Выстрелы минометов Согрин с Разиным слышат издалека.
– Ого! Там намечается крупное сражение... – Полковник оборачивается и поднимает одну руку, второй показывая на микрофон «подснежника»: приказ всем включить аппаратуру связи.
И сразу же в эфир прорывается грубоватый голос Сохно:
– Я Бандит! Может быть, найдется поблизости добрый человек, который объяснит мне, кто с кем воюет... А то у меня тоже руки чешутся. Покажите хоть кого-то. Саакян не в счет. Он отстал...
– У меня такое впечатление, – говорит Разин, что эти два джамаата атакуют уходящего по леднику Имамова.
– Они вызовут своим обстрелом лавину, – предупреждает лейтенант Егоров. – И Имамова просто снесет в долину...
– Я не думаю, что Имамов настолько глуп, чтобы продвигаться по лавиноопасному участку, – предполагает Согрин. – Тем не менее когда боевики воюют с боевиками, мы обязаны заняться уничтожением и тех, и других. В данном случае эти два джамаата к нам ближе. Разворачиваем «веер»...
– Снайперы выходят на фланги! – командует и Разин, поскольку основной состав группы составляют его бойцы.
– Вертолеты! – говорит Брадобрей.
Согрин поднимает голову. Вертолеты летят высоко и в стороне. Опытный глаз сразу определяет десантные машины, и при знании вопроса легко догадаться, кого эти машины несут.
– Пусть летят, – говорит полковник. – У них своя задача, у нас своя...
И переглядывается с Разиным. Разин тоже понимает, что Мочилов начал разворачивать силы. Через полчаса он перекроет доступ к границе.
– Не эти вертолеты! – почти весело говорит Брадобрей. – Вон там...
И показывает пальцем.
С другой стороны, видимые пока маленькими точками, на низкой высоте к ним приближаются четыре винтокрылые машины.
– Генерал Стригун добился, – добавляет лейтенант. – Нам выделили резервы...
– Едва ли, – пожимает полковник плечами, – тем не менее это не меняет нашу задачу. Разворачиваем «веер»!
– Все данные, что я принес, грешат субьективизмом. И только один факт является бесспорным и позволяет нам работать по полной программе, – когда все рассаживаются в кабинете, Басаргин начинает традиционное расхаживание от окна до двери, с обязательным выглядыванием за оконную штору и прислушиванием к происходящему за дверью в коридоре, где ровно ничего не происходит. – Но я начну с первого, то есть с предыстории. Во времена оные, когда активными методами шло уничтожение и распродажа оставшегося от времен советской власти добра, некоторыми структурами были наработаны целые системы схем передачи секретных объектов в частное пользование так, чтобы никто об этом, по сути дела, не знал. Есть подозрения, что мероприятие это началось задолго до прихода новой власти, то есть еще при правлении коммунистов. Не секрет, что перспективный прогноз развития страны давал им основания заботиться о дне завтрашнем. Делалось это разными путями, но в целом достаточно похоже. А основная работа началась уже позже, когда коммунисты власть потеряли, а приобрели ее те, что были коммунистами, но ими не остались...
Для начала прекращалось финансирование, потом прекращалось еще что-то и еще что-то. Приказ писался за приказом, и в итоге предприятие подлежало приватизации. Причем приказы писались разные, противоречащие друг другу, и предназначались для разных инстанций. Таким образом, для одной стороны предприятие сначала выводилось из режима секретности под видом конверсии, хотя никакой конверсии в действительности и не было. Какая вообще конверсия может быть, скажем, в психотропной или психотронной лаборатории? Потом следовал еще целый ряд мер... Вообще ликвидация и вывод предприятия из разряда режимных – это канительная история, требующая десятков различных мероприятий. Основные из них проводились. Но, скажем так, по забывчивости некоторых ответственных чиновников очень продуманно забывались отдельные приказы. Строго – отдельные... И система срабатывала только в определенном направлении. Для других инстанций писались другие приказы. И в этом направлении работа прекращалась. Таким образом, какая-то лаборатория или институт все еще официально входят в реестр, скажем, Министерства обороны под каким-то кодовым названием, как, например, известное вам предприятие, руководимое генералами Стригуном и Яхонтовым, один из которых, оказывается, доктор медицинских наук, а второй доктор военных наук, и считается прикладным сектором военного госпиталя... Оно называлось раньше и называется сейчас просто – «Лаборатория № 36» и, согласно реестру, финансируется только в том размере, который требуется на содержание сотрудников. Это для того, чтобы о лаборатории вообще не забыли и не отказались от нее... И вообще не финансируется для научных целей, хотя занимается не прикладной, а научно-изыскательской деятельностью.
