фотографиями. Это еще жена занималась подборкой его личного архива. Сам Владимир Андреевич из-за нехватки времени и желания сваливал все фотографии в кучу. А она выспрашивала у него – где сделан снимок и когда, кто на фотографии? Потом вклеивала в альбомы и делала своим калиграфическим почерком подписи. Любила она порядок и в доме, и в любом деле, за которое бы ни взялась. Такой характер. Он же разделял работу и домашние дела. Дома все было более запущено после строгого порядка на службе.
Он долго искал альбом за нужный год. Тот оказался одним из нижних в стопке. Долго Владимир Андреевич не заглядывал в свой архив. Как-то все не до воспоминаний было. Вот фотографии того периода. Перелистал раз, перелистал два. Было много разных людей. Многих он уже и не помнил. И советских офицеров, и афганцев. Даже пленные моджахеды были запечатлены. Но Тарханова на снимках не было.
Они познакомились, когда Тарханов носил еще по три маленькие звездочки на каждом погоне. В Афган из Туркестанского и Среднеазиатского военных округов были переброшены два батальона специального назначения. Один из них первоначально расположили в провинции Фарьяб, второй в провинции Саманган.
Костомаров, тогда еще подполковник, хорошо помнил эти дни. Он сам принимал новые подразделения. И много крепких слов отпустил в адрес отправляющих. Потому что, если кавалериста посадить на танк, он никогда не станет готовым танкистом, а танкист не сможет запустить ракету в зенитном комплексе, если ему на петлицы навесят знаки со скрещенными пушками. Не бывает спецназа, сформированного спешно по приказу свыше. Спецназ ГРУ – это всегда тщательная и долговременная подготовка солдат и офицеров. А потом уже использование их в боевых действиях. Эти же два батальона были сформированы наспех. Просто перевели солдат и даже офицеров из обыкновенных строевых частей в новую, переодели в десантную форму и назвали спецназом. Учитесь, ребята, в бою...
А бои шли тяжелые. Особенно к востоку от Кабула, где долину Панджшер – почти двести километров, контролировали войска инженера Масуда[1]. На всей протяженности от Джебаль-ус-Сираджа до Нуристана не было ни одного селения, где советские солдаты или правительственные войска могли бы чувствовать себя спокойно. А именно там проходила дорога, по которой шло снабжение нашей армии и самого Кабула из Советского Союза. Инженер Масуд не пускал чужих на свою территорию. И выбить его никак не могли. Туда, в самый разгар боев, и перебросили срочно батальон из провинции Фарьяб. Там они и начали учебу.
Они учились и гибли, учились и гибли. Кто выживал, тот научился. Но эффективность действий такого спецназа была невелика. Ни в какое сравнение он не шел с кабульской отдельной ротой, которая состояла из подготовленных спецов и, выполняя сложнейшие задания, практически не несла потерь.
И только зимой восемьдесят четвертого, когда один из батальонов перевели на базу в Газни, началось качественное переформирование. Костомаров сам принимал в этом переформировании участие и хорошо помнил те дни. Пришли настоящие, обученные и опытные офицеры-спецназовцы, прислали подготовленных солдат и сержантов, батальон усилили бронетехникой и даже, чего долго добивались, вертолетами. И начиная с февраля, после завершения подготовки, уже после первой же операции, проведенной батальоном, поползли слухи о «сверхпарнях». За пару месяцев спецназовцы ГРУ уничтожили несколько караванов с оружием и кучу складов моджахедов. До этого бесперебойное снабжение войск оппозиции из Пакистана и Ирана прервалось. Это уже была профессиональная работа диверсантов из русской армейской разведки.
Вот тогда Владимир Андреевич и познакомился со старшим лейтенантом Тархановым, командиром роты спецназа, прибывшим на усиление батальона.
Трещала, словно грозовая туча в аккумуляторах играла, рация на плечах у ефрейтора радиста.
