видел и делал великое множество вещей. Слишком многие из них я желал бы не видеть и не делать никогда. Но я не сожалею о том, что живу: я радуюсь, наблюдая, как растут мои ученики. Однако я не хотел бы дожить до того дня, когда мне это наскучит! Что бы ты делал с вечностью, Гарри?

Гарри набрал в грудь побольше воздуха:

— Я бы встретился со всеми интересными людьми в мире, прочитал все хорошие книги и написал что-нибудь ещё лучше, отпраздновал десятый день рождения первого правнука на Луне, отпраздновал сотый день рождения первой пра-пра- правнучки около колец Сатурна, узнал глубочайшие и окончательные Законы Природы, понял природу сознания, выяснил изначальный смысл существования всего на свете, посетил дальние звёзды, обнаружил инопланетян, создал инопланетян, сходил на вечеринку на другой стороне Млечного Пути, когда мы исследуем его вдоль и поперёк, понаблюдал вместе со всеми родившимися на Старой Земле за угасанием Солнца, и раньше я боялся, что не найду способа покинуть эту вселенную прежде, чем в ней закончится негэнтропия, но с тех пор, как я обнаружил, что так называемые законы физики — всего лишь условные утверждения, надежды у меня гораздо больше.

— Я немногое из этого понял, — сказал Дамблдор. — Но должен поинтересоваться: это список тех поступков, что ты на самом деле отчаянно желаешь совершить, или ты просто воображаешь их таковыми, чтобы не уставать, пока всё убегаешь и убегаешь от смерти?

— Жизнь — это не конечный список пунктов, которые следует вычеркнуть перед смертью, — твёрдо сказал Гарри. — Жизнь — это жизнь, её просто продолжают жить. Возможно, я не буду делать то, что сейчас перечислил, а придумаю что-нибудь ещё лучше.

Дамблдор вздохнул и побарабанил пальцами по часам. От прикосновений цифры превращались в непонятные буквы, а стрелки на мгновение меняли направление.

— В том маловероятном случае, если мне будет позволено замешкаться на этом свете до ста пятидесяти, — сказал старый волшебник, — я не огорчусь. Но двести лет — это уже чересчур. Хорошего понемножку.

— Ага, — суховато сказал Гарри, раздумывая о папе с мамой и сроке, который отмерен им, если Гарри ничего по этому поводу не предпримет, — подозреваю, директор, что если бы вы происходили из культуры, где люди привыкли жить четыреста лет, то умереть в двести вам казалось бы столь же трагичным, как, к примеру, в восемьдесят, — последнее слово Гарри произнёс резко, с нажимом.

— Возможно, — миролюбиво согласился старый волшебник. — Я бы не хотел умереть прежде своих друзей, равно как и жить после их смерти. Самое сложное время в жизни — это когда любимые люди ушли до тебя, но приходится оставаться ради других... — Взгляд Дамблдора погрустнел. — Не скорби по мне слишком сильно, Гарри, когда придёт моё время. Я буду с теми, по кому я давно скучаю, в нашем следующем великолепном приключении.

— А! — внезапно понял Гарри. — Вы верите в загробную жизнь. Мне казалось, у волшебников нет религии?

* * *

Чух-чух. Бип. Бум.

Как ты можешь в неё не верить? — с ошарашенным видом смотрел на него директор. — Гарри, ты же волшебник! Ты видел призраков!

— Призраков, — бесцветно повторил Гарри. — Вы имеете в виду эти штуки вроде портретов. Сохранившиеся воспоминания и черты характера без самосознания и жизни, которые из-за случайной вспышки магической энергии, сопровождающей насильственную смерть волшебника, впечатались в окружающую материю...

— Я слышал эту теорию, — резко перебил директор, — от людей, которые путают цинизм с мудростью и считают, будто смотреть на кого-то сверху вниз — значить возвышать себя. Это одна из глупейших мыслей, которые я слышал за сто десять лет! Да, призраки не учатся и не растут, потому что им здесь не место! Душам положено двигаться дальше, у них не осталось жизни здесь! Хорошо, оставим в покое призраков, как насчёт Вуали? Как насчёт Воскрешающего камня?

— Ладно, — Гарри старался говорить спокойно, — я выслушаю ваши наблюдения, ибо таков долг учёного. Но сначала, директор, позвольте рассказать небольшую историю, — голос Гарри задрожал. — Знаете, директор, до того как я попал сюда, сойдя с поезда от вокзала Кингс Кросс, — не вчера, а в сентябре, — я никогда не видел призраков. И я не ожидал увидеть призраков. Поэтому когда я их увидел, директор, я сделал кое-что очень глупое. Я поспешил с выводами. Я... я подумал, что загробная жизнь существует, что никто никогда не умирал на самом деле, я подумал, что со всеми, кого человеческий род потерял, оказывается, в действительности всё хорошо, я подумал, что волшебники умеют разговаривать с ушедшими, нужно только произнести правильное заклинание и их призвать, что у волшебников есть для этого способ, я подумал, что смогу встретиться с родителями, которые за меня умерли, и сказать, что я знаю про их жертву и что я начал звать их мамой и папой...

