поддается рационализации. Мы знаем, что даже и наше ratio, наш разум также стремится «заглянуть» в сверхрациональное: Мировой Разум, Логос, Самосущее благо… Одной характерной чертой сфера мистического существования отличается от области рационального, будь то наука или философия. Последние преимущественно «работают», осознают себя в условиях определенной логической границы между субъектом и объектом, между познающим началом (органом, способностью, методом) и познаваемым objectum — объектом, «поставленным перед собой». Мистика постоянно настаивает на разрушении субъект-объектной границы, на «прямом вхождении» в предмет… В мистическом познании познающее «я» и познаваемая «вещь» слиты: познание превращается в самопознание…
Мистика бывает разная. Есть мистика эстетическая: почти любой человек обладает своим даром восприятия, опытно знает «силу искусства»: удивительную действенность, «навязчивость», духовную силу, исходящую от образов, мелодий, поэтический выражений. Есть мистика гедонистическая: мистика наслаждения, в которой человек может раствориться, как растворяется соль в воде… Мистика интеллектуальная: настойчивое стремление разрешить научную задачу, осознать логическую структуру теории как в науке, так и в философии, приводят к тому, что иногда мыслителю нечто открывается, даётся некоторое видение полноты изучаемой сферы, недостижимое в обычных состояниях сознания. Об этом говорит опыт математиков всех времен, lumen naturale rationis схоластиков, арифмология и мистика чисел пифагорейцев, «мистика Единого» неоплатоников… Есть мистика социальная: органическое чувство классового, партийного единства в социуме, активно используемое как чувство «товарищества», как «социальный заказ», как «горючее» в деятельности профессиональных политиков. Мистика национальная: чувство духовного и исторического единства народа, невидимо проводящее грань между «своими» и «чужими», очень чуткое к сохранению своего национального достоинства… Есть, наконец, мистика церковная: мистика духовного единства в Церкви, где разные люди все становятся братьями и сёстрами, членами единого Тела Христова — Православной Церкви. Сфера мистического разнообразна, везде в жизни присутствует иррациональное, которое несмотря на свою непонятность, как-то дано нам. Но это мистическое знание может вести нас как вверх, так и вниз…
Из всей сферы мистического религия выделяется двумя характерными чертами:
1) Иррациональное — сверхрациональный Бог, полнота Мудрости, Силы и Святости выступает как Личность, происходит личная встреча с Богом;
2) Бог открывается нам, встреча с Богом есть событие, решение о котором принадлежит Богу.
Человек может долго и мучительно искать смысла жизни, строить теории, научные, философские, заниматься медитациями, напряженно размышлять и описывать эти размышления, — но пока не произошло личной встречи с Богом, пока не возникла личная связь с Ним, — нет религии[8] (лат. religio, — от religare — связывать). Мы можем только искать Бога, стремиться к этой личной встречи, но её свершение зависит, в конце концов, только от самого Бога. Христос говорит апостолам: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал…» (Ин.15:16). И когда Бог открывается возникает диалог, возникает религия. Примеров этого откровения Бога человеку, этого окликания человека Богом Библия дает нам множество. Вот некоторые из них:
— «Адам, где ты?» — спрашивает Бог после грехопадения прародителей (Быт.3:9).
— «И сказал Господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего (и иди) в землю, которую Я укажу тебе…» (Быт.12:1).
— «… И возвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я (Господи!)» (Исх.3:4).
— Господь говорит и через своих пророков: «Воззовет ко Мне и услышу его, с ним есть в скорби, изму его и прославлю его» (Пс.90).
— Наконец, когда исполнилась полнота времен, Богу было угодно воплотиться в человека, Само Слово Божие, Второе Лицо Пресвятой Троицы воплотилось и вочеловечилось «и обитало с нами, полное благодати и истины» (Ин.1:4).
Наука и философия являются попытками человеческого разума осмыслить реальность. Активность здесь на стороне человека. В религии же активность — на стороне Божества. Нам открывается здесь то, что выше человека… Роль же человека сводится здесь к смиренному взысканию — даже и в самом напряжённом и дерзновенном взывании к Богу — этого откровения: Господи, помилуй! «Помилуй», в частности, и потому, что претензия на богообщение со стороны грешного человеческого существа есть всегда некоторая дерзость… Смирение выступает необходимым моментом богообщения, общения со Святыней. «И сказал Бог [Моисею из неопалимой купины — В.К.]: не подходи сюда: сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3: 5). «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать», — учит Писание (Иак.3:6). Смирение сердца сокрушающегося о своих грехах человека есть угодная Богу жертва: «Жертва Богу — дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50: 19). Вершина человеческой святости, Пресвятая Богородица, есть одновременно и вершина смирения: «Се Раба Господня; Да будет Мне по слову твоему» (Лк.1:38). Христианская Церковь, взывающая к Богу, осознает себя как Невеста, повинующаяся своему Небесному Жениху. Христиане, призванные быть детьми Божьими, должны и духовно подражать вере и кротости детей: «…Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18: 3)[9].
Ещё одно характерное отличие религии от науки и философии состоит в том, что последние равно есть всегда некоторая «логия» — попытки человеческим умом найти связь и смысл в реальности. Конкретнее, наука и философия выступают обычно как некоторая теория, как некоторая логическая (логико-математическая) схема реальности. Религия же, в своём ядре, есть всегда сама реальность! Реальность не просто просвещённая, причастная смыслу, а тождественная с ним: реальность умная. Но и более того. Не только реальность-в-себе, но и дающая смысл, просвещающая и освящающая всё в мире — Святыня! Источник смысла, благородства, красоты, самой жизни и бытия. Религия в этом смысле невместима ни в какую «логию». Конечно, существует христианское богословие. Но богословие есть лишь рациональная проекция живого религиозного опыта. Богословие в истории христианской Церкви всегда выступала, обычно, как рациональная реакция на уклонения в религиозной жизни: как вероучительные, так и аскетические. Догматы помечают границы, отделяющие Истину от заблуждения. Сама же Истина постигается уже сверхрационально, она — бытийственна… В отношении богословия Церковь руководствуется словами Григория Богослова: хорошо богословствует не тот, кто хорошо говорит, а тот, кто правильно живёт. Именно поэтому богословами в собственном смысле Православная Церковь назвала только трёх своих святых: апостола и евангелиста Иоанна, Григория Богослова и Симеона Нового Богослова… Поэтому бессмысленны, безнадежны — а нередко и вредны! — попытки как-то «растворить» христианство в культуре: проекты создания исследовательских центров при монастырях, попытки вписать историю церковного художества в общую историю искусства, попытки физическими приборами «померить благодать» в церковной жизни, попытки прочтения духовного опыта с точки зрения научной психологии и т. д. Человеческое любопытство ко всему религиозному понятно, однако нужно ясно осознавать границы культуры и человеческого творчества. Человек в культуре никогда не создает нового бытия, он создает только его символы: картину, музыкальное произведение, научную или философскую теорию. Религия же, христианство — в ядре своем — есть сама жизнь, истинная жизнь, где бытие и смысл совпадают; и оно — христианство — в принципе не сводимо ни к какой «логии». Всю трудность попыток выразить христианский опыт на философском языке может оценить всякий, кто поинтересуется, например, историей формулировки догматов Троичности или «богословия энергии» свт. Григория Паламы. В глубинах своих благодатная жизнь открытая нам Богом, таинственна и недоступна человеческому разумению. Она постигается лишь верою как высшим синтезом человеческих способностей[10] и открывается всё
