– Рад поприветствовать в вашем лице славных представителей российских чекистов, – отчеканил я, как на плацу перед строем.
Майор Асафьев из областного управления ФСБ. Мы с ним иногда контактируем по некоторым делам. Первый контакт закончился для майора плачевно – я оставил ему на лбу глубокий шрам, а его товарищу и сослуживцу капитану Соколову сломал нечаянно челюсть. Но потом недоразумение исчерпалось совместной работой и мы почти подружились.
– Чем обязан?
– Ты не в курсе новостей по поводу того киллера, которому тебя «заказывали»?
Пару недель назад, когда мы с Лоскутковым заканчивали расследовать дела о серийном убийце и об убийстве хакера, один из моих богатых клиентов посчитал, что я слишком много знаю, и заказал меня киллеру – женщине по кличке Гаврош. Заказчика мы взяли под утро, а киллер пропала. Для выполнения заказа, как мне сказали, она должна была прийти в «Аргус» рано утром и дождаться там моего появления. Она не пришла. Данных на нее почти не было, если не считать показаний раненного ею же домушника Паши Гальцева. И вообще о таком киллере, как ни трясли менты и фээсбэшники всех своих стукачей, в нашем городе никто не слышал. Пришлось запрашивать федеральный центр.
– Нет.
– Нам пришла шифротелеграмма с ориентировкой на нее. Эта чертова девка, оказывается, давно уже в розыске. Она проходила первоначальную подготовку в лагере «Лакромия» на территории Турции. Этот лагерь специально создавался для людей Хаттаба. Потом дополнительную подготовку со специализацией по городскому террору в лагере ИРА. Ирландцы по этому делу большие мастера. Хаттаб сам оплачивал ее учебу как особо одаренного курсанта. В прошлой чеченской войне Гаврош принимала участие от первого до последнего дня. У нее была собственная диверсионная группа. Ты представляешь, чтобы чеченцами командовала девка?.. Это вопреки законам Востока. И тем не менее это так. Много чего она наворотила, по телефону и говорить тебе не буду. Но сейчас почему- то в Чечню не спешит, хотя известно, что Хаттаб прислал ей вызов. О вызове известно по агентурным сведениям, но Москва не знала, что Гаврош скрывается в Челябинске.
– Ждет момента свести счеты со мною... – отмахнулся я. Трудно всерьез воспринимать такого противника, пусть даже он и прошел подготовку в «Лакромии» и в Ирландии, пусть даже и повоевал слегка против неподготовленных солдат-первогодков. Я двадцать с лишним лет служил в армии и повоевал побольше. И подготовку проходил многократно, и тоже в прекрасных лагерях под руководством наставников экстравысокого класса. Однако меня почему-то по всей России не разыскивают. И даже из армии за ненадобностью выпнули.
– Ты, майор, слишком несерьезно к ней относишься. У нее на счету...
Я перебил фээсбэшника, продолжая собственную мысль.
– А потом, когда меня зароют и тщательно помянут крепкой водкой и добрым словом боевые друзья из ментовки и ФСБ, она двинет туда, в Чечню, чтобы убивать беспомощных спецназовцев уже там.
– Не шути с этим. Очень, уверяю тебя, скверная баба. Особенно опасна при задержании – так предупреждают, но это, ты сам знаешь, обычная форма. Кроме того, имеются сведения, что она принимала участие в покушении на генерала Романова. Следовательно, брать ее рекомендовано живьем. Можно вытянуть ценные сведения и свидетельские показания.
Я присвистнул. Это уже серьезнее. Романова взрывали вполне профессионально. По крайней мере, организовано все было очень четко, и разведка чеченских диверсантов сработала тогда на «пять с плюсом», тогда как российская контрразведка и охрана командующего достойны увольнения без пенсии.
– Кроме того, за ней числится выполнение нескольких «заказов» в последние годы здесь, в России. Гаврош считается киллером высокой квалификации.
Здесь я уже позволил себе возразить:
– Киллер высокой квалификации не занимается ни взрывами, ни стрельбой из оружия с оптическим прицелом. Это совершенно разные вещи – запомни раз и навсегда. По-моему, вы вешаете на бедную девку все, что не можете раскрыть. – Я потянулся и поставил на край стола стакан, залил в него воду из кипятильника и в ту же розетку, куда у меня включен компьютер, воткнул вилку кипятильника. – Квалификация киллера определяется его умением работать на коротком расстоянии: при наличии охраны, при всех принятых мерах предосторожности со стороны жертвы. Стрелки же и минеры – это киллеры второго сорта. Естественно, и спецы меньшей оплаты. А ты мне расписываешь классного специалиста. Тогда или Романова списывайте на другого человека, или Гаврошу понижайте квалификацию как киллеру.
– Я же не говорю, что она была там одна. Гаврош входила в состав группы, которая готовила покушение. Вот и все. А уже в России она показала то, чему ее учили в лагерях. Только вычислить ее пока не удается. Мы подключили всех своих стукачей, но никто ее в глаза не видел, кроме двух-трех человек, через которых и проходили для нее заказы. Они молчат.
Я вздохнул, не совсем понимая, чего хочет от меня Асафьев, зачем он приводит мне все эти данные. Только ли по той причине, что меня Гаврошу «заказали»?
– ФСБ хочет нанять меня как частного сыщика, чтобы я принял участие в поисках киллера? Я согласен. Условия ты знаешь.
Однажды я уже заставил их временно принять меня на майорскую ставку. Более того, я умудрился даже вытрясти из них деньги за свою работу.
– Дурак. Она же за тобой охотится.
