болезни. Родители, конечно, сочувствовали ее горю, но никак не могли понять столь нежной привязанности к Мисти, которая, в конце концов, была «всего лишь» животным. Они предлагали Софии успокоиться, говорили, что ничто в этом мире не вечно. Девочка приняла этот опыт близко к сердцу и, чтобы отвлечься, стала заниматься плаванием, потому что это одиночный вид спорта. Любить кого-то, кто может однажды умереть, было слишком опасно, так как это чувство нельзя было контролировать. София больше и близко не подходила ни к лошадям, ни к другим животным.
К ее облегчению, Ной не стал задавать ей вопросов. Он настоял лишь, чтобы она надела принадлежащие его сестре теплые перчатки и куртку для верховой езды, и они направились в конюшню. Небо приобрело пурпурно-черный оттенок. Сияющие звезды и полная луна заливали окрестности мягким светом, превращая привычный пейзаж в картинку из волшебной сказки. Было очень тихо, и тени на снегу придавали обстановке налет таинственности. Ноя и Софию сопровождали собаки. Руди весело скакал впереди, разбрасывая во все стороны комья снега, Опал семенила сзади. В конюшне женщина сразу же окунулась в привычную атмосферу, пробудившую к жизни давно забытые воспоминания о девочке, которой она когда-то была. София полагала, что не существует больше той, которая самозабвенно мечтала и смеялась, а также обожала верховую езду. Она оказалась совершенно неготовой к подобному всплеску ностальгии, принесшей с собой моменты прошлого, погребенного под спудом лет, и заставившего вспомнить о тех редких мгновениях чистого незамутненного счастья и радости, которые принадлежали ей одной.
Даже ритуал кормления животных — четырех лошадей разного возраста — казался женщине делом очень привычным. Животные высовывали головы из своих стойл, уши их стояли торчком, ноздри трепетали в предвкушении вечерней трапезы. Софии нравился запах корма и лошадиного дыхания, аромат сухого сена и даже тяжелый навозный дух, неизменный атрибут конюшни. Она сняла перчатку и погладила морду кобылы, чувствуя под рукой бархатистую шкуру.
— Это Алиса. А других зовут Джемма, Шамрок и Мо, — пояснил Ной. — Мо живет у меня уже долгие годы, а трех других я спас от смерти.
София улыбнулась:
— В этом прослеживается система — в том, что ты всех спасаешь.
— Я не могу бросить животное в беде. В прошлом месяце потерял одного пациента. Он был стар, и мне пришлось его усыпить.
Женщина на мгновение зажмурилась, пытаясь представить себе, каково это — забрать жизнь у другого существа. Она очень живо помнила, как переживала, когда потеряла Мисти, — будто ее колотили кувалдой по голове до полного оцепенения. После этого сердце ее постепенно, клетка за клеткой, превратилось в камень.
— Как ты вообще переносишь смерть животных?
— Хуже было бы, если бы их не было вообще. Я просто радуюсь времени, которое им отпущено в жизни. — Ной подбросил щедрую охапку сена в одно из стойл. — Шамрок появился у меня совсем недавно. Идиоты, которые назывались его хозяевами, представления не имели о том, как ухаживать за лошадью.
Он перешел к другому животному.
— От Джемы тоже отказались, и она была слишком строптива, чтобы кто-то другой захотел ее взять, — продолжил он рассказ, поглаживая лошадиную морду.
— Сейчас она кажется вполне довольной жизнью.
— Мне потребовалось немало времени, чтобы научить ее доверять мне, но эта работа и терпение окупились сторицей, — сообщил Ной.
— Думаю, оказаться в ответе за вверенных тебе животных — одна из побочных черт твоей профессии, — заметила София.
— Нет, это дополнительная привилегия. Даже самые норовистые животные со временем перевоспитываются.
«Неужели ты и правда такой замечательный?» — мысленно задавалась вопросом женщина. Может быть, ее просто ослепил тот факт, что с Ноем она пережила восхитительные моменты интимной близости? Она неторопливо помогала ему кормить животных, завороженная магическим ритмом привычной работы.
