sources. Athens, 2001; Kapriev G. Philosophic in Byzanz. Wurzburg, 2005; The Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy / Ed. by A. Armstrong. London, 1967; Byzantine Philosophy and its Ancient Sources / Ed. by K. Ierodiakonou. Oxford, 2002. При этом следует отметить, что едва ли не первые работы по данной теме, хотя и опубликованные по–французски, принадлежат русскому византинисту В. Е. Вальденбергу: Valdenberg V. J. Sur le caractere general de la philosophie byzantine // Revue d’histoire de la philosophie, Paris, 1929. Pp. 277–295; ldem. t La philosophie byzantine aux IVe?Ve siecles / Byzantion. 4,19271928. P. 237ff. В современной России тоже начали появляться первые исследования на эту тему, наиболее значительным из которых на сегодня является монография: Курье В. М. (при участии Баранова В. А.) История византийской философии. Формативный период. СПб., 2006. Впрочем, постановка вопроса о «византийской философии» и ее понимание у Лурье существенно отличается от постановки вопроса у перечисленных выше западных авторов.
Ср. из службы прп. Максиму: «Собравший ведение о предметах земных и небесных, Максим справедливо называется философом» (Канон, песнь V, цит. по изд.: Житие преподобного Максима и службы ему / Пер., изд. и прим. проф. М. Д Муретова // Творения святого отца нашего Максима Исповедника. Ч. 1. Сергиев Посад, 1915. С. 266); или: «Философией украсив жизнь свою, богомудрием ты себя осиял, почему, отличаясь в том и другом, прекрасным исповеданием ты запечатлел то и другое» (Стихиры на стиховне октоиха, цит. по изд.: Там же, с. 257).
В частности, в то время как Майкл Шер отстаивает мнение, что Филопон полемизировал с Проклом с христианских позиций (см.: Share М Introduction / Philoponus. Against Proclus’s «On the Eternity of the World 1–5» / The Ancient Commentators on Aristotle. Ithaca, 2005), издатель и переводчик трактата Прокла «О вечности мира» Хелен Ланг отстаивает мнение, что не только Прокл в своем трактате полемизировал не с христианами, как многими считалось, а с одной из линий в среднем платонизме (Плутархом и Аттиком), но и Филопон полемизирует с Проклом исходя из чисто философских предпосылок, т. е. в рамках неоплатонической философии, а не с позиций христианина (см.: Proclus. On the Eternity of the World (de Aeternitate Mundi) / Greek text with introd., transl., and comm, by H. S. Lang and A. D. Macro. Berkeley, 2001). Мы останавливаемся на этой проблеме подробнее в статье «Иоанн Филопон» в настоящей «Антологии». Здесь же отметим, что существенным нам представляется не столько то, с христианских или не с христианских позиций полемизирует с Проклом Филопон, а то, как он это делает. Если, скажем, прп. Максим Исповедник в своих «естественных умозрениях», пусть и не ссылаясь на Писание и отцов, практически никогда не ссылается и на* конкретных «внешних» философов, даже там, где что?то заимствует у них, то Филопон в споре с Проклом делает это постоянно, давая ссылки на Аристотеля, его комментаторов, Платона и т. д. То есть дискурс Филопона разворачивается на собственно философском поле, хотя это и не значит, что в этом поле для него есть непререкаемые авторитеты, о чем свидетельствует, скажем, его трактат «О вечности мира, против Аристотеля». Напротив, Максим в той же полемике о вечности мира (ее можно встретить в некоторых главах «Трудностей к Иоанну») не ссылается ни на чьи аргументы конкретно, и не обозначает четко, с кем он полемизирует. Его дискурс является скорее полемической защитой догмата, чем философским рассмотрением вопроса. В переписке с нами Хелен Ланг согласилась с этим соображением.
Во многом авторы, чьи сочинения перечислены в прим. 2, именно это и имеют в виду, когда говорят о «византийской философии»; исключение представляет подход В. М. Лурье.
Или не только на латыни (как, скажем, Юстиниан), но и по–гречески, и отчасти на других языках народов Византийской империи, кроме латыни.
Платону и «не повезло» больше всех из античных философов, т. к. его учение о предсуществовании душ и вечных идеях было не раз осуждено в Византии, и в то же время «повезло» больше всех, т. к. его учение о бессмертии души и независимости ее собственной жизни от тела, как и многие другие аспекты его философии (в том числе и учение об идеях), были восприняты после определенной переработки.
Т. е. последователями Максима (так, например, называл приверженцев богословия Максима Исповедника монофелит Макарий Антиохийский).
См.: he Boulluec A. La notion d’heresie dans la litterature grecque He?Ille siecles. Paris, 1985. Само же именование «православные», кажется, впервые обнаруживается у Климента Александрийского, который, впрочем, по замечанию А. М. Шуфрина, вероятно, предпочел бы охарактеризовать свое учение скорее как «гностическое», чем как «православное». Климент делает различие между гностиками истинными и ложными, но упоминает лишь «так называемых» православных, но не истинных, с которыми мог бы себя отождествить: «Делает [свое дело] и скот, гонимый понуждающим [его] страхом. Не [так] ли и [так] называемые православные [или: называющие себя «православными»] (?? ???????????? ??????????), налегают на добрые дела, «не ведая, что творят» (Лк. 23, 34)» (Строматы 1.45.6, пер. А. М. Шуфрина).
