приобрести еще больше низкокачественных ипотечных облигаций у других фирм с Уолл-стрит. «Если бы люди знали о сделке, открытого возмущения не миновать, — говорит один из трейдеров UBS, участник событий. — Это была весьма сомнительная операция. И она держалась в строгом секрете. Нашлось бы немало таких, кто, знай они о происходящем, подняли бы мятеж. Мы забрали у Хауи Хаблера корреляционную сделку, хотя все знали, что корреляция равна единице». (Иначе говоря, составляла 100 %.) По его словам, проводившие сделку трейдеры UBS руководствовались собственными моделями, согласно которым они должны были получить $30 млн прибыли.
19 декабря 2007 года Morgan Stanley организовал собрание инвесторов. Банк хотел объяснить, как получилось, что операционный убыток в $9,2 млрд — плюс-минус пара миллиардов — превысил прибыль, которую принесли почти 50 000 его сотрудников. «Мне крайне неприятно сообщать о подобных результатах, — начал Джон Мэк. — Они являются следствием ошибочных решений, принятых одним из отделов, работающих с долговыми инструментами, и плохого управления риском.
Фактически все списания этого квартала явились следствием действий одного отдела из нашего подразделения, занимающегося ипотечными бумагами». Генеральный директор пояснил, что Morgan Stanley хеджировал риск, связанный с низкокачественными ипотеками, и что «этот хедж не сработал должным образом в чрезвычайной рыночной ситуации, сложившейся в октябре и ноябре». Однако ситуация на рынке в октябре и ноябре вовсе не была чрезвычайной; в октябре и ноябре рынок впервые верно оценивал риск, связанный с низкокачественными ипотеками. Чрезвычайными следует считать, скорее, события, предшествовавшие октябрю и ноябрю.
Заявив, что «как глава этой фирмы он несет ответственность за ее работу», Мэк принялся отвечать на вопросы аналитиков из других фирм с Уолл-стрит. На выяснение причин неприятности потребовалось некоторое время, но в конце концов их установили. Четыре аналитика приняли решение не доставать Мэка слишком сильно по поводу, похоже, самых крупных операционных убытков за всю историю Уолл-стрит, после чего слово взял Уильям Танона из Goldman Sachs.
ТАНОНА: И снова вопрос о риске, который в последнее время всех волнует. Объясните, откуда же у вас взялись такие огромные убытки. Я считал, что у вас существуют лимиты на позиции и лимиты на риск. Меня удивляет, что один ваш отдел мог потерять $8 млрд [дас].
ДЖОН МЭК: Неправильный вопрос.
ТАНОНА: Простите?
ДЖОН МЭК: Добрый день. Привет. И.
ТАНОНА: Я скучал без вас.
ДЖОН МЭК: Билл, послушайте, давайте начистоту. Во-первых, эта сделка была признана и прошла по счетам. Во-вторых, она была внесена в нашу систему управления риском. Все очень просто. Если разобраться, все просто и так неприятно, поэтому я не очень складно выражаюсь. Когда эти ребята проводили стресс-тестирование позиции, они не представляли. что дефолты могут достичь такого уровня. Справедливости ради скажу, что наш отдел по управлению риском также
не провел должного тестирования[27]. Вот и все объяснение. Мы попались на высоких хвостовых рисках. Вот что случилось.
ТАНОНА: Ладно. Хорошо. Еще один вопрос. Я удивлен, что ваш показатель VaR остался на прежнем уровне в этом квартале, учитывая понесенные убытки. Кроме того, как я понимаю, это были трейдинговые активы. Итак, можете прояснить, почему в нынешнем квартале не произошло резкого увеличения VaR?[28]
МЭК: Билл, я думаю, VaR очень хорошо отражает изменчивый трейдинговый риск. Но с точки зрения (невнятно). в отношении этого, я с удовольствием вернусь к вопросу, когда мы с ним разберемся, а в настоящий момент я не могу ответить.
Услышав этот бессмысленный набор слов, присутствующие должны были осознать свою неспособность разобраться со сложнейшими нюансами торговли облигациями. На самом деле сказанное свидетельствовало о том, что генеральный директор и сам не разбирался в сложившейся ситуации. Среди коллег — генеральных директоров Джон Мэк слыл человеком, который достаточно хорошо осведомлен о рисках торговли облигациями в своей фирме. В конце концов, он и сам в прошлом работал трейдером по облигациям и профессионально вырос в условиях культуры принятия риска, существовавшей в Morgan Stanley. Но он не просто не понял намерений своих трейдеров, когда они только зарождались, — он не смог даже внятно объяснить, что произошло, после того как банк потерял $9 млрд.
