Фанфик Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления

всего лишь никто.

— Это нечестно, — сказала она, её голос дрожал, но она ещё не заплакала, ещё нет. — Я не должна соревноваться с твоей тёмной стороной, я всего лишь... я только... — «Мне всего лишь двенадцать лет», подумала она.

— Я использовал свою тёмную сторону только один раз, и это было вынужденной мерой!

— Значит, сегодня ты победил всю мою армию, будучи просто Гарри Поттером? — она ещё не плакала. Как сейчас выглядит её лицо? Сердито или печально?

— Я... — начал Гарри. Его голос немного притих. — Я... я на самом деле не рассчитывал победить. Знаю, я сказал, что непобедим, но я просто пытался вас напугать, думал, что мы лишь немного вас замедлим...

Она снова двинулась, прошла мимо него, и лицо Гарри напряглось, словно теперь уже он вот-вот расплачется.

— Может, профессор Квиррелл прав? — донёсся высокий, полный отчаяния шёпот позади. — Если мы друзья, то я буду всегда бояться тебя обогнать, так как знаю, что это заденет твои чувства? Это нечестно, Гермиона!

Она набрала воздух, задержала дыхание и побежала, её башмаки стучали по каменному полу так быстро, как она только могла. Она неслась по коридору, и её сдерживало только то, что перед глазами всё расплывалось. Она бежала туда, где её никто не услышит. И на этот раз Гарри не последовал за ней.

* * *

Минерва проверяла контрольные по трансфигурации, результаты которых она должна была объявить в понедельник. Только что она поставила минус двести баллов работе пятикурсника за ошибку, которая потенциально могла кого-нибудь убить. В первый год работы преподавателем её возмущала глупость старшекурсников. Теперь она уже смирилась. Некоторых людей не просто невозможно научить, они даже не замечают, насколько они безнадёжны, и с жизнерадостным усердием продолжают свои попытки. Иногда, перед тем, как они покинут Хогвартс, их можно убедить, чтобы они никогда не пробовали сделать что-нибудь необычное, забыли о свободной трансфигурации и использовали только общепринятые заклинания. А иногда... это не получается.

Минерва увязла в разборе особенно запутанного ответа, и тут её мысли прервал стук в дверь. Её приёмные часы были не в это время, но, став деканом Гриффиндора, она быстро научилась не торопиться с решениями. Всегда можно снять баллы с факультета потом.

— Войдите, — резко сказала она.

Девочка, вошедшая в кабинет, судя по всему, недавно плакала, а затем умылась, надеясь это скрыть...

— Мисс Грейнджер! — воскликнула профессор МакГонагалл. Ей потребовалась секунда, чтобы узнать это лицо с покрасневшими глазами и опухшими щеками. — Что случилось?

— Профессор, — сказала девочка дрожащим голосом, — вы говорили, что если меня что-то тревожит, мне следует сразу подойти к вам.

— Да, — ответила профессор МакГонагалл, — а теперь объясните, что случилось?

Девочка начала объяснять...

* * *

Гермиона стояла неподвижно на вращающейся лестнице. Спираль, которая по идее не должна была перемещать её вовсе, напротив, неумолимо несла её вверх. Гермиона подумала, что это похоже на заклинание Бесконечной лестницы, изобретённое в 1733 году волшебником Аррамом Сабети, который жил на вершине Эвереста, когда маглы ещё не могли её покорить. Но эта лестница не может быть той самой лестницей: Хогвартс намного старше. Может, заклинание было изобретено заново?

Она должна была бояться, должна была нервничать по поводу своей второй встречи с директором.

И она действительно боялась и нервничала по поводу своей второй встречи с директором.

Но Гермиона Грейнджер много размышляла, она очень много размышляла после того, как не смогла больше бежать и опустилась у стены, потому что у неё уже горели лёгкие. Свернувшись калачиком и прижавшись к холодному камню, она плакала и размышляла.

Даже если она проиграет Гарри Поттеру, она никогда, ни в коем случае не проиграет Драко Малфою, это абсолютно, совершенно неприемлемо. Профессор Квиррелл похвалил Генерала Малфоя за то, что он не проигнорировал свою тысячу возможностей. И, проплакавшись, она вспомнила ещё четырнадцать заклинаний, которые просто обязана была тогда попробовать против Гарри и Невилла, и затем задалась вопросом, не совершила ли она подобной ошибки в чём-нибудь ещё? В итоге она постучала в дверь профессора МакГонагалл. Она не собиралась просить помочь, сейчас Гермиона не представляла себе, с чем ей можно помочь, она просто хотела рассказать всё профессору МакГонагалл, так как на тот момент это показалось ей одной из той тысячи возможностей, о которых говорил профессор Квиррелл.