– Памир, Памир! Я Соловей! Отвечай! Как слышишь? Отвечай!
– К чертовой матери! – выругался подполковник. – Наладишь связь, тогда и зови.
Вообще здесь, в горах, связь всегда работает из рук вон плохо. Говорят, что внутри горных отрогов богатые месторождения всех металлов Периодической таблицы Менделеева. И металлические руды экранируют, не дают наладить связь. Легче под огнем вестового сгонять, чем с кем-то поговорить по радио. А связь так нужна именно сейчас, когда пришли сведения, которые необходимо передать трем взводам спецназа, ушедшим в рейд.
Владимир Андреевич нервничал. Нервничал и комбат Угрюмов, курил сигарету за сигаретой, ругал почем зря связистов и вообще все окружающие горы и долины. Операция так хорошо и тщательно готовилась и теперь могла сорваться из-за такого пустяка, как отсутствие устойчивой связи с рейдовиками.
– Кто хоть там командует? С головой парень?
– Тарханов. Старлей. С новым пополнением прибыл, – хмуро ответил Угрюмов.
– Необстрелянный?
– Да как сказать... У нас еще не воевал. А так – Ангола, Мозамбик, Сальвадор и еще что-то там. Не знаю я, как к ним относиться. Он боевик, а не командир. Здесь совсем другое дело.
– Это уже легче... Может, сообразит, – чуть успокоился Владимир Андреевич.
Он сам прошел тот же путь, что и этот незнакомый ему старлей. Имеет тот же опыт диверсионной работы в других странах. Комбат же, кроме Афгана, за плечами не имеет ничего, но считает, что этот опыт и есть главный. В чем-то Угрюмов прав. Работа в маленькой офицерской группе существенно отличается от командирской должности здесь. Офицер – это воин-профессионал. А Тарханов повел с собой группу солдат, которых сам обучал перед прибытием в Афган, за которых должен отвечать. Но может ли он так же надеяться на их умение, как должен был бы надеяться на боевых офицеров?
Ситуация сложилась нестандартная. Агентура донесла, что идет большой караван со «стингерами». Ох уж эти «стингеры», сколько бед они доставляют авиации... Командование поставило жесткие условия – караван уничтожить. Группа вышла. И когда до предполагаемого времени встречи осталось меньше суток, пришло еще одно сообщение – другой караван движется впереди основного. Караван с наркотиками.
Посылать вертолет – можно спугнуть моджахедов. Кто знает, где у них сидят свои люди, как они контролируют подступы к долине, где и должно развернуться действие. Какими средствами связи располагают. Группу высаживали далеко от основного направления, чтобы сбить возможных информаторов со следа. Сначала связь была устойчивая. Все шло по плану. А в последние сутки эфир доносит только треск, писк и молчание.
Если Тарханов не разберется, он может принять первый караван за нужный и завязнуть в бою с ним, а в это время второй – основной – просто обойдет их, если не захочет прийти первому на помощь. Владимир Андреевич специально приехал в батальон, чтобы проконтролировать ход операции. Как он хотел бы оказаться сейчас там, вместе с этим старлеем, чтобы самому принять участие в действии. Самому всегда легче, самому всегда кажется, что поступишь правильно.
Сколько трубок было выкурено за это время... Сколько шагов пройдено по небольшой комнате... Ожидание утомляло, напряжение нарастало. Так же нервничал и комбат, который связывал многие надежды с пополнением батальона. И вот первая операция, такая важная, и нечаянно получилось, что такая сложная.
– Есть, товарищ подполковник! – Ефрейтор-связист даже закричал от радости. – Памир на связи.
Первым до трубки допрыгнул подполковник. Комбат оказался рядом и вытянул мощную шею, стараясь приблизить свое ухо к трубке.
– Памир, я Соловей. Слушаю тебя.
– Соловей! Я – Памир. Докладываю. Задание выполнено. Прошу выслать вертолет для вывоза раненых. Срочно. Обязательно с врачом. Повторяю. Срочно вертолет с врачом...
