Каскадер к сорока годам перестает играть в кино, а приобретая нормальную профессию, не успевает достичь в ней тех вершин, каких, например, уже достиг его друг, владелец нескольких табачных киосков на рынке, к которому и ушла его девушка.
В данный момент он был в активном поиске новой девушки. Она его узнала и заулыбалась от удовольствия. Наверное, любила кино и видела много фильмов.
Он возвращался домой на метро. Жил он почти в самом центре Москвы, теперь все, что в пределах Садового кольца, считается центром. Когда его узнавали, он легко заговаривал даже с незнакомыми девушками.
— Здравствуйте! — говорил он и улыбался.
— Здравствуйте! — отвечала ему девушка и тоже улыбалась.
— Не хотите ли выпить чашечку кофе? — спросил он. — Здесь рядом прелестное кафе.
На его предложение она ответила, как отвечали обычно все:
— Извините, я тороплюсь домой.
Он протянул ей визитную карточку.
— У меня нет визитной карточки, — ответила она.
— А можно я вас провожу до вашего дома? — спросил он.
— Конечно, можно, — ответила она. Как только девушка брала визитную карточку, она становилась более доверчивой.
Они доехали на метро до станции «Речной вокзал», последняя станция метро на северной окраине Москвы. Рядом был речной порт, откуда по каналу отправлялись теплоходы на Волгу.
От метро они ехали еще на автобусе. Недолго, всего десять минут. Выехали за кольцевую дорогу и сошли в Химках, в городе уже Московской области.
Шли среди старых пятиэтажных блочных домов. Он успел рассказать несколько смешных случаев на съемках последнего фильма, хотя это были истории со съемок всех фильмов, где он снимался, и где не снимался, но ему рассказывали друзья. Она с гордостью сообщила, что работает медсестрой в старейшей московской больнице, которая так и называется «Первая градская».
Все гордятся, когда работают в старейшей или, наоборот, в самой молодой организации, успел подумать он, когда, увидев их, сразу почувствовал опасность.
Они пили пиво возле пивного киоска. Их было пятеро. Бритоголовые, в пятнистых военных штанах со множеством карманов, чтобы положить пару гранат, пистолет, запасные обоймы с патронами, даже для ножа специальный карман.
Бритоголовые обычно били китайцев, негров, вьетнамцев, а когда не было черных и желтых, били киргизов, узбеков и длинноволосых.
Им явно не понравились его волосы, и гордость его, и рабочий инструмент для киносъемок. Он знал, что они начнут задираться, но стоящий ближе всех к нему коренастый не искал повода для ссоры, а сразу двинул кружкой слева. Нетренированный никогда бы не отбил такой удар, но он отбил, развернулся и послал вперед правую руку. При таком ударе ломаются носовые перегородки, и тогда без пластической операции не обойтись. Но сработал рефлекс каскадера, и кулак сам остановился в миллиметре от переносицы.
Он снова отбил удар слева и мог правой свернуть челюсть другому, но не ударил, а только коснулся челюсти. В нормальной драке он, выключив уже двоих, не терял бы бесценных секунд, вырубая их по очереди. Но, потеряв эти секунды, он получил удар по правой руке куском металлической трубы. У него был разбит нос, трещина в челюсти, в нескольких местах рассечена голова, и когда кровь стала заливать глаза, он побежал. На автобусной остановке, куда он выскочил, от него шарахнулись женщины. Но одна из молодых, не охая и не причитая, достала мобильный телефон, позвонила в «Скорую помощь», продиктовала номер своего телефона, оператор ей тут же перезвонил, убедился, что это не ложный вызов, и машина «Скорой помощи» остановилась возле остановки через несколько минут. Он пожалел, что не запомнил номер ее мобильного телефона, девушка показалась ему симпатичной. О той, которую провожал, он старался не думать. Она нарушила все заповеди, и женские, и профессиональные. Как женщина она могла испугаться, но хотя бы попыталась предотвратить драку, как медсестра она обязана была прийти ему на помощь.