Наконец наступил финал: последний покупатель риска, связанного с низкокачественными ипотечными кредитами, перестал покупать. 1 августа 2007 года акционеры выдвинули первый иск против Bear Stearns в связи с банкротством его хедж-фондов, специализировавшихся на низкокачественных ипотечных бумагах. Этот иск сильно обеспокоил трех молодых основателей Cornwall Capital, которые владели огромным количеством дефолтных свопов, купленных преимущественно у Bear Stearns. После Лас- Вегаса Чарли Ледли не мог избавиться от ощущения чудовищности происходящего. Бен Хокетт, единственный из троицы, имевший опыт работы в крупной фирме с Уоллстрит, также предрекал катастрофический финал. А Джейми Май просто считал многих с Уолл-стрит негодяями. Все трое опасались, что Bear Stearns обанкротится и не сможет выплатить свои долги. «Рано или поздно наступит момент, когда ни с одной фирмой с Уолл-стрит нельзя будет иметь дело, — говорит Бен, — и этот момент наступит именно так».
Всю первую неделю августа они пытались ухватить тенденцию изменения цен CDO с рейтингом «два А», которые всего несколько месяцев назад торговались практически как безрисковые. «Лежащие в их основе облигации обесценивались, и все, с кем мы говорили, предлагали нам два пункта», — замечает Чарли. Вплоть до конца июля Bear Stearns и Morgan Stanley утверждали, что CDO с рейтингом «два А» стоят 98 центов за доллар. Рынок все повторял и повторял спор между Хауи Хаблером и Грегом Липпманном.
Cornwall Capital принадлежали дефолтные свопы на 20 паршивых CDO, но каждая из этих бумаг была порочна по-своему, поэтому определить их точную стоимость не представлялось возможным. Ясность существовала в одном: рискованная ставка перестала быть рискованной. Дилеры с Уолл-стрит всегда говорили, что им ни за что не избавиться от этих непонятных дефолтных свопов на транши CDO «два А», но рынок запаниковал и с готовностью покупал страховку на все, имевшее отношение к низкокачественным ипотечным облигациям. Ситуация изменилась: впервые Cornwall столкнулась с перспективой потери немалых денег из-за события, которое могло вызвать отскок рынка: например, из-за вмешательства правительства США и предоставления гарантий на все низкокачественные ипотечные кредиты. И разумеется, в случае краха Bear Stearns они теряли все. Если раньше перспектива катастрофы маячила далеко впереди, то сейчас угроза нависла прямо над ними. Они ринулись прикрывать тылы — искать покупателя на накопленные ими странные и как никогда актуальные страховые полисы.
Эта работа легла на плечи Бена Хокетта. Чарли Ледли попытался было выступить в качестве трейдера, но с позором провалился. «Эти мелкие нюансы, — ругался Чарли. — Нужно точно знать, что говорить, а если не знаешь, все на тебя набрасываются. Я вроде бы говорил: “Продавать!”, а все понимали — “Покупать!” Меня как обухом по голове ударили: торговля не мое дело». Бен зарабатывал трейдингом на жизнь, и единственный из троих знал, что и как следует говорить. Однако он вместе с семьей жены укатил отдыхать на юг Англии.
Вот так и получилось, что, сидя в пабе под названием The Powder Monkey в городе Эксмаут, графство Девоншир, Англия, Бен Хокетт занялся поисками покупателя на $205 млн в дефолтных свопах на мезонинные транши CDO «два А». В The Powder Monkey действовала единственная в городе надежная точка беспроводного подключения к Интернету, и никто из посетителей паба, увлеченных напитками, не обращал особого внимания на американца в углу, молотящего по клавиатуре компьютера и говорящего по мобильному телефону с двух часов дня до 11 вечера. До того момента только три фирмы с Уолл-стрит проявили готовность вести дела с Cornwall Capital и заключить с нею контракт ISDA, необходимый для работы с дефолтными свопами: Bear Stearns, Deutsche Bank и Morgan Stanley. «Бен всегда говорил нам, что без ISDA заключать сделки возможно, но не принято», — замечает Чарли. Но и момент был не совсем обычный. В пятницу, 3 августа, Бен обзванивал все крупные фирмы Уолл-стрит и говорил: «Мы не знакомы,