– Второй караван...
– Второй караван уничтожен. Первый я пропустил через себя. Иду на преследование. Вышлите вертолет за ранеными. Я оставляю им прикрытие.
– Сколько раненых?
– Четыре человека. Один тяжелый. Один с серьезными ожогами. Вертолет требуется немедленно.
– Почему так долго молчали в эфире?
– Заметил наблюдателей противника. Сохранял молчание в целях маскировки. Когда вертолет будет – мать вашу! – я спрашиваю?
Владимир Андреевич растерянно передал трубку рации комбату. Оперативные вопросы уже ему решать. А самого подполковника просто возмутила речь старшего лейтенанта в эфире. Конечно, никто тому не представлялся, и не знал старлей, с кем разговаривает. Но тем не менее...
А впрочем... Вдруг представил Владимир Андреевич себя на месте командира роты – там раненые, вертолет требуется немедленно, а его начинают сначала расспрашивать... Старлей прав. В первую очередь он заботится о своих людях, а потом уже отвечает на вопросы. Что ему за дело до беспокойного ожидания в штабе. Так и надо себя вести. Тогда и твои люди будут на тебя надеяться, будут идти за тобой в бой, зная, что ты не бросишь их в беде. Тысячу раз прав старлей!
Комбат уже отдал распоряжение о вывозе раненых. Передавал летчикам координаты – отмеченную на карте точку. Вернулся к подполковнику. Он, конечно же, слышал, как командир роты покрыл матом старшего по званию. И ждал реакции, готовый, Владимир Андреевич видел, грудью встать на защиту своего офицера.
– Боевой парень, а? – со смехом спросил подполковник. – А ты говоришь, опыта у него нет. У него школа хорошая. Я сам через эту школу проходил. И язык... тоже, надо сказать, хороший. За своих парней глотку перегрызет.
– А у нас все такие, – ответил комбат. – Иначе нам не выжить.
– Дождусь я, пожалуй, его. Посмотреть хочу, что за старший лейтенант такой выискался.
Раненых вывезли быстро. Только узнать у них, как прошла операция, не удалось. Солдат сразу отправили в госпиталь. А полностью группу эвакуировали лишь на следующее утро. Причем пришлось вызывать для этого еще и штурмовые вертолеты. Старший лейтенант Тарханов догнал и уничтожил первый караван, но едва успел закончить этот бой, как тут же ввязался в следующий – с подоспевшей к духам помощью. Ему пришлось бы туго, но он вовремя отступил на господствующую высоту и оттуда применил против моджахедов «стингеры», которые захватил в уничтоженном караване. Ручные ракетные установки класса «земля – воздух» оказались вполне пригодными и для использования в классе «земля – земля».
Бой в окружении длился почти всю ночь. Когда от роты пришло сообщение и просьба о применении штурмовых вертолетов, Владимир Андреевич сам вылетел вместе с подмогой к месту боя. И даже удивился, увидев сверху всю картину.
Тарханов умудрился занять не просто первую попавшуюся высоту, а целую крепость, со стенами-брустверами, выложенными из крупных камней-валунов, с полнопрофильными окопами. Даже недоумение возникло – как же сами моджахеды не заняли такую позицию раньше спецназовцев, они-то знают местность гораздо лучше пришельцев. Как потом оказалось, каменные бастионы солдаты сами выстроили ночью, выкатывая валуны по кругу, и окопы вырыли сами же.
– Да, – уже после возвращения на базу, выслушав это объяснение, сказал Владимир Андреевич, – ты своих пацанов натаскал здорово.
– Они в два раза превышают норматив времени по рытью окопов.
– Это хорошо. А где твой автомат?
– А я из него стрелять не люблю, – упрямо наклонив голову и чувствуя – привычный уже, видимо, к этому, – что предстоит очередная придирка старшего
