сильны, что их не сломать, а гордость велит им доказать командиру, что он не прав. Из них выходят замечательные солдаты.
— Но он не какой-то там парень, командир, — возразил Тинкоммий. — Он принц царской крови, а не просто солдат.
— Пока он служит под моим началом, он просто солдат. И за нарушение дисциплины должен отвечать наравне со всеми.
— А если он решит бросить службу? Потеряв Артакса, вы лишитесь четверти, а то и половины бойцов.
— Если он дезертирует, — прекратил улыбаться Макрон, — с ним обойдутся так, как положено по уставу. Ты ведь знаешь, Катон, как наказывают дезертиров?
— Их забрасывают камнями…
Макрон кивнул.
— Поэтому, прежде чем решиться на самовольный уход, стоит дважды подумать, будь ты хоть римлянин, хоть кельт, невесть что о себе возомнивший.
Одна только мысль о возможности подвергнуть его родича столь позорной расправе вызвала у Тинкоммия сильный всплеск возмущения, которого он не сдержал.
— Ты не посмеешь обойтись с царским родственником как с каким-нибудь жалким преступником!
— Еще раз повторяю, коль твой Артакс поступил служить в мое хреново войско, стало быть, он солдат. И никто больше.
— Твое войско? — удивленно поднял бровь Тинкоммий. — А мне казалось, эти когорты принадлежат царю Верике.
— А Верика служит Риму! — отрезал Макрон. — Соответственно, все, кто служит под моим началом, подчиняются римским правилам. И, обращаясь ко мне, должны добавлять «командир»!
У Тинкоммия от такой отповеди отвисла челюсть. Катон, заметив, что рука знатного атребата крепко сжалась на рукоятке кинжала, поспешил вставить слово:
— Центурион Макрон имеет в виду, что все союзники Рима следуют традициям и правилам, принятым в римской армии. Это скрепляет общность, упрощает задачи командования и способствует сближению между легионами и союзными войсками.
На сей раз оба, и Макрон, и Тинкоммий, хмуро уставились на Катона.
— Я-то знаю, что я имел в виду, — проворчал Макрон. — Но вот какую хрень имел в виду ты? Разъясни, что ты тут наплел.
— Я просто попытался объяснить Тинкоммию, что наши интересы совпадают. И что мы почитаем за честь командовать такими отважными воинами, находящимися на службе у царя Верики и у Рима. Вот и все.
— Для меня это прозвучало не совсем так… командир, — пробормотал Тинкоммий. — Я понял, что мы для вас просто рабы… или слуги!
— Рабы? — разразился отрывистым смехом Макрон. — Да разве я тут хоть полслова сказал о рабах? Речь шла лишь о дисциплине! Ни о чем другом! У меня что, какое-то особое отношение к вашим парням? Ничего подобного: требования к ним те же самые, что и к римским ребятам! Разве это не так, Катон?
— Именно так! И это единственно верно.
— Но все равно, командир, — пожал плечами Тинкоммий, — мне не нравится, когда с моими соотечественниками обращаются как со зверями.
— Что ж в том обидного? — рассмеялся Макрон. — Они и дерутся как звери. Чтобы драться по- человечески, им еще следует подучиться.
— А мне казалось, будто ты гордишься нами, центурион.
— Горжусь? Ну да, на хрен, конечно. Как без того, дуротригам-то вы крепко всыпали. Правда, видишь ли, тут не обошлось без крупицы везения. Но подожди, мы с Катоном еще сделаем вас самой грозной силой среди всех здешних кельтов.
Тинкоммий кивнул — уже с явным довольством.
— Ну, все тебе ясно?
— Так точно, командир. Прошу прощения за вопросы!
— На сей раз прощаю. Отправляйся в строй. Может, вы, бритты, и прирожденные воины, но болтать вам лучше поменьше. Все, проваливай!
Как только Тинкоммий отошел, Макрон обернулся к Катону и ткнул его пальцем в грудь:
— Больше не смей со мной спорить при подчиненных!
— Есть, командир!
— И не смей то и дело называть меня «командир»!
— Прошу прощения!
— И не смей просить через слово прощения.
Катон открыл было рот, но тут же закрыл и кивнул.
— Ну а теперь, сынок, скажи, что это вообще было? Вся эта болтовня насчет общности и всего такого?
— Просто, имея в виду нынешнюю напряженность в Каллеве, я подумал, что нам стоит чаще подчеркивать, что Волки и Вепри служат лишь Верике.
— Ну да, так считается, — согласился Макрон. — Но ведь каждому идиоту должно быть понятно, что это всего лишь две вспомогательные когорты, чье назначение блюсти римские интересы.
— Это мнение лучше держать при себе. В особенности если поблизости окажется кто-нибудь вроде Артакса.
— Или Тинкоммия! — проворчал Макрон. — Я ведь насквозь его вижу… Послушай, Катон, может, я и дурак, но не круглый. Вопрос стоит просто: обучаем этих парней мы, вооружаем мы, кормим тоже мы. Значит, они наши.
— Сомневаюсь, чтобы большинство из них думало так же.
— Значит, они просто олухи. И хватит о том беспокоиться.
— А если кто-то вроде Артакса откажется выполнять наши приказы?
— Ну, когда такое случится, тогда с этим и разберемся, — нетерпеливо заключил Макрон. — А сейчас мне предстоит разобраться с отчетностью, а на тебе висят все занятия. Не забыл?
Однако Катон не ответил. Оказалось, что он смотрит через плечо в сторону ворот базы, где появилась маленькая группа всадников. Впереди на великолепно ухоженном вороном скакуне ехал рослый офицер в алом плаще. Когда Макрон тоже обернулся посмотреть, на что уставился его подчиненный, один из верховых ударил пятками в конские бока и рысью направился к центурионам.
— Катон, у тебя глаза зорче. Кто это там у ворот?
— Понятия не имею, — отозвался Катон. — Никогда раньше его не видел.
— Ладно, сейчас мы все выясним.
Всадник, остановивший коня неподалеку от плаца, легко соскочил с седла, оглядел римлян, определяя, кто главный, и отсалютовал Макрону.
— Командир, трибун Квинтилл свидетельствует тебе свое почтение и просит немедленно встретиться с ним в помещении штаба.
— Откуда он взялся, этот трибун? — Макрон мотнул головой, указывая на маленькую кавалькаду.
— Прибыл из ставки командующего, командир. По личному распоряжению генерала. Лучше бы ты поспешил, командир…
— Понятно, — прорычал Макрон. — Да, конечно.
Кавалерист опять отсалютовал, вскочил в седло и порысил к своему начальнику.
Макрон переглянулся с Катоном и сплюнул.
— Чего бы я хотел сейчас знать, так это, какого хрена понадобилось какому-то долбаному трибуну в моем гарнизоне?
ГЛАВА 18
