тем в Риме были пущены такие аргументы: «Если предположить, что единственный монофисит — Петр Гнафей антиохийский, то и Петр Монг, имеющий с ним общение, усвоил язвы монофиситства. Акакий, не имея сношений с Петром Гнафеем, но находясь в общении с Петром Монгом, тоже монофисит». Так и явилась «акакианская схизма». Это была попытка римского епископа судить епископа константинопольского.
Преемник Зинона, Анастасий (491 — † 9 июля 518 г.) нашел такое разногласие между церквами, что решился следовать политике status quo: он требовал, чтобы там, где Халкидонский собор признают, его не отвергали, и где его отвергают, там не признавали. Но в дальнейшее время своего царствования Анастасий также примкнул к монофи{стр. 332}ситам и под различными предлогами отправил в ссылку двух православных константинопольских патриархов, Евфимия (в 496 г.) и Македония II (в 511 г.). Поднявший против Анастасия знамя восстания Виталиан требовал от императора в числе прочих условий мирного договора и восстановления православия. Но лишь при Юстине I положен был конец преобладанию монофиситства.
Распадение монофиситства на толки
Несмотря на то, что монофиситство так упорно отстаивает свое существование и даже реагирует на самую церковь, оно сильно лишь своею отрицательною стороною: оно решительно отвергает Халкидонский собор с его формулою ?? ??? ??????, но в сущности не имеет твердой собственной догматики, установившейся во всех подробностях. Поэтому история существования монофиситства есть процесс его раздробления на мелкие фракции. В промежуток между Халкидонским и Константинопольским III собором, уже к первой четверти V?? века, менее чем в два столетия, монофиситы успели раздробиться на 12–13 сект, по основаниям частью догматическим, частью каноническим.
Некоторые из этих фракций обязаны своим существованием не столько догме, сколько разным историческим осложнениям. Напр., диоскориане в строгом смысле выделились просто потому, что Тимофей Элур принял в общение бывших протериан. Акефалы отделились от Петра Монга потому, что он принял ???????? Зинона, не отвергавший ясно собора Халкидонского. Оставшись без главы, без епископа, эта секта подготовила себе жалкое существование: пресвитеры у них скоро вымерли, новой иерархии взять было неоткуда, и акефалы разрешились в беспоповщину. У них не было канонически правильного крещения: они употребляли для этого богоявленскую воду. Еще менее мыслимо было правильное причащение: они берегли св. причастие от древних лет и приобщались лишь однажды в год, в день пасхи, по крошечной частичке.
Но большинство сект выделилось по мотивам вполне догматическим. Догматические разности в лоне монофиситства существовали и назрели в период нами уже рассмотренный, до-юстиниановский, — на царствование Юстиниана па{стр. 333}дает лишь массивное обнаружение этого различия в необыкновенно быстром развитии монофиситского сектантства [94].
Монофиситство, как доктрина, слагается из двух моментов: материального и формального. Первый решает вопрос о характере, о качестве человеческой природы во Христе; второй занимается количественною стороною, утверждаешь во Христе бытие одной природы, а не двух.
Тот и другой момент дан уже полно в учении Евтихия. По формальной стороне он полагал, что о двух естествах во Христе можно говорить лишь до Его воплощения (?? ??? ??????), a после единения во Христе уже одно естество, ??? ?????, а не ??? ?????? или ?? ??? ???????. С материальной стороны он держался мысли об иносущии тела Христова нашему. Он отвергал, как клевету, мысль, что И. Христос принес Свое человеческое естество с неба; он допускал, если и не учил открыто, что Бог Слово заимствовал человеческую природу от св. Девы; но он затруднялся признать Христа единосущным нам по человечеству. Человеческая природа предносилась мысли Евтихия как нечто обесцвеченное, способное принимать сущность того, кто ее носит, как сквозь прозрачное стекло просвечивает цвет предмета, на который оно положено. Поэтому во св. Деве, которая есть человек и единосущна нам, и человеческая природа единосущна нам. Но воспринятая от нее, во Христе, единосущном Отцу Боге Слове, человеческая природа не единосущна нам. Допустить это [единосущие], по мнению Евтихия, значило Самого Христа предицировать не как Бога, а как человека, — ставить как бы под сомнение самое божество Христово.
