Фанфик Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления

людей по их разуму. Но даже их разумы будут работать не так, как наши. Но все, кто живут, думают, обладают самосознанием и не хотят умирать, — тоже личности. И если личности приходится умирать, это всегда печально, Драко. По сравнению с тем, что нам может встретиться, каждый человек, который когда либо жил на свете, мы все вместе — как братья и сёстры, нас почти невозможно отличить друг от друга. Те, кто встретят нас, не смогут отличить британца от француза, для них не будет никакой разницы, они просто увидят человека. Людей, которые могут любить и ненавидеть, смеяться и плакать. И для тех, кого мы встретим, все эти качества сделают нас неразличимыми, как горошины в одном стручке. Они будут другими. Действительно другими. Но это не остановит нас и это не остановит их, если мы захотим стать друзьями.

Гарри поднял палочку и Драко отвернулся, как и обещал. Он смотрел на каменный пол и на стену с дверью. Драко обещал не смотреть и никому не говорить о том, что скажет Гарри, и вообще о том, что произойдет здесь этой ночью, хоть он и не знал, почему это должно быть таким секретом.

— Я мечтаю, — прозвучал голос Гарри, — что однажды о разумных существах будут судить по их мыслям, а не по цвету или форме и не по веществу, из которого они сделаны, и не по тому, кто их родители. Потому что если когда-нибудь мы сможем поладить с существами из кристаллов, насколько же глупо будет не поладить с маглорождёнными, которые выглядят как мы и думают как мы, которые так же похожи на нас, как горошины из одного стручка похожи друг на друга? Существа из кристаллов даже не не заметят разницы. Разве существует хотя бы одна причина, ради которой ненависть, отравляющую Слизерин, стоит брать с собой к звёздам? Драгоценна каждая жизнь. Если существо способно думать, обладает самоосознанием и не хочет умирать, — его жизнь драгоценна. Жизнь Лили Поттер была драгоценна, и жизнь Нарциссы Малфой была драгоценна, и хоть сейчас для них уже нельзя ничего исправить, но жаль, что они погибли. Но есть другие жизни, которые всё ещё здесь, за которые стоит бороться. Твоя жизнь и моя жизнь, жизнь Гермионы Грейнджер, каждая жизнь на Земле и за её пределами, которую стоит защищать и охранять, ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

И был свет.

Всё превратилось в серебро в этом свете: каменный пол, каменная стена, дверь, перила, всё сверкало отражённым светом так, что с трудом можно было разглядеть контуры предметов, даже воздух, казалось, сиял и свет становился всё ярче и ярче...

Когда свет погас, Драко был потрясён, его рука на автомате нырнула в мантию, чтобы достать платок, и только тогда он понял, что плачет.

— Вот результат твоего эксперимента, — послышался тихий голос Гарри. — Я действительно так думаю.

Драко медленно повернулся к Гарри, который уже опустил палочку.

— Это, это ведь какой-то фокус, верно? — спросил Драко. Он явно исчерпал свой лимит потрясений на сегодня. — Твой патронус... он не может быть настолько ярким...

И, тем не менее, это был свет патронуса. Тот, кто хоть раз видел патронуса, уже не может перепутать его ни с чем.

— Это истинная форма чар Патронуса, — ответил Гарри, — Нечто, позволяющее тебе вложить в патронус все свои силы, минуя внутренние преграды. И, прежде чем ты спросишь, замечу, что я научился этим чарам не у Дамблдора. Он не знает секрет, но даже если узнает, не сможет вызвать истинную форму патронуса. Я решил эту загадку самостоятельно. И я понял, что это заклинание нельзя разглашать. Я прошёл твою проверку, Драко, но ты не должен никому об этом говорить.

Драко больше не знал, он не знал в чём истинная сила, в чём правда. Он разрывался пополам. Драко хотелось назвать идеалы Гарри слабостью, пуффендуйской глупостью, ложью, подобием которой правители успокаивают население, он хотел сказать, что Гарри оказался очень глуп, раз сам поверил в эту ложь, серьёзно принял всю эту глупость, поднял её на невиданные высоты и перенёс на сами звёзды...

Нечто прекрасное и сокрытое, таинственное и яркое...

— Смогу ли я, — прошептал Драко, — когда-нибудь вызвать такой же патронус?

— Если ты всегда будешь искать истину, — сказал Гарри, — и если встречая радость, не будешь отворачиваться от неё, то я уверен, ты сможешь. Думаю, человек может достичь чего угодно, даже звёзд, если будет достаточно долго идти.

Драко снова вытер глаза платком.

— Нам лучше вернуться обратно, — произнёс Драко дрогнувшим голосом, — кто-то мог заметить весь этот свет...

Гарри кивнул, шагнул к двери и вошёл, Драко напоследок взглянул на ночное небо и последовал за ним.

Кто же на самом деле Мальчик-Который-Выжил, если он уже являлся окклюментом, может вызывать истинную форму патронуса и делать другие странные штуки? Каким был патронус Гарри и почему его вид должен оставаться в тайне?

Драко не стал задавать ни один из этих вопросов, потому что Гарри мог ответить, а сегодня Драко просто был не способен вынести ещё одно потрясение. Он просто не мог. Ещё одно потрясение, и его голова просто сорвётся с плеч и покатится, покатится по коридорам Хогвартса.

* * *

Драко слишком нервничал, чтобы откладывать задуманное. По его требованию они нырнули в небольшой альков, вместо того, чтобы вернуться в класс.

Драко установил барьер тишины и вопросительно посмотрел на Гарри.

— Я всё продумал, — сказал Гарри, — Я поклянусь, но есть пять условий...

— Пять?

— Да, пять. Смотри, Драко, подобная клятва так и просится выйти из под контроля, ты знаешь, что, будь это пьеса, всё бы обязательно пошло наперекосяк...

— Ну, нет! — возмутился Драко. — Дамблдор убил маму. Он злодей. Ты сам говорил, что иногда не следует переусложнять, и это именно такой случай.

— Драко, — осторожно заметил Гарри, — всё, что я знаю, это что ты сказал, что Люциус сказал, что Дамблдор сказал, будто он убил Нарциссу. Чтобы поверить в это без вопросов, я должен верить тебе и Люциусу и Дамблдору. Потому, как я и сказал, есть пять условий. Первое — в любой момент ты можешь освободить меня от этой клятвы, если она потеряет смысл. Это должно быть преднамеренное и явно выраженное решение с твоей стороны, не какая-нибудь словесная уловка или вроде того.

— Хорошо, — кивнул Драко. Это звучало вполне безопасно.

— Условие номер два — я клянусь честно использовать свои способности рационалиста, чтобы определить, кто убил Нарциссу, и буду считать его своим врагом. Будь то Дамблдор или кто-то ещё. И я даю тебе слово, что приложу все свои способности рационалиста, чтобы не ошибиться. Согласен?

— Мне это не нравится, — нахмурился Драко. Весь смысл клятвы был в том, чтобы Гарри никогда не последовал за Дамблдором. Тем не менее, если Гарри честен, он очень скоро поймёт, что Драко прав насчёт Дамблдора, а если он лжёт, то уже нарушил слово... — Но я согласен.

— Условие номер три — Нарцисса действительно была сожжена заживо. Если эта часть истории окажется лишь преувеличением ради драматизма, то я должен сам решить, продолжать мне следовать клятве или нет. Иногда и хорошим людям приходится убивать. Но они никогда не истязают других до смерти. Именно потому, что Нарцисса была сожжена заживо, я могу считать, что сделавший это был злодеем.

Драко едва сдерживал поднимающийся гнев.

— Условие номер четыре — если Нарцисса запятнала себя каким-либо злодеянием, например, довела чьего-то ребёнка до безумия Круциатусом и в отместку была сожжена его родителем, то клятва отменяется. Потому что, пусть сжигать её было и неправильно, её следовало бы просто безболезненно убить, но это уже не было настолько же злым, как убийство просто из-за того, что Люциус её любил, и сама она никогда не делала ничего плохого, как ты сказал. Условие номер пять — если убийцу Нарциссы каким-то образом заставили это сделать, то моим врагом будет тот, кто заставил, а не тот, кого заставили.

— Всё это очень похоже на то, что ты планируешь отвертеться...

— Драко, я не стану считать хорошего человека своим врагом, ни ради тебя, ни ради кого-то ещё. Мне действительно необходимо верить в то, что он поступил неправильно. Я всё продумал, и мне кажется, что если Нарцисса сама не делала ничего плохого, просто любила Люциуса и стала его женой, то человек, который сжёг её заживо в спальне, не может быть хорошим. И я поклянусь считать своим врагом того, кто это сделал, будь то Дамблдор или кто-то ещё, если ты преднамеренно не освободишь меня от этой клятвы. Будем надеяться, что даже в пьесе такая формулировка не привела бы к ошибке.

— Мне это не нравится, — сказал Драко. — Но, хорошо. Ты клянешься считать убийцу моей матери своим врагом, а я...

Гарри терпеливо ждал, пока Драко пытался вернуть внезапно пропавший голос.

— Я помогу тебе решить проблему с ненавистью к маглорождённым в Слизерине, — шёпотом закончил Драко. — И я соглашусь, что жаль, что Лили Поттер умерла.

— Да будет так, — произнёс Гарри.

Это случилось.

Драко понял, что разрыв ещё немного расширился. Нет, намного. Ему казалось, что он уплывает, теряется, всё дальше и дальше от берега,