— Второй раз предупреждать не стану, — процедил сквозь зубы Катон. — А теперь убирайся с глаз моих. Я хочу, чтобы ты проинспектировал первые три когорты легионеров и по исполнении немедленно доложил мне. Ступай.
Катон заметил искорку тревоги в глазах ветерана. Получив приказ, тот стал навытяжку, отсалютовал и направился исполнять поручение. Покачав головой, молодой человек повернулся и направился в свою палатку, приказав одному из адъютантов принести ему завтрак: хлеб, мясо и разбавленное водой вино. Усевшись и целиком обратив свое внимание к стану мятежников, он принялся обдумывать патовую ситуацию. Аякс располагал хлебным флотом и не имел необходимости сражаться с римлянами, в то время как сам он, Катон, мог потерять хлебный флот при неудачной атаке… Кроме того, у него было слишком мало солдат, чтобы считать победу гарантированной. Время работало на мятежников, и у него не оставалось другого выхода, кроме как нападать, не считаясь с шансами.
Обмакивая последний кусок хлеба в чашу с вином, Катон заметил движение во вражеском лагере. От палаток отъехали несколько всадников, а над лагерем появились первые дымки. Всадники проехали сквозь линию передовой охраны и продолжили свое движение вверх по склону к лагерю римлян. Скоро они исчезли за краем частокола, и Катон, оставив стол, поспешно облачился в свой кольчужный жилет, взял шлем и меч и направился в сторону вала, обращенного к лагерю мятежных рабов. Когда он подошел к валу, дежурный центурион уже приказал людям занять свои места. Когорта легионеров расходилась по утоптанной земле на верху вала, занимая места лицом к приближающимся всадникам. Бросив на них взгляд, Катон поднялся по лестнице на помост, устроенный над дощатыми воротами. Уже стоявший там Фульвий кивнул, приветствуя подошедшего Катона.
— Похоже, мятежники решили поговорить, — заметил он.
Рабов было десятеро, все в добротных туниках, пластинчатых панцирях и с римскими по виду мечами — трофеями, снятыми с убитых после разгрома отряда центуриона Марцелла. В руках одного из них находился длинный штандарт с ярким голубым вымпелом, которым он размахивал из стороны в сторону, пока отряд шагом подъезжал к римскому лагерю.
— Приятно видеть, что они соблюдают принятые условности, — пробормотал Фульвий. — Прямо как настоящая армия, так, господин?
— Что ж, в нашем же обмундировании они похожи на армию.
— В нашем обмундировании? — Фульвий помрачнел. — Ах, да… Не хочешь ли приказать, чтобы наши ребята запустили в их сторону несколько пулек из пращей?
— Нет, — жестко ответил Катон. — Я не хочу, чтобы их трогали. У мятежников наши заложники.
Фульвий пожал плечами:
— Ну, это если они живы, господин.
— Они живы.
Всадники остановились в пятидесяти шагах от ворот, а потом один из них подъехал чуть ближе. Катон разглядел смуглое восточное лицо и кривой меч на поясе.
Фульвий поднес ладонь ко рту и рявкнул:
— Остановись!
Всадник послушно осадил коня.
— Чего ты хочешь?
— Мой стратег хочет поговорить с твоим командиром. Здесь, за стенами.
— Зачем? Скажи нам, чего он хочет, и ступай прочь!
Всадник покачал головой:
— Это скажет сам стратег…
— Яйца бы ему оторвать, — пробормотал Фульвий, набирая в грудь воздуха, чтобы ответить.
— Подожди! — сказал Катон, поворачиваясь к Фульвию. — Пусть люди остаются на валу… Пришли к воротам кавалерийскую турму в полном вооружении и готовности. Если я подниму левую руку, немедленно выпускай их. Но только в том случае, если я дам сигнал. Это понятно?
— Неужели ты собрался выйти за ворота? — Фульвий поднял бровь. — За каким хреном, господин? Это ловушка. Они выманят тебя туда и зарубят, после чего пустятся наутек.
— Зачем им это?
— Чтобы подорвать наш боевой дух, господин. Устрани командира, и войско впадет в уныние, кампания будет погублена.
— Если это ловушка и я погибну, командовать будешь ты. — Катон бесстрастно посмотрел на него. — Или ты хочешь сказать, что непригоден для этого дела? А мне казалось, что ты добивался этого. Возможно, это твой шанс.
Центуриону Фульвию хватило совести чуть покраснеть, прежде чем он взял себя в руки и покачал головой:
— Только не таким образом, господин. Будь внимателен там, береги себя, понятно?
Улыбнувшись себе под нос, Катон повернулся и спустился с башни. Оказавшись внизу, он повернулся к легионерам, караулившим возле ворот:
— Откройте, но будьте готовы закрыть ворота по первому приказу.
Часовые отодвинули засов и повернули створку внутрь, Фульвий подозвал к себе офицеров и приказал им немедленно привести одну из конных турм к воротам. Приняв самый важный и уверенный вид, Катон вышел из лагеря между рвов, заканчивавшихся перед воротами, и прошел дальше. Всадники перед ним молча выжидали. Оказавшись на пол-пути между воротами и мятежниками, Катон остановился и крикнул говорившему от лица рабов:
— Я — трибун Катон, командир римского войска и флота. Где твой стратег?
Задние всадники шевельнулись. Один из них пришпорил коня и поскакал вверх по пологому склону. Катон глубоко вздохнул, мышцы его напряглись, готовясь приступить к действию. Рука его потянулась к мечу и на мгновение замерла над рукоятью, прежде чем молодой человек усилием воли заставил себя опустить ее на бедро. Выпрямившись, он застыл на месте, невозмутимым взором рассматривая приближающегося всадника. Тот осадил коня в последний момент, менее чем в десяти футах перед Катоном, окатив его мелкими камешками. Солнце стояло за спиной мятежника, и Катону пришлось прищуриться, а потом и притенить глаза ладонью. После недолгого молчания беглый раб негромко и многозначительно ухмыльнулся.
— Боги добры ко мне, римлянин. Ох, как добры.
— Аякс? — Катон ощутил, как заторопилось его сердце.
— Конечно. Значит, ты помнишь меня?
— Да.
— И помнишь, как поступил с моим отцом, прежде чем ты продал меня в рабство?
— Помню, что мы казнили предводителя шайки пиратов.
— Кто это «мы»?
Осознав свою ошибку, Катон похолодел. Макрону — если он еще жив — и без того грозила опасность. Он хмыкнул:
— Флот Равенны, занятый борьбой с пиратами.
— Забавно, но я помню это событие в чуть более личном варианте. Видишь ли, я очень-очень ясно помню лица и имена двух офицеров, занимавшихся казнью моего отца, а потом они же следили за тем, как меня уводили в рабство вместе с оставшимися в живых людьми отца. Ты был одним из этих двоих. Как ты знаешь, я уже имел великое удовольствие возобновить знакомство с другим.
Катон ощутил, как судорога стиснула его горло, и постарался сконцентрировать все внимание на находившемся перед ним всаднике, пытаясь сохранить невозмутимое выражение.
— Так, значит, заложники еще живы.
— Живы. Пока.
— Слезай с коня, — приказал Катон. — Мне неудобно говорить с тобой, когда солнце светит в глаза.
— Хорошо, римлянин.
Аякс перебросил ногу через спину коня и спрыгнул на землю перед замершим на месте Катоном. Теперь, когда солнце больше не мешало ему, он видел своего противника более отчетливо. На Аяксе была