И она рассказала профессору МакГонагалл, как Гарри Поттер изменился с того дня, когда на его плече появился феникс, и о том, что люди, по её мнению, всё больше и больше относятся к ней, как к чему-то, принадлежащему Гарри, и о том, что Гарри всё больше и больше отдаляется от всех остальных первокурсников и иногда бродит с таким печальным видом, будто он чего-то лишился, и она не знает, что теперь делать.

Профессор МакГонагалл сказала ей, что им нужно поговорить с директором.

Гермиона взволновалась, но затем она подумала, что Гарри Поттер не испугался бы директора. Гарри Поттер просто шёл бы напролом, вне зависимости от того, что он бы пытался сделать. Может быть (ей пришла в голову такая мысль), стоило попытаться быть как он, не пугаться, просто что-нибудь делать и смотреть, к чему это приведёт. Хуже уже вряд ли будет.

Бесконечная лестница перестала вращаться.

Большая дубовая дверь с медным дверным молотком в виде грифона открылась сама.

За чёрным дубовым столом с десятком ящичков со всех сторон, в которых, похоже, были свои ящички, сидел на своём троне седобородый директор школы Хогвартс — Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, и в его мягко искрящиеся глаза Гермиона смотрела в течение примерно трёх секунд, пока её внимание не переключилось на всё остальное.

Некоторое время спустя — она не знала, сколько именно прошло времени, но она как раз пересчитывала предметы в кабинете уже в третий раз, и по- прежнему никак не могла получить один и тот же результат, хотя её память утверждала, что ничего не пропало и ничего нового не появилось — директор прокашлялся и сказал:

— Мисс Грейнджер?

Гермиона повернулась и почувствовала, что краснеет, но Дамблдор вовсе не выглядел сердитым, он был скорее безмятежным и смотрел на неё вопросительным, мягким взглядом поверх своих очков- полумесяцев.

— Гермиона, — сказала профессор МакГонагалл, голос старой ведьмы был мягким, и её ладонь успокаивающе лежала на плече Гермионы. — Пожалуйста, расскажи директору то, что ты рассказала мне о Гарри.

Гермиона начала говорить, но, несмотря на то, что она вновь набралась решимости, она всё-таки слегка запиналась от волнения, когда описывала, как Гарри изменился за последние недели, с тех пор как Фоукс побывал на его плече.

Когда она закончила, повисла тишина. Затем директор вздохнул.

— Мне жаль, Гермиона Грейнджер, — голубые глаза Дамблдора погрустнели. — Это... печально, но не могу сказать, что неожиданно. То, что вы наблюдаете — это бремя героя.

— Героя? — переспросила Гермиона. Она взволнованно взглянула на профессора МакГонагалл и увидела, как лицо профессора трансфигурации стало непроницаемым, хотя её рука ободряющим жестом слегка сжала плечо Гермионы.

— Да, — ответил Дамблдор. — Когда-то я сам был героем. Это было до того, как я стал таинственным старым волшебником, — во времена, когда я противостоял Гриндевальду. Вы читали книги по истории, мисс Грейнджер?

Гермиона кивнула.

— Что ж, — продолжил Дамблдор, — именно так героям и приходится вести себя, мисс Грейнджер, у них есть свои задачи, и они должны становиться сильнее, чтобы справиться с ними. И именно это, как вы заметили, случилось с Гарри. Если и можно сделать его путь легче, это должны сделать вы, а не я. Ибо, увы, я не друг Гарри, а всего лишь его таинственный старый волшебник.

— Я... — начала Гермиона. — Я не уверена, что всё ещё хочу... — она запнулась, это показалось ей слишком ужасным, чтобы произнести вслух.

Дамблдор прикрыл глаза, а когда открыл, он выглядел несколько старее, чем до того.

— Никто не сможет помешать вам, мисс Грейнджер, перестать быть другом Гарри. Что же касается того, как это отразится на нём, то вы это знаете лучше, чем я.

— Это... не кажется мне... справедливым, — сказала Гермиона дрожащим голосом. — Я что, вынуждена дружить с Гарри только потому, что больше некому? Это нечестно.

— Никто не может вас заставить дружить с кем-то, мисс Грейнджер, — казалось, голубые глаза видят её насквозь. — Чувства либо есть, либо их нет. Если они есть, вы можете принять их или отвергнуть. Вы дружите с Гарри, и если вы решите отвергнуть эту дружбу, это сильно его ранит, возможно, непоправимо. Но, мисс Грейнджер, зачем вам кидаться в такие крайности?

Она не могла найти слов. Она никогда не умела находить слова:

— Когда оказываешься слишком близко к Мальчику-Который-Выжил, тебя просто поглощает, и никто больше не видит тебя, ты становишься всего лишь чем-то, принадлежащим