— Гарри, — прошептал Дамблдор. В глазах старого волшебника блестели слёзы. Он сделал шаг навстречу...

— А затем, — выплюнул Гарри, и гнев в полной мере зазвенел в его голосе — холодная ярость на вселенную за то, что она такая есть, и на себя за свою глупость, — я спросил у Гермионы, и она сказала, что призраки — просто остаточные изображения, выжженные в камне замка смертью волшебника, словно силуэты, оставшиеся на стенах Хиросимы. И я должен был догадаться! Я должен был догадаться ничего не спрашивая! Я даже на тридцать секунд не должен был поверить! Потому что если бы у людей были души, не существовало бы повреждений мозга — если душа может продолжать разговаривать, даже когда от мозга ничего не осталось, как может повреждение левого полушария головного мозга лишить живого человека способности к речи? И профессор МакГонагалл, рассказывая о смерти моих родителей, не вела себя так, будто они просто отправились в далёкое путешествие в другую страну, как если бы они эмигрировали в Австралию в эпоху морских путешествий, как люди вели бы себя, если бы знали, что смерть — это просто уход куда-то ещё, если бы у них были твёрдые доказательства существования загробный жизни, а не самоуспокоительные выдумки. Это бы изменило всё, было бы неважно, что все кого-то потеряли в войне, это было бы немного грустно, но не ужасно! А я уже видел, что люди в волшебном мире так себя не ведут! Поэтому я должен был догадаться! И тогда я понял, что мои родители на самом деле мертвы и ушли на веки вечные, и от них ничего не осталось, и у меня никогда не будет возможности их встретить, и — и — и остальные дети думали, что я плачу, потому что испугался призраков...

На лице старого волшебника было потрясение и ужас. Он открыл рот, чтобы что-то сказать...

— Так что говорите, директор! Говорите о своих наблюдениях! Но не смейте преувеличивать ни одной детали, ведь если вы меня снова обрадуете ложной надеждой, а впоследствии я об этом узнаю, я вас никогда не прощу! Что за Вуаль?

Гарри поднял руку и стёр с щёк слёзы. Стеклянные вещи в кабинете всё ещё звенели от его последнего крика.

— Вуаль, — с лёгкой дрожью в голосе начал старый волшебник, — это огромная каменная арка, хранимая в отделе тайн, портал в страну мёртвых.

— А откуда это известно? — спросил Гарри. — Не надо описывать свои убеждения, опишите то, что видели!

Физическим проявлением барьера между мирами была огромная каменная арка, древняя и высокая, с острым углом в вершине. Рваная чёрная вуаль, словно водная поверхность, растянувшаяся между каменными сводами, постоянно колеблется из-за нескончаемого потока пролетающих сквозь неё душ. Если встать рядом с Вуалью, становятся слышны голоса мёртвых, зовущие, всегда зовущие, на грани слышимости. Но если замереть и попытаться их разобрать, то они становятся всё громче и многочисленнее. И если продолжать слушать их попытки дозваться до тебя слишком долго, то ты отправишься им на встречу, и в тот самый миг, когда коснёшься Вуали, тебя засосёт внутрь, мгновенно и безвозвратно.

— Даже на интересный трюк не похоже, — отрезал Гарри, теперь уже спокойнее, когда не было на что надеяться и не было на что злиться за крушение надежд. — Кто-то построил каменную арку, сделал между сводами чёрную колеблющуюся поверхность, при соприкосновении с которой всё исчезает, и заколдовал её гипнотизировать людей шёпотом.

— Гарри... — с некоторым беспокойством произнёс директор. — Я могу поведать тебе правду, но если ты отказываешься её слышать...

Тоже не интересно.

— Что за Воскрешающий камень?

— Я бы не стал тебе рассказывать, — медленно начал директор, — если бы не боялся того, что твоё неверие может с тобой сделать... так что слушай, Гарри, пожалуйста, слушай...

Воскрешающий камень был одним из трёх легендарных Даров Смерти, как и мантия Гарри. Воскрешающий камень умел призывать души мёртвых — вытягивать их в мир живых, хоть и не в прежнем виде. Кадмий Певерелл использовал камень для того, чтобы призвать душу потерянной любимой, но её сердце осталось с мёртвыми и не попало в мир живых. Со

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату