Бросил её два года назад, оставил их в лачуге…
Мне было, конечно, жаль её, но при этом я никак не мог представить себе Мелиссу, живущую в Махопаке с двумя детьми. Как следствие, я никак не мог прочувствовать, что эта новость как-то меня касается, зато что я мог представить, очень живо и назойливо, это Мелиссу, высокую и стройную, в кремовом шёлковом облегающем платье, в день нашей свадьбы, потягивающую мартини в квартире Вернона в Вестсайде, зрачки её расширяются… и она улыбается мне через комнату. Я вижу её идеальную кожу, блестящие, чёрные, прямые волосы, доходящие до середины спины. Вижу её большой изящный рот, не дающий никому ввернуть ни слова…
Официантка возвращается с заказом.
Мелисса была умнее, чем остальные вокруг неё, умнее меня, и явно умнее старшего брата. Она отвечала за планирование программ на небольшом кабельном телеканале, но я всегда думал, что она будет делать большие дела, станет редактором ежедневной газеты, режиссёром фильмов, или прорвётся в Сенат.
Когда официантка ушла, я поднял стакан и сказал:
– Жаль, что так вышло.
– Да, и правда жаль.
Но сказал он так, будто мы обсуждаем слабое землетрясение в какой-нибудь невыговариваемой азиатской республике, о котором он слышал в новостях и упомянул для поддержания разговора.
– Она работает? – не оставлял тему я.
– Да, чем-то занимается, надо думать. Чем, не знаю. Мы с ней не так часто говорим.
Меня озадачило это замечание. По дороге в бар и пока он выбирал столик, и пока Мы заказывали и ждали напитки, передо мной пролистался фотоальбом воспоминаний о нас с Мелиссой, и о том кусочке гармонии, что достался нам – как, например, в день свадьбы дома, у Вернона. Психотронная, черепноутробная связь… Эдди с Мелиссой, например, стоят между двух столбов перед Сити Холлом… Мелисса занюхивает дорожки, уставившись в зеркало, лежащее у неё на коленях, смотрит через сыпучие белые полосы на собственное прекрасное личико… Эдди в ванной, в разных ванных, и в разных стадиях поганого самочувствия… Мелисса и Эдди борются за бабло и за то, кто большая свинья со скатанной двадцаткой. У нас была не столько кокаиновая свадьба, сколько кокаиновое супружество – как однажды вольно заметила Мелисса, “кокаиновое дело” – так что, независимо от того, что в действительности я чувствовал к Мелиссе, а она ко мне, неудивительно, что нас едва хватило на пять месяцев, а может, удивительно, что и на столько хватило, не знаю.”
Всё равно. Здесь и сейчас стоял другой вопрос – что случилось с ними? Что случилось с Верноном и Мелиссой? Они крепко дружили и всегда играли большую роль в жизни друг друга. Они присматривали друг за другом в большом плохом городе, и были друг для друга последней апелляционной инстанцией в вопросах отношений, работы, квартир, интерьера. В этих братско-сестринских отношениях, если бы Вернону я не нравился, Мелисса тут же бы меня бросила – хотя лично я, если я вообще, как любовник, имею право говорить, бросил бы старшего брата. Но вот так вот. Такой вариант даже не рассматривался.
Ладно, тогда – это тогда. Сейчас – это сейчас. Явно что-то изменилось.
Я посмотрел, как Верной делает очередную олимпийскую затяжку своей сверхлёгкой, низкосмоляной ментоловой сигареты. Попытался придумать, что бы сказать по поводу сверхлёгких, низкосмоляных сигарет, но никак не мог выкинуть из головы Мелиссу. Хотел поспрашивать его о ней, разузнать, что точно сейчас у неё творится, но уже не уверен был, какое право я имею – если имею вообще – на информацию. Я не понимал, до каких пор обстоятельства жизни Мелиссы теперь не моё дело.
– Зачем ты куришь эту фигню? – спросил я, наконец, доставая из кармана пачку “Кэмэл” без фильтра. – Куришь, как дышишь, а смысл?
