– Какие именно колдовские действия ты заметила лично?
– Ой… – Эужения снова почесала щеку. – Да я лично ничего такого не видела… но знала точно – колдует!
– Откуда знала?
– Да все об этом в деревне говорят, святой брат. Она давно колдует, это всем известно.
– Нас пока интересует данный конкретный момент! – повысил голос монах. – От кого именно ты об этом узнала?
– Дак это… булочник наш, Фиделино, сказал. Сказал, мол, что видел – колдует…
– А конкретно?
– А кон… кор… Ничего такого больше не сказал.
– Ладно, спросим у булочника. Итак, ничего конкретного ты, Эужения, не видала… просто проникла на чужой двор, и потом началась драка… Пока с тобой все, иди, во дворе посиди. Брат Эгон! Давайте сюда Бенедетту.
В отличие от своей дородной подруги, Бенедетта оказалась особой длинной, костистой и жилистой. Правда, был в этой далеко не молодой уже – лет тридцати пяти – женщине какой-то особый шарм, отчего узкое смуглое лицо ее с длинным и тонким носом и тощая жилистая фигура вовсе не казались отталкивающими, наоборот, притягивали. Общему впечатлению не мешал даже пушок над верхней губой. К тому же роскошная ярко-рыжая шевелюра! Ах…
Даже брат Диего – монах! – и тот восхитился:
– Ты красивая женщина, Бенедетта! Сожалею, что вдова. Муж твой давно ли умер?
– Да года три уже, святой брат. С тех пор вот вдовствую.
– И на что живешь?
– Зеленью, святой брат, торгую. С детьми вместе выращиваем, кое-что в полях собираем, на рынок сюда, в Матаро, на тележке возим – тем и живем.
– И лошадь у вас имеется?
– Мул. И еще – ослик.
– Ах, как славно, ослик… Зеленью, значит, торгуете. Замуж так больше и не вышла?
– Увы, святой брат.
– Это плохо, что не вышла. Нельзя такой женщине без мужа.
– Я и сама, брат Диего, понимаю, что нельзя. – Бенедетта вздохнула и тут же стрельнула глазами с такой искренней заинтересованностью, что князь непроизвольно вздрогнул.
Впрочем, томный взгляд рыжеволосой красавицы уперся вовсе не в него и не в брата Диего, а… в воеводу Онисима Раскоряку, отчего сей славный воин почему-то набычился и покраснел.
– Мне бы такого мужа, как вон тот сеньор, – еще раз вздохнув, откровенно призналась женщина. – Осанистый, крепкорукий…
Инквизитор чуть улыбнулся:
– Что же, в вашей деревне таких нет?
– У нас не деревня, брат Диего, – неожиданно обиделась Бенедетта. – Очень большое селение – двадцать домов! Две мельницы, опять же, пекарня, пристань…
– Да-да, пекарня, – доминиканец охотно покивал. – А что ваш булочник, он ведь тоже вдовец, кажется?
– Да, вдовец, и детушек Бог не дал. – Женщина задумчиво покрутила на пальце локоны, на узком лице ее вдруг появилось некое странное выражение – то ли разочарование, то ли глубоко спрятанная печаль, – не ускользнувшее от внимания следователя.
Он тут же снова о булочнике и спросил.
– Да что сказать? – Поведя плечом, свидетельница опустила глаза, прикрыв их длинными и густыми ресницами, и голос ее, до того звонкий, вдруг потускнел, словно звон треснутого колокола. – Да, я как-то пыталась сойтись с Фиделино. Человек он хороший, добрый – часто паломникам хлеб раздает, да и грубого слова от него никто не слышал. К тому же труженик, как никто – не только булки печет, еще и плотничает… Только вот… – Бенедетта вдруг вскинула голову, посмотрев на всех с неким вызовом, который могут себе позволить лишь красивые женщины, спокойно осознающие свою красоту. – Не любит он никого. Думаю, что и покойную супругу свою тоже не любил.
– Ну… не любит – полюбит, дело такое, – усмехнулся святой брат.
