Там, на экране, отснятые материалы. Сара Брум таскает мешки с компостом, скользкие белые пластиковые мешки с коровьим навозом. На каждом мешке отпечатано черными буквами: «Вес: 50 фунтов».
Она по прежнему глядит на экран. Смотрит не отрываясь. Лицо напряженное, словно все мышцы собрались в тугой комок точно посередине. Брови. Губы. Вот они, эти злосчастные пять минут, которые положат конец ее жизни, и она это знает. Мое коротенькое ДПСК, которое снова вернет ее в рабство «синих воротничков».
Может быть, ее больная спина вдруг поправилась. Может быть, она притворялась с самого начала. Но одно очевидно: она – никакой не инвалид. С такими ручищами, как у нее, она могла бы выступать в каком нибудь шоу с номером «Силовая борьба с крокодилами».
Сара Брум, я просто хочу, чтобы ты знала, как я тебя понимаю. Прямо сейчас, в эту минуту, когда ты читаешь инструкцию на коробке с крысиным ядом, хочу сказать тебе вот что: эта первая неделя, когда я был инвалидом, абсолютно беспомощным и ни на что не способным – она была самой лучшей за всю мою взрослую жизнь.
Вот она, мечта всех фермеров. Всех железнодорожных кондукторов и официанток, которые хоть раз в жизни брали недельный отпуск, чтобы пожить на природе в кемпинге; в один прекрасный, удачный день товарный поезд слишком быстро влетит в поворот и сойдет с рельсов, или ты поскользнешься на пролитом молочном коктейле, и все – можно жить полной жизнью, поселившись поблизости от какой нибудь безымянной гравиевой дороги. Счастливым калекой
Это, может быть, не совсем то, что называют «хорошей жизнью», но это «вполне неплохая жизнь». Стиральная машина с сушилкой на крытом деревянном помосте рядом с трейлером. Сплошной металл в облупившейся краске, в волдырях и нарывах ржавчины.
Если бы она меня слышала, если бы она стала слушать, я бы сказал Саре Брум, где именно располагается сонная артерия. И куда лучше бить молотком по голове, чтобы наверняка.
Нет, Сара Брум просто просит меня подождать пять минут. Она выходит, а я остаюсь в сарае. Закрывается дверь. Слышно, как щелкает висячий замок.
Прямо сейчас, в эту минуту, она точит нож. Перебирает свою одежду, брюки и блузки, джинсы и свитера, ищет вещи, которые больше не будет носить.
Я жду ее, я кричу ей, что все хорошо. Что ей не надо себя казнить. То, что она сейчас делает, это правильно. Я кричу ей, что это единственный способ покончить со всем этим раз и навсегда.
***
Вместо того чтобы его убивать, она записала на видеокамеру его признание. Всю историю. Про убийство Льюиса Ли Орлеана. А потом спрятала кассету и отвезла его в больницу.
– Вот это я называю счастливым концом… – говорит нам Агент Краснобай.
Стоя за стойкой буфета в холле, Агент Краснобай говорит:
– Но она поступила умнее, эта Сара Брум.
Отпуск по американски – Стихи об Агенте Краснобае
– Американцы принимают наркотики, – говорит Агент Краснобай, – потому что не знают, как распорядиться своим досугом.
Вот они и глотают перкодан, викодин, оксиконтин.
Агент Краснобай на сцене, видеокамера у него в руке – как маска, скрывающая половину лица.
На нем – коричневый костюм из магазина готового платья. Коричневые ботинки.
Горчичко желтый жилет. Прямые каштановые волосы зачесаны назад.
Желтый галстук бабочка и белоснежная выходная рубашка.
Экран его белой рубашки мерцает,
пестрит узором из лиц известных актеров.
На сцене вместо луча прожектора – фрагменты из фильма:
инвентарная видеоопись,
кадры с изображением зрительного зала.
Сплошные ряды людей, и все, как один,
аплодируют – без единого
звука.
Агент Краснобай стоит в позе, щадящей левую ногу; старается, чтобы основная нагрузка приходилась на правую.
На месте одного глаза светится индикатор
ЗАПИСЬ
красная точка включенной видеокамеры.
Сбоку, вместо одного уха
встроенный микрофон.
Он слышит лишь собственный голос.
Агент Краснобай говорит:
– Американцы умеют работать, как никто другой в мире.
А также учиться и конкурировать.
Но когда дело касается отдыха – с этим у нас беда.
Какая с отдыха прибыль?! С него ничего не возьмешь.
На Олимпийских играх нет медалей для самого неторопливого.
За первое место в чемпионате мира по лени не дадут положительных рекомендаций.
Агент говорит под жужжание автофокуса:
– Мы хорошо побеждаем и умеем проигрывать – этого у нас не отнять.
Вкалывать до упада – это мы можем.
Но мы не способны угомониться.
Забить на все и насладиться заслуженным отдыхом.
– Вместо этого, – говорит он себе под нос, – у нас есть марихуана и телевидение.
Пиво и валиум.
И медицинская страховка.
Которую мы пополняем по мере необходимости.
17
Есть истории, сказал бы вам мистер Уиттиер, которые ты рассказываешь и тем самым используешь. А есть истории, которые используют тебя.
Мисс Америка держится за живот обеими руками, забравшись с ногами на желтое кресло в готической курительной комнате; сидит на корточках и раскачивается взад вперед, ее плечи укутаны шалью. Непонятно, то ли это так вырос ее живот, то ли на ней слишком много всего надето. Она раскачивается взад вперед, ее руки расчерчены красными линиями воспаленных следов от кошачьих когтей. Она говорит:
– Знаете, что такое ЦМВ, цитомегаловирус? Вирусное заболевание, смертельно опасное для беременных. И его переносят кошки.
– Если тебе неудобно насчет кота, – говорит Недостающее Звено, – так тебе и надо.
Держась за живот и раскачиваясь взад вперед. Мисс Америка говорит:
– Вопрос стоял так: либо я, либо кот…
Мы все сидим во «Франкенштейновой комнате» перед камином из желтого с красным стекла. Сидим и присматриваемся друг к другу. Берем на заметку. Запоминаем все жесты, все реплики диалога. Ведем