– Да, но в последнее время это единственное моё дыхательное упражнение. Если бы я курил твои, – говорит он, кивая на “Кэмэл”, – я бы уже лежал в больнице, подключенный к системе жизнеобеспечения. Но это не наш метод.
Я решил, что попробую снова завести разговор про Мелиссу попозже.
– А ты чем занимаешься, Верной?
– Верчусь помаленьку.
Эта фраза могла значить только то, что он по-прежнему барыжит. Нормальный человек сказал бы: “Я работаю на “Майкрософт”, или “Я готовлю фастфуд в “Обеде Моэ”. Но нет, Верной “вертится”. Тут мне пришло в голову, что мысль Вернона о помощи вполне сведётся к предложению дешёвого ширева.
Гадство, я мог бы догадаться.
Вот только разве я не догадывался? В первую очередь именно ностальгия по старым временам заставила меня пойти за ним.
Я собрался было уже проехаться на тему его явной антипатии к респектабельному трудоустройству, когда он сказал:
– На самом деле я сейчас работаю в некотором роде консультантом.
– Как?
– В фармацевтической компании.
Брови мои сдвинулись, и я повторил его слова с вопросительным знаком на конце.
– Да, в конце года у нас выходит эксклюзивная продуктовая линейка, и мы пытаемся набрать клиентскую базу.
– Это что, Верной, новый уличный жаргон? Я давно ушёл из этой тусовки, понимаю, но…
– Нет, нет. Всё как есть. На самом деле, – он обежал глазами бар, а потом заговорил тише, – именно об этом я и хотел поговорить, об этой твоей… творческой проблеме.
– Я…
– Люди, на которых я работаю, создали потрясающее вещество. – Он залез в карман куртки и достал кошелёк. – Вот оно, в таблетке. – Из кошелька он вытащил пластиковый пакетик с герметичной молнией поверху. Открыл его, взял правой рукой и вытряс что-то на ладонь левой. И протянул мне эту руку посмотреть. В центре лежала крошечная белая таблетка без маркировки.
– Вот, – сказал он. – Возьми.
– Что это?
– Просто возьми.
Я протянул ему раскрытую правую руку. Он перевернул кулак, и таблеточка упала мне в ладонь.
– Что это? – вновь спросил я.
– Названия пока нет, в том плане, что у него есть лабораторное имя, но это буквенно-цифровой код. Человеческое название придумают позже. Но клинические испытания уже прошли, и оно получило одобрение FDA*. Он посмотрел на меня так, словно ответил на вопрос.
* Сокр. от Food Drug Administration – Управление по контролю за продуктами и лекарствами США.
– Ладно, – сказал я. – Названия пока нет, но клинические испытания прошли, одобрение получено, но что это за хуйня вообще?
Он отхлебнул водки и затянулся сигаретой. Потом сказал:
– Знаешь, как от наркоты настаёт пиздец? Ты кайфуешь, принимая их, а потом чувствуешь себя совсем хуёво? И, в конце концов, вся твоя жизнь… идёт псу под хвост, да? Рано или поздно, но так всё и происходит, я прав?
Я кивнул.
– Вот, с этим так не бывает. – Он ткнул в таблетку у меня на ладони. – Эта прелесть, можно сказать, действует строго наоборот.
Я переложил таблетку с ладони на стол. Потом отхлебнул виски.
– Верной, прошу, хватит, я не старшеклассник, ищущий, где бы купить первую дозу. Я к тому, что я не…
– Поверь мне, Эдди, ничего подобного ты сроду не принимал. Я серьёзно. Просто проглоти, и сам всё увидишь.
Я уже долгие годы ничего не употреблял, именно по тем причинам, что упомянул Верной. Желание у меня время от времени просыпалось – тоска по этому вкусу на задней стенке глотки, и по блаженным часам скорострельных разговоров, и по случайным проблескам божественных форм и структур в обсуждении
