ежедневно по полосе препятствий гонял до седьмого пота. Через две недели они от своих намерений разумно отказались.
– Однако я думаю, – не унимался Виталий, – даже при наличии отсутствия развлечений вам придется искать себе новых людей. Два капитана старательно проредили ваши полки.
– Да уж, – совершенно без чувства злобы согласился парень, – постарались вы...
Очевидно, чувство восхищения профессиональной работой в нем перевешивает естественную поминальную скорбь. Я отметил это еще в самолете.
– Потери у вас часто бывают?
– Первый раз. Мы раньше только тренировались. Юрок нас натаскивал. Кто теперь вместо него будет – не знаю. Может быть, вы?
– Едва ли...
Вот и еще информация, которую я в память складываю, как к себе в карман. Значит, физические силы у них невелики, и при удачном раскладе мы с Пулатом в состоянии этот городок захватить. И Пулат это же отметил – я по взгляду понял. Но от того, чтобы произвести захват, до полного «разбора полетов» расстояние – невооруженным глазом не увидишь. Мы даже внутреннюю структуру не знаем. Не знаем, кто и кем руководит.
Третий этаж, верхний.
– Ваши комнаты рядом.
Зашли в первую. Посмотрели.
– Располагайся и душ прими, – сказал я Виталию. – Потом ко мне заходи.
– Номера телефонов соответствуют номерам комнат, – сообщил Сережа.
Я заглянул в ванную комнату, попробовал, есть ли достаточный напор воды, остался весьма доволен и бросил небольшую горсточку пиявок прямо в ванну.
– Здесь воды тебе хватит...
После этого слегка вывернул лампочку.
– Черт, электричество отключили...
Послышался щелчок выключателя в комнате.
– Здесь есть, – проверил Виталий.
Повторный щелчок – выключил.
– А в ванной нет. Похоже, лампочка перегорела.
– Ничего, я и в темноте помоюсь после купания в этом болоте. – Голос у Пулата такой ожесточенно-угрожающий, что любой человек на месте того пресловутого болота со страху в штаны бы наложил. Может быть, торсионные поля и до болота доходят. И ответные идут – в виде обитателей грязной жижи. И непременно желают быть поближе к чистой манящей воде.
Все идет своим чередом. Я же чувствовал, что непременно найду пиявкам достойное применение!
Теперь можно с легким сердцем и с не менее легкой душой – и при облегченном кармане – отправиться и в свое жилище. Что я и сделал.
– Не буду вам мешать, – чуть не поклонился Сережа. – Располагайтесь. Отдыхайте. Вас пригласят для разговора с профессором чуть позже.
– А кто он вообще такой – ваш профессор?
Сережа ответить не пожелал, только неуверенно пожал плечами. Но даже это сделал с великим уважением. Очевидно, профессор Тихомиров на местном политическом небосклоне значительная звезда.
Слышимость в этих старых домах постройки шестидесятых годов восхитительная. Пулат включил воду, чтобы поваляться в ванной, а звук такой, словно он в моей ванной комнате включил.
Уважительный Сережа еще не дошел, должно быть, до первого этажа, когда мое занятие – я с величайшем омерзением и предельной аккуратностью перекладывал в стакан с водой оставшихся пиявок, чтобы сохранить их до лучших времен, – было прервано громким отборным матом. Администраторша на первом этаже, естественно, прекрасно все расслышала и обязательно густо покраснела сквозь смуглое лицо.
Я понял, что Пулату пришлись не по вкусу местные водные процедуры...
3
– Что вы говорили мне о профессоре?
Андрей произнес эту фразу нарочито скучным голосом. Настолько нарочито скучным, что Геннадий Рудольфович просто не мог не заметить этого и не понять, насколько этот вопрос интересует помощника Администратора.
– А что я вам говорил? – Теперь, когда генерал захватил лидерство в разговоре, он вполне мог себе позволить актерство и не сомневался в своих талантах лицедея.
– Относительно судимости...
– Нет, вы, Андрей, ошиблись. О судимости я говорить не мог, потому что у нас в стране, в отличие, скажем, от США, закон не предусматривает заочный суд. Там, если человек сбежал, его могут осудить заочно и потом будут разыскивать уже как беглого осужденного. У нас же следует сначала поймать преступника, промурыжить его несколько лет в СИЗО, пока идет следствие, и только потом будет суд и, естественно, наказание.
– Если наказание будет, – возразил Андрей. – Но вы же знаете, как работают наши суды. У нас чаще наказывают тех, кто портянки у соседа украл, чем тех, кто у государства увел миллиарды. Не мне вам рассказывать такие тонкости.
– Если вы думаете, что я буду вам возражать, то вы ошибаетесь.
– Ну так что у вас есть на профессора Тихомирова?
– У меня на него ничего нет.