— У тебя хорошо получается, — похвалил ее Ной.
— Долгое время я держала лошадь, — ответила София, почувствовав, что на глаза наворачиваются непрошеные слезы, грозя в любой момент пролиться эмоциональным взрывом.
Работая, Ной тихонько насвистывал сквозь зубы. Когда с кормлением было покончено, они вышли из конюшни и снова оказались посреди снежной равнины, пересеченной резкими росчерками теней. Женщина чувствовала себя одновременно и уязвимой, и благодарной.
— Как твое колено? — поинтересовался Ной.
— Хорошо. Порез был совсем небольшим, и ты прекрасно его полечил, Ной.
— На небе сияет полная луна и нет ни единого облачка. Давай-ка прокатимся верхом.
София замерла на месте. Мысль о том, чтобы проехаться на лошади по залитому лунным светом снежному безмолвию показалась ей очень романтичной, а она не привыкла совершать романтические поступки.
— Но сейчас же середина зимы.
— Мы не поедем далеко. — Он уже принялся собирать одеяла, седла, уздечки. — Поможешь мне с этим, ладно?
— Ты совсем с ума сошел, знаешь об этом? — ответила София. Тем не менее она вывела одну из кобыл из стойла и снова опустила защелку.
Ной одарил ее мальчишеской ухмылкой и вывел еще одну лошадь. София стала седлать кобылу, снова работая в привычном, хоть и давно забытом ритме: сначала постелить одеяло, затем надеть седло, подтянуть подпругу, соблюдая правильный зазор. Осторожно наклонить голову лошади вниз, надеть недоуздок, закрепить удила. София очень удивилась тому, что сам факт ее погружения в атмосферу конюшни воскресил, казалось, давно забытые навыки. Каждый день после школы она запрыгивала на велосипед и ехала по расположенным на холмах улицам города к амбару, в котором содержалась Мисти. Софии нравилось все, что было связано с кобылой, начиная от кормления и чистки и заканчивая конными прогулками по арене, по лесу или по специальным тропинкам для верховой езды.
— Ты хорошо справляешься, — похвалил Ной. — Полагаю, говоря, что ездила верхом в прошлом, ты принизила собственные достоинства.
— Для меня не было ничего важнее на свете, чем моя лошадь.
София обнаружила, что ей гораздо проще рассказывать о Мисти, если она при этом чем-то занята. Алиса оказалась хорошо тренированной кобылой. Сначала она немного пожевала удила, но потом приняла их.
Женщина стала рассказывать о своем детстве в Сиэтле и о том, как ее семья переезжала всякий раз, как родители поднимались на более высокую ступень социальной лестницы. Мисти все это время была с ней. София любила кобылу всем сердцем. Она видела ее во сне и даже придумывала истории с ее участием. При мысли о предстоящей вечерней поездке верхом лицо ее всякий раз озарялось улыбкой.
Ной скакал впереди, указывая дорогу в ночи, а София следовала за ним, любуясь поистине волшебным видом четко очерченных светом и тенью холмов.
— Никогда прежде не каталась верхом зимой, да еще и в темноте, — сообщила она Ною.
— Колено не беспокоит? — с тревогой в голосе спросил он.
— Оно в порядке.
Ной направил свою лошадь через заснеженное пастбище, прокладывая тропинку. София пришпорила кобылу и бросилась вдогонку. Внезапно нахлынувшая волна радости накрыла ее с головой, и на глазах выступили слезы. Ощущая на лице холодный воздух, а под собой — сильное теплое животное, любуясь окружающим пейзажем, женщина испытывала небывалый взрыв восторга. Двигаясь вперед по лишенному растительности склону холма, они с Ноем хранили молчание. Дыхание лошадей мгновенно превращалось в пар, добавляющий таинственности и без того казавшейся мистической ночи. Поднявшись на вершину холма, они остановили лошадей, чтобы полюбоваться расстилающейся внизу фермой, нетронутой дорогой и