Обрабатывая раны и накладывая швы на голове, ему кусками выстригли волосы. После того как ему сняли швы, он остригся наголо.
Он просидел в своей квартире месяц, не отвечая на телефонные звонки. Выходил из квартиры только ночью, чтобы купить в киосках сигареты, хлеб, сосиски и супы в пакетах. Со стрижеными волосами его не узнавали, да и киоски он выбирал подальше от своего дома. Он не хотел, чтобы его увидели избитым, потому что избитый победитель — уже не победитель. Через знакомого актера он заказал в театре парик, точную копию своей белокурой гривы. Так никто и не узнал, кроме врачей из травмпункта, что его избили. И он, наверное, постепенно забыл бы это избиение, как забывают неприятное, но у него вдруг появились видения.
Постановщик трюков отрабатывал драку между Ишаком, так называют перевозчиков наркотиков, и преследующим его Опером, то есть милиционером. Он исполнял роль Ишака. Опер должен был нанести последний удар, который Ишак не успевал отбить. Но он успел и нанес ответный правой прямой в челюсть. У Опера так дернулась голова, что он сразу понял: если не сломал, то наверняка сместил своему партнеру шейные позвонки. Но ему повезло: Опер оказался только в нокауте. Он извинился и по требованию постановщика заплатил тысячу долларов отступных своему партнеру. В следующем фильме он едва не убил другого своего партнера прикладом автомата, по сценарию и драки не было, просто ему показалось, что его собираются ударить.
Еще он перестал заговаривать с женщинами на улицах и в транспорте. Хотел заговорить, но не решался. И он записался на прием к психоаналитику.
Выслушав его и задав необходимые вопросы, психоаналитик посоветовал:
— Надо подраться, чтобы убрать ярость, накопившуюся после того, как вас избили.
— С кем подраться?
— С партнером на ринге. Но всерьез, чтобы послать его хотя бы в нокдаун. А еще лучше найти тех парней и надрать им задницу.
И он стал ездить в Химки каждый день. А в свободные от съемок дни он проводил в этом городке помногу часов. Обходил пивные, закусочные, бары и наконец встретил их, в том же сквере, у того же пивного павильона. Только их было трое, а не пятеро. Они на него не обратили внимания, может быть, даже забыли, что более двух лет назад избили здесь длинноволосого.
Уже наступила осень, снег еще не выпал, но температура была уже минусовой. Бритоголовые в шерстяных вязаных шапочках и пятнистом камуфляже разлили водку по стаканам, выпили и закусывали горячими сосисками, запивая пивом. Ему тоже захотелось выпить водки и закусить сосиской, но он знал, что даже от пятидесяти граммов алкоголя теряется четкость координации, а ему, возможно, предстоит драка, чтобы задержать бритоголовых и доставить их в милицию. Он взял бутылку пива в павильоне, встал за столик с тремя бритоголовыми, спросил:
— Как живете, говноеды?
И растопыренной ладонью ткнул коренастого в грудь. От такого вроде бы легкого удара никто не мог устоять на месте. Коренастый сел на попу, вскочил, бросился на него, получил полноценный удар в челюсть, схватился за край столика, не очень понимая, что с ним произошло. Второй даже не попытался сопротивляться и шмыгал разбитым в кровь носом.
И только теперь он заметил выкидной нож с большим лезвием на столе. Этим ножом они резали хлеб. Оставшийся тянулся к ножу, и он понял, что этим ножом ему обязательно сейчас ткнут в грудь. Многократно отработанным на киносъемках движением он перехватил нож, приставил к горлу парня, свободной рукой ощупывая куртку. Так всегда делали в кино преступники, и милиционеры тоже, только держали не под ножом, а под пистолетом, чтобы достать у преступника документы или оружие. Но он достал то, что было — бумажник.
И произошло неожиданное. Парни, глядя на нож, приставленный к горлу их приятеля, молча вынули свои бумажники, положили на стол и попятились назад. Тот, у горла которого он держал нож, вероятно, посчитал, что без бумажника он тоже может быть свободным.