– Но вы же говорили...
– Единственное, что я знаю, – профессор Тихомиров находится в федеральном розыске за совершение особо тяжких преступлений.
– И что это за преступления?
– Я не вел дело по профессору и не могу знать подробностей. Только в общих чертах, что слышал.
Андрею даже это надо было знать, так напористо он спрашивал. И не просто напористо, а даже с некоторой надеждой, что Геннадий Рудольфович увидел сразу.
– Тоже было бы интересно узнать.
– Профессор, насколько мне известно, вообще является единственным гипнотизером в современном мире, кому удавалось сломать внутреннюю моральную сопротивляемость сознания. Вы вообще насколько хорошо знакомы с гипнозом?
– В общих чертах. Соприкасался, но не вникал в тонкости.
– Тогда объясню то, что сам знаю, а знаю я не слишком много. Загипнотизированный человек обычно не теряет свою личность ни при каких обстоятельствах. Если муж под гипнозом желает проверить верность своей жены, ему это никогда не удастся, потому что она не потеряла своей сущности: как обманывала его раньше, если обманывала, так и будет обманывать. То есть если из мирного, гуманистически воспитанного человека попытаться сделать убийцу и грабителя, то ничего не получится. Это проверено на протяжении нескольких веков изучения. Говорят, только жрецы Древнего Египта и коптские православные монахи в том же Египте в начале прошлого тысячелетия, то есть в первые годы христианства, могли в состоянии гипноза менять личность человека. Это, кстати, позволило коптам выжить до наших дней в своей христианской вере при полном окружении воинственными мусульманами. Даже мамелюки не решались их трогать. И вот после них это научился делать только профессор Тихомиров. Естественно, в руках человека с недобрыми намерениями такое умение становится страшным оружием. Именно так он и пользовался гипнотическими сеансами. Тихомиров начал создавать людей-зомби, способных на все по его приказу. А действовал он не в научных, а в корыстных целях. К счастью, довольно быстро удалось пресечь его деятельность. Однако Тихомирову все же приписывают организацию двух убийств. Одно из них явно носило политический характер. Подозревают, что работал профессор сам по чьему-то заказу. За определенную плату стал организатором. Посредником, как это называется в определенной среде. Тогда же было совершено еще несколько странных с точки зрения обыкновенной логики убийств. Возможно, Тихомиров причастен и к ним, но без доказательств я не буду этого утверждать. Его арестовали довольно быстро, но профессор сумел каким-то образом воздействовать и на охрану. До следственного изолятора не доехал. И скрылся. Произошло это около трех лет назад. С тех пор его никто не видел, а ориентировки на профессора разосланы всем областным управлениям ФСБ и органам внутренних дел. Правда, в те времена он был утонченным интеллигентом и не носил бороду, как сейчас.
– Интересно... Просто очень интересно, – сказал Андрей и задумался надолго.
Геннадий Рудольфович предпочел не прерывать его раздумий. Он, естественно, знал о деле гораздо больше, чем рассказал, потому что следствие проводилось отделом, именно и возглавляемым генералом Легкоступовым. Но сейчас не пожелал перечислять детали, во-первых, чтобы не показать Андрею своего отрицательного отношения к профессору, во-вторых, чтобы дать молодому человеку самому домыслить и осознать сказанное. Фантазия, опираясь на какой-то единичный эпизод, развивает воображаемые события гораздо красочнее, чем все было в действительности. Старый закон психологии – короткая юбка на девушке возбуждает мужчин гораздо сильнее, чем полное отсутствие юбки.
– Я попрошу вас, Геннадий Рудольфович, больше никому не рассказывать об этом. Здесь, на территории нашего городка, никто об этом не должен знать. И вы при встрече с самим профессором вообще не должны показывать, что узнали его. Хорошо, товарищ генерал?
– Хорошо, – согласился Легкоступов. – Но чем вызваны такие предосторожности? Мне хотелось бы знать подробности.
Андрей посмотрел генералу прямо в глаза.
– Мне пока трудно сформулировать свои ощущения и систематизировать известные факты. Я сам разберусь. У себя внутри. Потом обязательно с вами посоветуюсь. Я вам обещаю. Мне надо хотя бы час-два посидеть в тишине, подумать.
– Бога ради, – согласился Геннадий Рудольфович. – Только мне интересно было бы узнать, какое место занимает профессор здесь, в местной, так сказать, власти.
– Он один из самых важных членов совета. Часто его голос решает все.
– А кто другие члены этого совета?
– Это вы узнаете позже. Как и задачи, которые Структура ставит перед собой. Мы сейчас пойдем с вами на заседание. Совет в неполном, естественно, составе желает вас выслушать и задать вам некоторые вопросы. Потом он решит, насколько далеко может продвинуться наше взаимное доверие и сотрудничество.
