И старшая монахиня ни разу не разочаровалась в своем выборе. Большую часть времени она посвящает посещению больниц, особое внимание уделяя помощи женщинам. Люди знают и уважают ее. Я подумала, что нас разделяют всего два года, но мы идем по жизни совершенно разными путями…
– Лидия – моя дочь! – сказала монахиня, прикоснувшись рукой к груди, и ее лицо озарила полная любви улыбка.
Лидия улыбнулась в ответ. Еще недавно я начала бы мучиться от ревности, ведь чужая женщина назвала мою дочь своей. Но то время прошло. Весь смысл материнства в том, что в какой-то момент тебе приходится отпускать детей. И если они находят любовь вне своей семьи, за них можно только порадоваться.
Я все никак не могла выбрать подходящий момент, чтобы спросить Лидию о ее дальнейших планах. Если она по-прежнему хочет стать монахиней, теперь я знаю, что здесь ее будут любить и оберегать.
Святая женщина проводила нас в комнату для молитв. Из ниши, украшенной цветами и свечами, на пришедших благосклонно смотрел улыбающийся Будда. Лидия протянула мне книгу, похожую на молитвенник и написанную таким мелким почерком, что я с трудом разбирала отдельные буквы.
Я всегда без особого энтузиазма относилась к проповедям и походам в церковь и, сидя в позе лотоса на холодном полу, чувствовала себя не очень комфортно. Но я хотела принять участие в сегодняшней молитве. Тем более что к нам присоединилась даже девушка с кухни.
Молодая монахиня села перед алтарем и стала произносить гипнотические фразы; вскоре я начала клевать носом. Лидия толкнула меня в бок и показала, что в книге есть английская транскрипция. Я старалась поспевать за остальными, но эти слова для меня были лишены смысла. Я словно перенеслась в прошлое: мы с мамой в воскресенье идем в церковь Девы Марии, и меня заставляют читать непонятные стихи из книги псалмов.
В то время религия меня скорее пугала, чем вдохновляла. Наш викарий словно жил в ином, совершенно жутком мире. Зачем он все время говорил о Долине смерти, если у нас был такой чудесный парк, а в парке – пруд с уточками? По словам викария, город населяли одни грешники. Я хотела, чтобы мы переехали куда- нибудь, где живет меньше плохих людей. После проповеди священник прощался с прихожанами в дверях церкви, и я делала все возможное, чтобы ускользнуть от его мягкой руки, когда он по своему обыкновению поглаживал меня по голове.
Поющая монахиня передала полосу белой ткани кухарке, та – Лидии, а дочь – мне. Держа в руках нити «паутины», мы продолжали петь. Когда молитва закончилась, ткань аккуратно сложили и вернули монахине.
Я снова вспомнила детство и загадочные ритуалы, связанные с пребыванием в отряде брауни[31]. Одетые в красивую коричневую форму, сияя отполированными значками, мы выстраивались в ряд и по очереди прыгали через деревянный грибок. Я прыгала вместе со всеми, хотя понятия не имела, зачем это нужно. Значение пения с полоской ткани в руках тоже оставалось для меня загадкой. Но, по словам Лидии, оно означало особое благословение.
Затем монахиня, не прекращая молиться, повязала мне сплетенный из ткани браслет для исключительного благословения и защиты. Кланяясь и шепча слова благодарности (и по-прежнему слабо понимая, что происходит), я вернулась в свою комнату.
Вместо того чтобы снова принимать душ с тараканом, я решила поступить, как местные: пошла в туалет и вылила на себя ведро холодной воды. Просто, быстро – и как бодрит!
Раньше я и не представляла, сколько у Лидии дел в монастыре. Помимо медитации и преподавания, она помогала наставнику осваивать Интернет, отправляла электронные письма и заполняла необходимые анкеты для всех, кто выказывал желание общаться с англоговорящим миром.
Когда монастырскому водителю требовалась помощь в заполнении таможенных деклараций для ввоза грузовиков из Малайзии, Лидия охотно его выручала. Она же помогала монахиням подавать заявки на участие в тайской конференции женщин, исповедующих буддизм. Эти и другие дела отнимали много времени и сил, поскольку здешние жители отличались дотошностью и эмоциональностью. Но Лидия относилась к их поведению с философским спокойствием и добрым юмором.