С другой стороны, «Лаборатория № 36» выведена из реестра ФСБ как режимное предприятие и не подлежит больше контролю. Там даже ликвидирован так называемый «первый отдел». Вообще непонятно, почему он у них в последние годы назывался «первым отделом», если лаборатория находится в подчинении Министерства обороны. Он должен называться, как вам всем известно, «особым отделом». Но это тоже один из ходов, создающих дополнительную путаницу. Значит, я остановился на том, что лаборатория уже не контролируется ФСБ как режимное предприятие – это как раз и есть тот известный факт, о котором я упомянул. Но если не контролируется, тогда оно уже не режимное... Тем не менее оно продолжает быть режимным в реестре Министерства обороны. Кстати, в Министерстве обороны просто не знают, что лаборатория перестала быть режимной. Теперь я перейду к другому. Когда подобное предприятие не подлежит контролю и охрана режима секретности осуществляется собственными силами, то предприятие, по сути дела, в состоянии работать на того заказчика, которого оно найдет, а вовсе не на Министерство обороны. И таких заказчиков, мне думается, долго искать не надо. Этим и объясняется существование лаборатории в условиях отсутствия финансирования научной работы. То есть это финансирование идет, но со стороны. И «Лаборатория № 36» разрабатывает системы влияния на человеческую психику по заказам различных политических сил... Но это только половина беды. Эта самая лаборатория обзавелась своим собственным спецназом, своим собственным радиоузлом и имеет доступ к какому-то из спутников связи... То есть превратила себя в мощную силовую структуру. Естественно, это возможно только при мощном финансировании. Другой вопрос – зачем это надо? Хотя я бы даже не так спросил... Кому это надо? Ответ на это дает знание истории. Проводится простая аналогия со штурмовыми отрядами нацистов в Германии в тридцатые годы прошлого века. Когда политические движения или партии обзаводятся своими силовыми структурами, добра ждать не приходится, и настоящим государственным силовым структурам это необходимо пресекать в корне...
– А при чем здесь я? – громко зевая, спрашивает Доктор Смерть.
– Я понимаю твой вопрос. И думаю, что я здесь тоже ни при чем. Это прямая работа для управления антитеррора и для прокуратуры... Мы в данной ситуации только коснулись запретной темы и нажили себе несколько беспокойных ночей. Но проконтролировать то, за чем охотится лаборатория, мы обязаны вместе с ФСБ и ГРУ. Я не думаю, что мы в состоянии повлиять на события, если так называемый «поцелуй двузуба» окажется в руках российских спецслужб. Именно спецслужб и только спецслужб... А «Лабораторию № 36» я к таковым не отношу. Окажется и окажется... В конце-то концов, спецслужбы всего мира ведут исследования в этом направлении, и не дело Интерпола контролировать работу спецслужб. Наша задача проследить за тем, чтобы «поцелуй двузуба» не оказался в руках террористов или... Или политических авантюристов. Вот тогда мы может бить в колокола и активизироваться по полной программе...
– С такой постановкой вопроса и я согласен, – говорит капитан Рославлев.
– Теперь второй вопрос. Вернее, не вопрос, а простая информация. Генерал Астахов просит нас проявить внимание на тот случай, если подвернутся какие-то материалы по событиям в Дагестане и Карачаево-Черкесии. То, что говорил генерал Спиридонов... Спиридонов передал данные Астахову, и теперь лейтенанта Саакяна уже можно объявлять в розыск. Возможно, и его товарищей, но это не наш вопрос... Нас пока просят только быть внимательными к информации.
– Будем, будем, – соглашается Доктор. – А спать я буду? Двое суток на ногах...
Из кабины пилотов выходит вертолетчик, наклоняется, чтобы его было слышно:
– Полковника Мочилова вызывают на связь...
– Москва? – Юрий Петрович чувствует некоторое беспокойство, боится, что нашлись силы, которые повлияли и на решительность генерала Спиридонова.
– Нет. Ханкала. Майор Дубровский...
Полковник спешит в кабину, где ему протягивают наушники и ларингофон. Юрий Петрович наушники прикладывает к уху, ларингофон к горлу:
– Слушаю, Мочилов!
– Товарищ полковник, – докладывает Дубровский. – Ошибочка вышла. Это не тот пленный.
– Какой пленный? – не сразу понимает Мочилов.
– Мальчишка. Это Анвар, друг Аббаса...
– Так, понял... Что старший Аббас?
– Разговаривает с Анваром. Про сына расспрашивает... Но тут, понимаете... Генерал Стригун требует выдать ему пленного... Что делать?
– Сможешь попросить этого Анвара на время назваться Аббасом? На несколько часов...
– Смогу. Он парень хороший.
– Объясни ему, что этим он друга выручит... И пусть старший Аббас старается рядом быть, словно это в самом деле его сын. Ломайте комедию...
– Понял! Постараемся...
Мочилов возвращает атрибуты связи пилоту и выглядывает сквозь стекло фонаря.
– Подлетаем, – сообщает пилот. – Там бой идет... Где вас высадить?
– Как можно ближе!
– Ближе не могу. Только там, где место позволит. Вон там площадка. Для всех машин места хватит...
– Далеко.
– Ближе – склон.
– Выбрасывай над склоном, сам садись на площадку!
Полковник возвращается в салон.
– Подготовиться к десантированию! – звучит команда.
Аббас не боится пуль, хотя и не имеет желания подставлять себя под случайные выстрелы. Он сидит на снегу, прислонившись спиной к камню, положив на колени руки, скованные наручниками, и не знает, как он может помочь Руслану Ваховичу. И вдруг недалеко от него из-за другого камня появляется страшная и смешная одновременно физиономия. Улыбается криво и прикладывает палец к губам, призывая к тишине.
Человек осматривается и шагает вперед. За ним, чуть в стороне, так же неслышно движутся другие люди в «камуфляжках».
– Ты кто? – шепотом спрашивает, оказавшись рядом, Сохно.
– Аббас Абдутабаров...