Теснее многих других примкнул к этой доктрине Евтихия Диоскор александрийский. Формальную сторону {стр. 334} евтихианства он открыто, на соборе, признал совершенно правильною. По-видимому, он стоял на той же точке зрения и по вопросу о сущности человечества Христова. «Если, рассуждал он, кровь Христова, ???? ?????, по естеству, не есть кровь Бога, a человека, то чем же она разнится от крови козлов и тельцов и от пепла рыжей телицы? И она будет кровь земная и тленная, и кровь человеческая по существу есть кровь земная и тленная. Но да не будет того, чтобы мы кровь Христову называли единосущною крови одного из нас по природе!» Впрочем, на этом пункте Диоскор не был последователен. «Отцы, писал он, предают анафеме тех, кто Бога Слова не признает единосущным Отцу на том основании, что Он, восприняв плоть, соделался единосущным человеку, хотя и пребывал неизменно тем, чем Он был». Он не отвергал, таким образом, единосущие в принципе, но отказывался проводить его в частностях.
Не лишне здесь же заметить, что обычное воззрение, что по монофиситскому учению человечество во Христе поглощено божеством, слилось с божеством, превратилось в божество, основано на обвинениях монофиситов со стороны православных полемистов, а не на учении их самих. Монофиситы обыкновенно избегали и отвергали выражения ???????? ?????, ????? и т. п. Так заявил и сам Диоскор на соборе. В принципе Диоскор не имел ничего против распределения на две категории фактов из земной жизни И. Христа: люди видели в Нем живущего на земле человека, — и видели в Нем Бога, Творца небесных воинств; они видели, что Он спал на корабле, как человек, — и видели, что Он ходил по воде, как Бог и т. п. Разумеется, Диоскор отказался бы эти две стороны назвать двумя естествами.
Близко стоит к Диоскору, но уже далее уклоняется от первоначального евтихианства, и продолжатель его дела Тимофей Элур. «Одна природа во Христе — единственно божество Его, хотя Он и воплотился непреложно, ????? ?? ??????? ??? ???? ??????, ?? ??? ?????????? ????????». Что касается человечества Христова, то Элур, продолжая и здесь Диоскора, отказывается называть его естеством, или существом; это не ????? и не ?????, a ????? ??????????. Это домостроительство совершилось не по естеству, но сверхъестественно, а поэтому {стр. 335} пречистое тело Богочеловека, хотя оно заимствовано и из общего нам человеческого естества и существа, и потому единосущно нам и однородно — ??? ??????? ??? ???????? ??? ?????????, — не есть ни ?????, ни ????? подобного нам человека. Что оно не есть человеческая природа, это Элур доказывает сверхъестественностью его рождения. Если бы это была человеческая природа, св. Дева не пребыла бы в рождестве Девою.
Это сильное ударение на моменте единосущия человечества составляет характеристичную черту в учении Элура. Правда, он это единосущие утверждает лишь на основании общности Христа с нами по Его началу, и может быть, с самого момента зачатия полагает уже известную ассимиляцию человечества Христа с Его божеством (но об этом мы ничего не знаем по недостаточности данных), но во всяком случае Элур отмечает собою уже ту стадию монофиситства, когда оно порывает свой первоначальный, поддерживаемый Диоскором, союз с евтихианами. Уже Феодосий, антипатриарх иерусалимский, принял почти за оскорбление, когда евтихиане вздумали считать его своим сторонником, и вел с ними прения так же, как и с синодитами. Равным образом и Элур, когда в 476 г. константинопольские евтихиане прибежали к нему, как союзнику, объявил им, что Бог Слово единосущен нам по плоти, и отослал их назад. Вообще монофиситы усматривают в этом учении о единосущии Бога Слова с нами по человечеству столь существенное отличие от евтихианства] что нисколько не скупятся на анафемы Евтихию и его последователям.
Замечательно и отношение Элура к Кириллу александрийскому. Он сознал невозможность оправдать монофиситскую доктрину по сочинениям Кирилла и обвиняет его во внутреннем противоречии. Признав единое естество Бога Слова воплощенное, в других местах Кирилл учит о двух естествах; объявив, что Сам Бог Слово пострадал за нас плотию, он в других местах уверяет, что страдания никоим образом нельзя приписывать божеству Его. Таким образом, отрекшись от Евтихия, Тимофей отрекается и от претензии —