– Да если б так, брат Диего! Тут не только в любви дело… Он же как мужчина… ну… – Свидетельница неожиданно смутилась, но все же продолжила: – Я же говорила, что пыталась с ним… Так он меня оттолкнул с таким ужасом, будто увидел перед собой змею!
– Оттолкнул? Тебя? – Сидевшие за столом недоуменно переглянулись.
Оттолкнуть такую женщину… тем более, которая хочет сама…
– Так, может, он содомит? – вслух предположил князь. – Мальчиков любит или мужчин?
– Нет! – Бенедетта тряхнула огненно-рыжими локонами. – Просто наш булочник всех… ну… таких, как я… женщин считает отродьем дьявола! Святоша – так его у нас и кличут, посмеиваются. Нет, правда! Но есть ведь на свете и иные мужчины, которые… – Женщина замолчала, не договорив, и снова посмотрела на воеводу.
– Вот зыркает! – прошептал тот. – Такая с ума сведет кого угодно. А вот булочника, поди ж ты, не смогла. Ну и булочник у них… какой-то не от мира сего, что ли.
– Ты что-то хотела сказать, Бенедетта? – напомнил брат Диего. – Ну, продолжай же, не бойся!
– А и скажу! – пожала плечами Бенедетта. – Похоже, к колдунье нашей, Аманде, Фиделино неровно дышит.
– Похоже? Почему?
– Да видела я пару раз, как он стоял у ее забора… а ведь дом его совсем в другой стороне, – женщина усмехнулась. – И главное, он меня тогда заметил, ну, Фиделино, сразу как-то смутился да быстрым шагом ушел, даже не поздоровался, вот тут и думай…
– Вижу, Аманда ваша многих с ума свела.
– Да не многих – молода еще! – с какой-то неожиданной ненавистью выкрикнула Бенедетта. – И не наша она – чужачка, из Калельи откуда-то, сирота. Родичи ее в нашем селении жили, да померли, а домишко оставили ей. Повезло дурехе! Но, правду сказать, девица она чистоплотная, двор всегда выметен… почти… Чистюля-то чистюля, а вот, когда мы приходили, у самых ворот валялась шелуха тыквенных семечек. Может, правда, и принесло ветром, не знаю.
Доминиканец вдруг улыбнулся:
– А хорошо вы ее с подругой своей отдубасили!
– Да уж, – посветлела лицом рыжая. – На славу намяли бока!
– Как же она к вам вышла-то? Такая дура?
– А что нам ее звать-то? Выволокли за волосы во двор да отпинали… ой! А нечего чужих мужей сманивать!
Поняв, что попалась, последнюю фразу Бенедетта выкрикнула с вызовом, громко, а уж глазами сверкнула так, что Егор даже пожалел несчастную ведьмочку.
– Так-так, – следователь, конечно же, не упустил момента, – а ну-ка о мужьях поподробнее! Я так понимаю, о Жузепе, лодочнике, супруге подруги твоей, Эужении, речь идет?
– О нем, – спокойно кивнула женщина. – Чего уж тут скрывать-то. А дело так было: Жузеп как раз шапку потерял, хорошую шапку, кожаную, да не в этом дело, а в облатке, что в шапку вшита была, Эужения и вшила. Не простая облатка, от самой Пресвятой Черной Девы, у паломников куплена с горы Монтсеррат.
– Ого! – брат Диего восхищенно цокнул языком. – Вещь добрая.
– Так и я ж говорю! Была бы простая шапка, а так… жалко все-таки. Я в этот день в гости зашла к подруге, там и булочник был, Фиделино, – заказанный пирог принес. Шапку эту – облатку! – за разговором и вспомнили, так булочник возьми да и скажи: мол, какую-то шапку на заборе у Аманды-знахарки видел – там, мол, и висит. Ну, мы собирались недолго… Шапку-то там и нашли! Издалека еще увидали…
– Понятно все с вами. – Инквизитор махнул рукой и, отправив Бенедетту во двор, наконец велел привести ведьму.