Она рассказала, что раньше занималась в монастыре в основном физическим трудом. Таскала кирпичи для строительства нового здания, приводила в порядок старый дом, подметала и прибиралась. Вся эта нелегкая работа входила в ее ученические обязанности.
В какой-то момент я поняла, что охотно осталась бы в монастыре или хотя бы провела тут еще пару дней. Для меня было крайне важно понять, почему это место играет такую важную роль в жизни моей дочери. А еще мне хотелось на собственном опыте прочувствовать, что значит быть монахиней. Торжественная серьезность этих женщин легко сменялась беззаботным девичьим смехом, и, признаюсь, я восхищалась тем, как они сочетают строгую дисциплину с беспечностью. Их преданность религии и Учителю дополняла любовь к семье и жителям деревни. Они знали, что такое страдание, но умели наслаждаться радостями жизни.
Несмотря на глубокую преданность монастырю, Лидия призналась, что ей не терпится провести пару дней в отеле, расположенном на окраине Канди. Я предположила, что мы доберемся туда за час. Но наставник Лидии, наконец-то освободившийся от множества неотложных дел, был решительно настроен показать нам чайные плантации.
– Они же будут по пути к отелю? – уточнила я.
– Не совсем, – уклончиво ответил он голосом одновременно мелодичным и властным.
После того как мы собрали вещи, я получила возможность познакомиться с монахами – безусыми мальчиками, пришедшими на урок к Лидии. Один из них опирался на костыль: ему недавно вырезали грыжу. Он утверждал, что ему ничуть не больно, но при этом с трудом преодолевал ступени и выделялся среди товарищей странной бледностью лица.
Интересно, что чувствуют их матери? Радуются ли они, что сыновья находятся в надежных руках, или же скучают по своим мальчикам?
Монахи внимательно слушали лекцию Лидии, которая открывала им мир нейробиологии при помощи презентации на своем ноутбуке. Дочка рассказывала, что на месте поврежденных клеток мозга новые не образуются, зато другие клетки могут взять на себя функции погибших собратьев. По лицам монахов трудно было судить, интересно им или нет. Одни слушали внимательнее других, но все были неизменно вежливы и не выказывали никаких признаков скуки.
Попрощавшись с обитателями монастыря, раздав подарки и сфотографировавшись на память, я зашла в комнату за чемоданом – и обнаружила, что он исчез. Точнее, чудесным образом перенесся в багажник машины, ждавшей нас у подножия лестницы.
Когда мы принялись спускаться вслед за Учителем Лидии, он предупредил нас, что ступени все еще скользкие после вчерашнего дождя. Хотя я начинала тосковать по нормальному душу и туалету, мне было жаль покидать монастырь. Я провела там совсем немного времени, но успела расстаться с некоторыми страхами и научилась открывать сердце.
Устраиваясь на заднем сиденье машины, я сказала монаху, что мы хотели бы сразу поехать в отель.
– Но вам непременно нужно увидеть чайные плантации! – настаивал он. – Это займет всего час или два, а в высокогорной области невероятно красиво. И не так жарко, как внизу.
Учитывая, что монастырь и так располагался на горе, трудно было представить, что монах подразумевал под словами «высокогорная область». Но Учитель ясно дал понять, что спорить бесполезно. Может, он надеялся во время поездки обсудить вопросы, касающиеся его «ученицы» – Лидии.
41
Вопрос
Пока мы ехали через город с опущенными окнами, меня начало мутить от жары и выхлопных газов. Монаху тоже было нехорошо; он высунулся из окна и театрально плюнул на дорогу. Водитель поспешил заверить нас, что скоро мы доберемся до сельской местности и там будет легче.
Возле придорожной хижины маленький мальчик старательно копался в длинных волосах матери. Эта трогательная сцена напомнила мне о бесконечной войне со вшами, которую мы вели, когда дети учились в начальной школе.