– Это пока голословное утверждение. Я, конечно, верю человеку, который мне это сказал. Но, очевидно, она не любит работать бесплатно. А Хозяинова мы взяли той же ночью. Он и сейчас еще в СИЗО, суда дожидается. Кто Гаврошу заплатит? Она и не спешит. Да и надобность в убийстве уже отпала. Заказчик все равно за решеткой, свидетельские показания оформлены.
– Мое дело тебя предупредить, чтобы был – мать твою! – осторожен. А дальше сам решай, как себя вести.
– Спасибо, – сказал я. – Извини, но ко мне, кажется, пришел клиент. Пока.
ГЛАВА 2
1
Верткий двухместный джип «Тойота RAV» свернул круто направо и остановился прямо у пешеходного перехода. Вышел водитель. Высокий смуглый человек с узкой талией и широкими плечами. Типичный кавказец. Он осмотрелся по сторонам, окинув взглядом весь тротуар до следующего перекрестка. И только после этого сам перешел к другой дверце и уважительно распахнул ее.
Из машины сначала высунулся костыль и уперся в мокрый после недавнего снега асфальт. Затем неторопливо и тяжело, со старческим кряхтеньем выбрался человек на одной ноге. Огляделся. Взгляд цепкий и суровый.
– Может, вас все-таки подвезти ближе? – наклонив гордую голову, спросил водитель.
– Нет.
Ответ был короток и предельно ясен. Таким же ясным было и продолжение:
– И не вздумай провожать. Поставь машину вон туда, – инвалид показал на противоположную сторону улицы, – и дожидайся.
Он перевел дыхание и закостылял, не оборачиваясь, по улице Энгельса вверх. Асфальт был скользким, и идти ему было трудно. Со стороны было заметно, что человек потерял ногу совсем недавно и еще не привык к этому. Он даже стеснялся инвалидности. А потому старался не смотреть в лица прохожим.
Три встречных милиционера срочной службы – молоденькие ребята в неуклюже сидящей форме – обратили на инвалида внимание. Явная кавказская внешность, традиционная небритость – все это вынудило бы их проверить у человека документы, но инвалидность вызвала сочувствие, и они проводили одноногого долгим взглядом. За самими милиционерами наблюдал водитель «Тойоты» с другой стороны улицы. Он расстегнул куртку, под которой в большой кобуре из толстой кожи держал спецназовский пистолет-пулемет «ОЦ-22», и отстегнул клапан. Но из машины не вышел.
Миновав еще один дом, одноногий свернул во двор и у первого же подъезда присел на краешек скамейки. Переводил дыхание. Потом встал и пошел.
Около следующего дома он свернул к подъезду, протиснулся в дверь, прижатую сильной пружиной, и там уже сунул костыль под мышку, рукой взялся за перила и запрыгал на одной ноге по ступеням. Такой способ передвижения казался ему более быстрым и менее утомительным. Но после преодоления каждого лестничного пролета приходилось отдыхать. Одна нога не выдерживала нагрузки, предназначенной для двух.
На третьем этаже опять оперся о костыль и шагнул единственной ногой к двери слева. Позвонил долгим и требовательным звонком. За дверным «глазком» промелькнула, закрыв его на мгновение, тень. «Глазок» был большой и с широким обзором. Дверь распахнулась без вопросов, и инвалид шагнул за порог. Сказал тихо:
– Здравствуй, Гаврош.
– Заходи, Муса. Здравствуй.
Женщина пропустила вошедшего и прислушалась к звукам в подъезде. Кто-то поднимался по лестнице почти так же тяжело, как делал это одноногий Муса. И при этом дышал очень громко, хотя и не прыгал, как инвалид.
Гаврош закрыла дверь и стала смотреть в «глазок».
– Кто там? – спросил гость, но она, не отрываясь от «глазка», показала за спиной раскрытую ладонь – тише. И только когда человек прошел мимо ее двери и стал подниматься выше, прошла в комнату, где гость уже сел в кресло.
– Извини, что не разулся, – сказал Муса. – Мне это трудно делать.
Гаврош, хорошо знающая восточные обычаи, оценила его извинения, понимая, что мужчина вообще-то не должен извиняться перед женщиной.
– Я тебе сделаю чай. Сними пока куртку. Давай, я тебе помогу.
– Нет. Мне некогда. Я только дыхание переведу и пойду. Дела ждут.
Она знала, как тяжело Мусе-взрывнику считать себя инвалидом. Ему, боевому и опытному командиру диверсантов. Но операцию делать пришлось. В последние годы, особенно во время войны, когда приходилось совершать длительные и стремительные, но изнуряющие переходы, чеченца сильно донимал склероз. А когда после окончания боевых действий он смог немного передохнуть и съездить в Россию, чтобы обследоваться, ему предложили немедленную операцию. Болезнь обещала скорый переход в стадию самовозбуждающейся гангрены – перспектива почти что безысходная. Операцию сделали. Сосуд заменили на искусственный, который не захотел прижиться. В результате через полгода нога была ампутирована. Но Муса духом не пал. И свою работу боевика решил заменить деятельностью организатора. Именно для этого он и приехал на Урал. Именно здесь и делали ему последнюю операцию. А маскировка для диверсанта получилась идеальная – Муса это понимал.
– Так ты принес мне вести? – спросила Гаврош. – Или мне уже не дожидаться их? Я могу закончить все дела здесь за неделю и уехать. Хаттаб давно прислал мне вызов. Сам знаешь, какая там обстановка.
Муса залез в карман и молча достал сложенный вчетверо, слегка помятый лист бумаги. Протянул хозяйке. Та развернула и рассмотрела крупную надпись, сделанную затейливой арабской вязью.
