гипотезу о произошедшем.

Он поднял левую руку и дотронулся до шрама.

Но какую именно...

— Теперь вы — настоящий волшебник, — слегка склонила голову МакГонагалл, — примите мои поздравления.

Гарри кивнул.

— У вас уже сложилось мнение о магическом мире?

— Странно, — протянул Гарри, — мне надо бы думать о магии, которую я увидел... о вещах, которые стали возможными, о том, что оказалось ложью, о работе, которую мне предстоит проделать, чтобы всё понять. А вместо этого я отвлекаюсь на третьестепенные банальности вроде, — Гарри понизил голос, — Мальчика-Который-Выжил.

Рядом никого не было, но не стоило искушать судьбу.

МакГонагалл хмыкнула:

— Правда? По вам не скажешь.

Гарри кивнул:

— Да. Просто это... необычно. Обнаружить, что ты являешься частью грандиозной истории, финалом которой будет поражение великого и ужасного Тёмного Лорда, и что история эта кончилась. Завершилась. Совсем. Как будто ты — Фродо Бэггинс, но выяснилось, что твои родители свозили тебя на Роковую Гору, когда тебе был год от роду, и ты даже не помнишь, как выбросил Кольцо.

На лице МакГонагалл застыла улыбка.

— Знаете, если бы я был кем- нибудь другим, то, вероятно, был бы сильно обеспокоен подобными стартовыми условиями. «Господи, Гарри, что ты сделал с тех пор, как победил Тёмного Лорда? Открыл книжный магазин? Здорово! А я назвал своего сына в твою честь». В моем случае это проблемой, полагаю, не будет, — вздохнул Гарри, — и всё же... от таких мыслей у меня почти появилось желание, чтобы у этой истории был открытый финал. Тогда я потом смогу сказать, что действительно принимал в ней какое-то участие.

— Да? — странным тоном сказала МакГонагалл. — Каким образом?

— Ну, например, вы упомянули, что моих родителей предали. Кто их предал?

— Сириус Блэк, — ответила МакГонагалл. Она почти прошипела это имя. — Он в Азкабане. Тюрьме для волшебников.

— Какова вероятность, что Сириус Блэк сбежит из заключения, и мне придётся выследить его и победить в блестящей дуэли или, что даже лучше, назначить за его голову большое вознаграждение и спрятаться в Австралии, ожидая результатов?

МакГонагалл моргнула. Дважды.

— Почти никакой. Никто никогда не сбегал из Азкабана, и я сомневаюсь, что он станет первым.

Гарри скептически воспринял фразу «никто